Чтение 16–й страницы книги ~Человек, который ненавидил Маринину~

— Так сделайте то, что невозможно! — рявкнул Всеволод Андреевич, нервно закуривая сигарету.

Крестовоздвиженский и Демарин сокрушенно вздохнули.

Ярцев посмотрел на подчиненных и расстроенно покачал головой.

— Черт! — сказал он. — Достали меня с этим делом.

Гоша и Юра сочувственно кивнули, ожидая продолжения.

— Сегодня с утра мне позвонил генерал Зубатин, — брезгливо поморщился полковник, — и устроил мне дикий разнос за плохую работу моего отдела. Он потребовал немедленных результатов по делу Вермеева и Ужик и намекнул, что неудача в этом расследовании может стоить мне должности. Как я понял, на него надавил кто-то из правительства, причем надавили очень круто. Кстати, генерал поинтересовался, работает ли у меня сотрудник по фамилии Христопродавцев.

— О господи! — охнул Гоша. — Это она! Неужели эта психопатка уже и до правительства добралась?

— Он имеет в виду Аглаю Тихомировну Вермееву, — пояснил Юра. — Она почему-то упорно продолжает называть Гошу Христопродавцевым.

— Можешь не объяснять, — махнул рукой Ярцев. — Я сразу понял, откуда ветер дует. Мать Вермеева уже успела побывать у меня с жалобой на Георгия Христопродавцева, который ничего не предпринимает, чтобы разыскать убийцу ее сына.

— Ну и как вам она? — с любопытством спросил Крестовоздвиженский. — Впечатляет, да? До знакомства с ней я и не подозревал, что подобные женщины существуют.

Полковник поежился.

— “Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет”, — ядовито процитировал он. — Глядя на Аглаю Тихомировну, я поймал себя на мысли, что, возможно, для Вермеева было бы лучше умереть при рождении. Так вот. Я уже успел провести свое маленькое расследование. Аглая Тихомировна была активным членом общества “дам, занимающихся политикой”. Наверняка тут не обошлось без этой толстозадой феминистки Тамары Безбожной, перетрахавшей всю мужскую половину Государственной думы. Так что мы влипли. С нас живыми не слезут до тех пор, пока убийца Вермеева не предстанет перед судом.

— А что будет, если мы не найдем убийцу? — встревожился Гоша.

— Об этом, сынок, тебе лучше даже и не думать, — мрачно посмотрел на него Ярцев.

* * *

— Чистяков этого не делал, — уверенно заявил Игорь. — Я знаю его. Он не способен никого убить.

— Чистяков? — вытаращила на него глаза Оля. Она еще не была в курсе подробностей сложной семейной жизни объекта своей любви. — Ты имеешь в виду мужа Каменской? Чего он не делал?

— Ах, извини, ты еще не все знаешь, — вздохнул Игорь. — Марина является моей сестрой только по легенде. На самом деле она — мой муж Алексей Чистяков.

Оля зажмурилась и потрясла головой. Она попыталась представить, что сказала бы на это Людмила Алексеевна. Нет, маме лучше об этом не знать.

— Если Марина твой муж, то кто же тогда Егор Буданов? — взяв себя в руки, поинтересовалась Оля.

— По легенде он играет роль мужа моей сестры, — объяснил Игорь. Кузина вздохнула.

— Давай договоримся, — попросила она. — Раз уж я по легенде адвокат Марины, давай впредь называть всех согласно легенде. Это нам поможет избежать путаницы. Никаких Чистяковых, Колобков и генералов Заточных. Не забывай, что мы работаем под прикрытием. Не стоит рисковать. Нас могут подслушать, и тогда наша легенда накроется.

— Ты права, — кивнул головой Игорь. — Я имел в виду, что Марина никого не убивала. Она не способна на убийство.

— Мне она сказала то же самое. Я верю ей, но, к сожалению, их взяли практически с поличным. Милиции известно, что она не ладила с Егором и собиралась с ним развестись. Ее задержали вместе с негром-стриптизером над свежим трупом Егора. Их руки были в крови, а рядом валялся окровавленный булыжник в женском ажурном чулке от Диора. Подобные чулки стоят пятьдесят долларов пара. Марина сказала мне, что у нее были точно такие чулки, так что я не удивлюсь, если окажется, что чулок, надетый на орудие убийства, принадлежал твоей сестре. В такой ситуации единственный способ спасти Марину — это найти настоящего убийцу.

— Я найду его, — решительно заявил Игорь. — Но для этого мне понадобится твоя помощь.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещала Оля. — Это мой долг как адвоката.

— Этот милиционер, Крестовоздвиженский, он ведь влюблен в тебя, — задумчиво произнес Игорь. — Надо этим воспользоваться. Одни мы не справимся. Ты должна заставить его помогать нам. Имея доступ к информации, которой располагает милиция, мы отыщем убийцу гораздо быстрее.

— Но… — начала было Оля.

— Никаких “но”, — резко оборвал ее Игорь.

* * *

Гоша Крестовоздвиженский выкроил полчаса, чтобы заскочить к себе домой и перехватить пару бутербродов с чашкой черного кофе. На обеды в столовой его скромной милицейской зарплаты явно не хватало.

В полутемном подъезде привычно пахло мочой. Машинально Гоша отметил появившуюся под криво нацарапанным на стене призывом “Удавим гидру жидомасонского правительства” свежую, хотя и устаревшую на восемь десятилетий, надпись: “Да здравствует электрификация всей страны!” Крестовоздвиженский поднял глаза вверх. Лампочка в плафоне отсутствовала.

Вздохнув, Гоша направился к лифту. Там было еще темнее. Он нащупывал впотьмах кнопку вызова, когда от стены с тихим сопением отделилась черная и зловещая, как адский мрак, фигура. При виде тянущихся к его горлу огромных, как свиные окорока, рук с толстыми широко растопыренными пальцами застигнутый врасплох милиционер завизжал, как подстреленный заяц.

— Эй, ты что, успокойся! — трясла Гошу за лацканы пиджака слегка ошеломленная его реакцией Аглая Тихомировна. — Да что с тобой, Христопродавцев? Орешь как блаженный! А еще милиционер. Неудивительно, что убийцы спокойно разгуливают по улицам.

Все еще дрожащий Гоша прижал руки к бешено бьющемуся сердцу.

— Вы что, совсем с ума сошли? — простонал он. — Нельзя же так набрасываться на людей! Так и до инфаркта можно довести.

Аглая Тихомировна неодобрительно поджала губы.

— Кишка у тебя тонка, Христопродавцев. Вот и Сереженька мой такой же был. Умный был, много денег зарабатывал, а все равно — кишка была тонка.

— Хотел бы я посмотреть на вашу реакцию, если бы на вас так же неожиданно напали в темном подъезде.

— А ты попробуй, — усмехнулась бывшая крановщица. — Вот тогда и поглядим, кто кого.

— Сдаюсь, — грустно сказал Гоша. — Заранее признаю свое полное поражение.

— И как таких в милицию берут? — жалостно произнесла Аглая Тихомировна. — Вам же с преступниками надо бороться. У тебя пистолет-то хоть есть?

— Есть, — кивнул Гоша.

— И то хорошо, — вздохнула Вермеева. — Я вот с чем пришла. Найди убийцу моего сына. У меня деньги есть. Сереженька оставил мне много денег. Сколько хочешь тебе заплачу, только найди мне убийцу.

Аглая Тихомировна всхлипнула и, неуклюже нашарив в сумочке платок, прижала его к глазам.

Она сгорбилась, опустила плечи и, казалось, даже стала меньше ростом. Она больше не напоминала Гоше разбушевавшегося Илью Муромца. Перед ним была крупная и очень несчастная пожилая женщина, недавно потерявшая сына.

Гоша смущенно кашлянул и легонько коснулся ее плеча.

— Мне не надо ваших денег, — сказал он. — Я и так сделаю все, что смогу, чтобы найти убийцу. Не беспокойтесь, он не уйдет от правосудия.

Все еще не пришедший в себя от испуга, пережитого в подъезде, Крестовоздвиженский жевал бутерброд с докторской колбасой без всякого аппетита. Он уже не в первый раз подумал, что, возможно, он ошибся, решив посвятить себя уголовному розыску. Для этой работы он был слишком чувствителен. Кроме того, он оказался плохо подготовлен к грубой реальности милицейской жизни. Поступая на службу, Гоша был твердо убежден в том, что добро побеждает зло и справедливость рано или поздно должна восторжествовать.

Приобретенный жизненный опыт упорно убеждал его в обратном. “Плохие парни” почему-то жили намного лучше порядочных и честных людей, а если справедливость иногда и торжествовала, это происходило слишком редко, к сожалению, намного реже, чем на страницах российских детективов. И все-таки, несмотря ни на что, Крестовоздвиженский любил свою работу.

Звонок телефона заставил его вздрогнуть.

"Что-то у меня нервы совсем расшатались”, — подумал Гоша, поднимая трубку.

— Ой, это вы! — блаженно улыбнулся он, услышав мелодичный голос Оленьки Кузиной.

— Мне очень нужно поговорить с вами. С вами и с вашим напарником, — сказала Оля.

— А вы уверены, что присутствие напарника так уж необходимо? — разочарованно поинтересовался Гоша.

— В этот раз — да, — засмеялась Кузина.

— Ловлю вас на слове, — сказал Крестовоздвиженский. — Только, чур, без обмана.

— Договорились, — ответила Оля.

* * *

Отражающиеся в блестящей полированной крышке серебряного портсигара выпуклые серые глаза из-за искажения на изогнутой поверхности казались огромными, круглыми и выпученными, как у морского окуня. Владелец портсигара задумчиво перевернул его и, наверное, в тысячный раз прочитал надпись на обороте: “За 25 лет доблестной службы в Комитете государственной безопасности…” Двадцать пять лет жизни — и серебряный портсигар. Больше ничего, если, конечно, не считать воспоминаний. Очень неприятных воспоминаний.

Нет, он не испытывал угрызений совести. То, что он делал, он делал для своей страны. Он убивал не ради удовольствия, а подчиняясь приказам. Он никогда не задумывался о моральной стороне своих действий. Приказ есть приказ, и его надо исполнить.

Он больше не служил в КГБ, но продолжал убивать, снова выполняя приказы, идущие свыше.

И хотя ему, как и раньше, говорили, что это он делает для блага страны, отставной подполковник КГБ понимал, что все теперь обстоит иначе. Страны больше не было. Советский Союз распался, как бусинки порванного ожерелья. Люди, отдающие приказы, утверждали, что они собираются снова нанизать бусинки на нитку, но он знал, что этого не произойдет. Грязная работа, которую он выполнял, приносила огромные деньги, якобы предназначенные для того, что ОНИ называли ДЕЛОМ. Ему, конечно, тоже кое-что перепадало но по сравнению с тем, что получали ОНИ, это были жалкие крохи.

Он больше не собирался довольствоваться объедками с барского стола. Убийство Вермеева при несло ему 900 тысяч долларов. Неплохо по российским меркам, но для приличной жизни на Западе явно недостаточно. Проблема была в том, что у него не было СПИСКА. Имя Вермеева он получил почти случайно. Еще несколько имен — и он навсегда оставит эту страну и свое прошлое. В том случае, конечно, если ОНИ не поймут, что он начал работать на себя. Что ж, риск есть риск. Он уже давно стал частью его жизни. Он рискнет еще раз — и выиграет. Обязательно выиграет. Иначе просто не может быть.

* * *

— Решительно любовь лишает человека разума, — укоризненно покачал головой Юра Демарин. — Это же очевидно. Кузина собирается убедить тебя, что Буданова не виновна в убийстве. Чего еще можно ожидать от адвоката?

— Но ведь Буданова и Тамба категорически отрицают свою причастность к смерти Егора.

— А ты ожидал, что они сразу так и сознаются? Мы провели обыск и в галерее Будановой, в ее кабинете, нашли второй чулок, точно такой же, как тот, что мы обнаружили на месте преступления.

— Пока еще не установлено, были ли это чулки из одной и той же пары. Но даже если и так, с моей точки зрения, это означало бы, что Марина невиновна. Она далеко не дура, а оставить на месте преступления подобную улику может только последний кретин. Да и вообще, зачем ей портить пятидесятидолларовый чулок, когда гораздо проще купить на рынке за трешку обычные отечественные колготки?

— Может, у нее времени не было. Схватила то, что подвернулось под руку. Скорее всего она собиралась захватить чулок с собой, а потом его уничтожить. Она явно не ожидала, что милиция появится чуть ли не в момент совершения преступления.

— И все-таки мне кажется, что ты должен пойти на эту встречу. Оля просила.

— Ты слышал, что сказал полковник? — раздраженно произнес Юра. — Он требует немедленных результатов по делу Вермеева. Начальству явно не до шуток, так что нам нужно искать убийцу, а ты вместо этого пускаешь слюни, предаваясь мечтам об очередном предмете своей любви.

— Она не очередной предмет. Я знаю, что это навсегда! — торжественно заявил Гоша.

— То же самое ты говорил насчет той грудастой блондинки из универсама. Или ты забыл? А продавщица хомяков с Птичьего рынка, которая проходила по делу об ограблении ювелирного магазина? Насколько я помню, ты напился как сапожник и собирался застрелиться из табельного оружия, узнав, что она намеревается выйти замуж за директора салона автосервиса.

— Это было совсем другое дело, — поморщился Крестовоздвиженский.