безразличия. Это была та улыбка, которую, как я представляю себе,
скульптор смело и богохульственно высекает на невыразительном,
бесстрастном лике Будды.
честь. Меня и вас ждет Стайнер. И в каком-то смысле по одной и той же
причине. В одном случае - это моя жена, в другом - моя дочь.
христианин, Джонс?
вам: вы ненавидите, а не презираете меня. Презрение рождается из полного
крушения надежд. Большинство людей не способны пережить крушение надежд,
сомневаюсь, чтобы способны были на это и вы. Их надежды для этого слишком
мелки. Когда ты презираешь, это похоже на глубокую, неизлечимую рану,
преддверие смерти. И пока у тебя еще есть время, надо за эту рану
отомстить. Когда тот, кто эту рану тебе нанес, умер, надо мстить другим.
Если бы я верил в бога, я, вероятно, захотел бы отомстить ему за то, что
он сделал меня способным чувствовать разочарование. Кстати - это чисто
философский вопрос, - как можно отомстить богу? Христиане, наверное,
скажут: заставить страдать его сына.
ненавидеть. По-моему вы сумасшедший.
улыбочкой, полной несказанного превосходства. - Вы человек не слишком
большого ума, Джонс, не то в ваши годы не переводили бы для заработка
письма о шоколадках. Но иногда у меня возникает желание поговорить с
человеком, даже если это и выше его понимания. На меня такое желание
находит порой и когда я сижу с одним из - как их называла моя дочь? - с
одной из жаб. Забавно следить за их восприятием. Никто из них не осмелится
назвать меня сумасшедшим, как это сделали вы. Это ведь может лишить их
приглашения на мой следующий ужин.
Монтгомери притворяется, что меня понимает. "Ох, до чего же я с вами
согласна, доктор Фишер", - говорит она. Дин злится: он не переносит, когда
что-нибудь недоступно его пониманию. Говорит, что даже "Король Лир" - это
полная чепуха, потому что знает: он сыграть его не способен даже в кино.
Бельмон внимательно слушает и сразу же меняет тему разговора. Подоходные
налоги научили его увертливости. Дивизионный... Я только раз при нем
сорвался, когда не мог больше вынести глупости этого старика. А он на это
только хмыкнул и сказал: "Шагом марш под грохот орудий". Он, конечно,
никогда не слышал орудийного залпа - разве что ружейные выстрелы на
учебном полигоне. Кипс - самый лучший слушатель... Думаю, он надеется
извлечь хоть зернышко здравого смысла из того, что я говорю, авось
пригодится. Ах да, Кипс... он мне напомнил, зачем я вас вызвал.
Наследство.
своего маленького капитала дочери, но только пожизненно. Потом капитал
должен был отойти к ребенку, который мог у нее родиться, но, так как дочь
умерла бездетной, деньги возвращаются ко мне. Чтобы показать, что она меня
"прощает" - как нагло указано в завещании. Будто мне не плевать на ее
прощение - прощение за что? Если я приму эти деньги, я как бы соглашусь
принять и ее прощение - прощение женщины, которая изменила мне с
конторщиком мистера Кипса.
мяукающую пластинку. Если вы спрашиваете, совокуплялась ли она с ним, -
нет, в этом я не уверен. Возможно, но я в этом не уверен. Да я и не придал
бы этому большого значения. Животный инстинкт. Я бы мог выбросить это из
головы; но она предпочитала его общество моему. Конторщика мистера Кипса с
нищенским жалованьем!
чтобы наставлять вам рога.
смерть пойдут ради денег. А из-за любви не умирает никто, Джонс, разве что
в романах.
предпринял ли я эту попытку из-за любви или из страха перед непоправимым
одиночеством?
слова: - Поэтому деньги эти ваши, Джонс.
хватало.
могли, небольшими деньгами ее матери.
собирались родить. - И я добавил: - Когда кончится лыжный сезон.
хлопья, словно планета перестала вращаться и, успокоившись, лежала в
снежном лоне.
фразы: - Это будет мой последний ужин. Это будет величайшее испытание.
вам кое-чем обязан. Вы унизили их на ужине с овсянкой больше, чем мне пока
удавалось. Вы не стали есть. Вы отказались от подарка. Вы были
посторонним, и вы показали, что они такое. Как они вас ненавидели. А я
получил такое удовольствие!
малейшего негодования. Бельмон даже прислал мне на рождество
поздравительную открытку.
унизило. Им надо было как-то отговориться, сделать вид, что ничего не
произошло. Знаете, что Дивизионный сказал мне через неделю (придумала это
миссис Монтгомери, вероятно): "Вы чересчур сурово обошлись с вашим зятем,
не дали бедняге подарка. Разве он виноват, что в тот вечер у него было
расстройство желудка? С каждым из нас это могло случиться. Кстати, меня
самого немножко мутило, но я не хотел портить вам забаву".
обещаю. И отличная еда. Это я вам тоже обещаю.
посоветовали через миссис Монтгомери давать им чеки, вот они их и получат.
сумму. Я хочу, чтобы вы присутствовали и своими глазами увидели, до чего
они дойдут.
придется испытать.
Он поднял над головой елочную хлопушку, наподобие того, как священник на
ночной мессе поднимал святые дары, будто собираясь сделать важное
сообщение своему послушнику: "Это плоть моя". Он повторил: - Я хочу... - И
опустил хлопушку.
но, как видно, долгая, зябкая поездка из Женевы нагнала на меня сои, и,
может, пикируясь с Фишером, я сумел хоть на полчаса забыть, до чего
бессмысленной стала моя жизнь. Я заснул сразу, как и вчера, у себя в
кресле и увидел доктора Фишера с лицом, размалеванным, точно у клоуна, с
усами, торчащими вверх, как у кайзера; он жонглировал яйцами, не роняя ни
одного. Он доставал все новые и новые яйца из сгиба руки, из-за спины, из
воздуха - он создавал эти яйца, и в конце по воздуху летали сотни яиц.
Руки его сновали вокруг них, как птицы, потом он хлопнул в ладоши - яйца
упали на землю, лопнули, и я проснулся: "Доктор Фишер приглашает Вас на
Последний ужин". Он должен был состояться через неделю.
делать? Попытка умереть не удалась. Ни один врач не прописал бы мне в том
состоянии, в каком я находился, ничего, кроме успокоительного. Хватило бы
у меня мужества, я бы поднялся на верхний этаж и выбросился из окна - если
бы окно там открылось, в чем я сомневаюсь, - но мужества у меня не
хватило. "Несчастный случай" на машине может вовлечь посторонних и к тому
же не гарантирует смертельного исхода. Револьвера у меня не было. Я думал
обо всем этом, а вовсе не о письме к испанскому кондитеру, которого все
еще волновало отношение басков к конфетам с ликерной начинкой. После
работы я не покончил самоубийством, а пошел в первый же кинотеатр по
дороге домой и просидел час на вялом порнофильме. Движения обнаженных тел
не вызывали ни малейшей сексуальной эмоции - они были похожи на рисунки в
доисторической пещере, непонятные письмена людей, о которых я ничего не
знал. Я подумал, выходя: "Вероятно, надо поесть", зашел в кафе, заказал
чай с пирожным, а потом подумал: "Зачем я ел?" Не надо было мне есть. Это
ведь тоже способ умереть - голодная смерть, но я тут же вспомнил мэра