подушку. А Энн даже в этот момент твердила себе: "Это не со мной. Это не я.
Убивают других. Не меня". Жажда жизни не давала ей поверить, что это может
быть конец всего, ее собственный конец, конец любящего, жизнерадостного "Я".
Жажда жизни не давала ей отчаяться, утешала даже тогда, когда подушка
закрыла ей лицо; не позволила вполне осознать этот ужас, когда Энн
попыталась сопротивляться его рукам, сильным и пухлым, липким от сахарной
пудры.
принесла ледяной дождь: град жалил асфальт тротуаров, оставлял рябины на
крашеном дереве скамей. Спокойно прошагал мимо констебль в тяжелом
дождевике, блестевшем от воды, словно мокрый асфальт; фонарик в его руке
освещал темные промежутки от одного фонаря до другого. Не взглянув на
Ворона, он произнес: "Доброй вам ночи". Его беспокоили только парочки: это
их он высматривал на улице, в декабре, в холод и ледяной дождь; парочки в
темных закоулках, налитые дешевым портером, - знамение нищих страстей
провинциального города.
какого-то укрытия. Он не хотел отвлекаться от мыслей о Чалмондели, о том,
как отыскать этого человека в Ноттвиче. Но то и дело обнаруживал, что думает
о девушке, которой в это утро угрожал. Почему-то ему вспомнилась кошка,
оставшаяся там, где он жил, в "Кафе Сохо". Он очень привязался к этой кошке.
Энн". "Да вы вовсе не урод". Ворон думал, она так и не догадалась, что он
собирался ее убить; наивно не подозревала о его намерении, точно как
котенок, которого когда-то ему пришлось утопить; и он с удивлением отметил
про себя, она ведь его не выдала, хотя и знала, что за ним охотится полиция.
Может быть, даже поверила ему.
сильнее, чем от холода. Он привык, что все те, с кем он сталкивался в жизни,
оставляют привкус горечи. Ворон был порождением ненависти; ненависть создала
эту тощую, словно бесплотную, смертоносную фигуру, бредущую сквозь дождь,
уродливую и загнанную. Мать Ворона родила его, когда отец был в тюрьме, а
шестью годами позже, когда мужа повесили за новое преступление, она
перерезала себе горло кухонным ножом; потом был приют. Ворон никогда ни к
кому не испытывал нежности; таким он был создан, таким представлял себя и
по-своему гордился - хоть и странная то была гордость - полученным
результатом: иным он быть не желал. Он вдруг испуганно подумал, что должен,
как никогда раньше должен оставаться самим собой, иначе ему не спастись. От
нежности ведь за пистолет не схватишься.
машину туда не ставят. Там хранились детская коляска и манеж, валялись
пыльные куклы и кубики. Там Ворон и укрылся, он промерз до костей, насквозь;
и только кусок льда, который он всю жизнь носил в сердце, вдруг стал
оттаивать. Этот острый ледяной осколок оттаивал, причиняя невыносимую боль.
Ворон приоткрыл дверь гаража чуть шире: пусть те, кто патрулирует прибрежный
район, не думают, что он залез в гараж украдкой; любой прохожий мог
спрятаться в чужом гараже в такую погоду; любой - только не тот, за кем
охотится полиция, не обладатель заячьей губы.
делился гаражом на две половины. Ворон чувствовал себя стиснутым стенами из
красного кирпича. И с той и с другой стороны дома доносились звуки радио.
Из-за одной стены он мог слышать, как нетерпеливая рука то и дело меняет
настройку, переключает станции, переходя с одних волн на другие;
риторический пассаж из Берлина сменялся оперной музыкой из Стокгольма. В
другой части дома по Британской национальной программе какой-то пожилой
критик читал стихи. Ворон не мог не слышать, стоя там, между коляской и
манежем, глядя из гаража в ночь, на черный град:
которого повесили; о матери, перерезавшей себе горло в кухне подвального
этажа; о нескончаемой череде людей, причинивших ему боль или вред. Пожилой,
хорошо поставленный официальный голос читал:
поживем - увидим. С бабами всегда так.
оно снова стало надежным и твердым и не причиняло боли.
этом Национальная служба Британского радио свою программу заканчивает.
Доброй вам ночи, дорогие радиослушатели".
Сондерсом сразу же поехал в Управление полиции. Улицы были почти пусты:
Ноттвич укладывался спать рано. Кинотеатры закрывались в половине
одиннадцатого, и через четверть часа центр города пустел, люди разъезжались
- кто трамваем, кто автобусом. Единственная ноттвичская проститутка все еще
бродила по рыночной площади, посинев от холода под своим промокшим зонтом,
да пара-другая бизнесменов задержалась в холле "Метрополя", чтобы выкурить
по сигаре напоследок. Машину заносило на обледеневшей мостовой. Совсем рядом
с Управлением полиции, у входа в театр Матер заметил афиши "Аладдина" и
сказал Сондерсу: "Моя девушка играет в этом спектакле". Он был горд и
счастлив.
Матера. Информация о том, что Ворон вооружен и доведен до отчаяния,
придавала розыску более серьезный характер, чем в иных случаях. Начальник
полиции был толст и взволнован. Когда-то, еще до войны, он составил
состояние, занимаясь торговлей; во время войны получил офицерское звание и
был назначен начальником военного трибунала в Ноттвиче. Он гордился, что
заработал репутацию грозы пацифистов. Это несколько сглаживало неудачи в
семейной жизни, отношения с женой, которая его откровенно презирала. Поэтому
он и приехал в Управление встретить Матера: будет чем похвастаться дома.
Матер сказал:
ноттвичским поездом и его билет был сдан контролеру. Женщиной.
сюда, он выпил бутылочного пива, а оно всегда потом давало о себе знать.
Старший инспектор сказал:
банкнот во все магазины, гостиницы и пансионы.
указал на важнейшие точки города: вокзал, река, Управление полиции.
гостиницы?
рассеянности поворачиваясь к своему начальству спиной, - многие из них дают
приют на ночь случайным людям.
вроде того. Заходят минут на десять, двери всем открыты.
ничего подобного нет и быть не может.
при патрульных обходах таких участков. Пошлите самых сообразительных.
Надеюсь, в газетах уже опубликованы сведения о его внешности? Он - один из
самых ловких медвежатников в Англии.
инспектор. - Жаль мне этого чертяку, если он себе пристанища на ночь не смог
найти.
полиции. - Всем нам не повредило бы хватануть по глоточку. А то я выпил
слишком много пива. Дает знать. Виски, конечно, лучше, только жена не терпит
запаха.
инспектора он глядел с каким-то детским удовольствием, словно хотел сказать:
что за радость, ребята, мы снова вместе и можем выпить по стаканчику. Но
старший инспектор прекрасно знал, как этот старый черт гоняет любого, кто
послабей и пониже чином.
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Прозоров Александр
Мурич Виктор
Белогорский Евгений
Самойлова Елена