Чтение 16–й страницы книги ~Почетный консул~

появятся фигуры двух незнакомых мужчин, но увидел только худенькую девушку
в непомерно больших солнечных очках - впору разве что аквалангисту.

- Покупает солнечные очки, как другие бижутерию. Я продал ей уже пары
четыре, не меньше.

- Кто она?

- Вы должны ее знать. Только что о ней говорили. Жена Чарли Фортнума.
Или, если хотите, его девица.

Доктор Пларр поставил пиво и вышел в магазин. Девушка разглядывала
солнечные очки и так была этим поглощена, что не обратила на него
внимания. Стекла у очков были ярко-фиолетовые, оправа желтая, а дужки
инкрустированы осколками чего-то похожего на аметисты. Она сняла свои очки
и примерила новые, они сразу состарили ее лет на десять. Глаз было совсем
не видно; на стеклах двоилось лишь фиолетовое отражение его собственного
лица. Продавщица сказала:

- Мы их только что получили из Мар-дель-Платы. Там они в большой моде.

Доктор Пларр знал, что Грубер, наверное, следит за ним по телевизору,
но что ему до этого? Он спросил:

- Они вам нравятся, сеньора Фортнум?

Она обернулась:

- Кто?.. Ах, это вы, доктор... доктор...

- Пларр. Они вас очень старят, но вам ведь можно и прибавить себе
несколько лет.

- Они слишком дорогие. Я примерила их просто так...

- Заверните, - сказал доктор продавщице. - И дайте футляр...

- У них свой футляр, - сказала та и стала протирать стекла.

- Не надо, - сказала Клара. - Я не могу...

- От меня можете. Я друг вашего мужа.

- Вы думаете, что тогда можно?

- Да.

Она подпрыгнула; как он потом узнал, так она выражала радость, получая
любой подарок, даже пирожное. Он не встречал женщин, которые до того
простодушно принимали бы подарки, безо всякого кривлянья. Она сказала
продавщице:

- Давайте я их надену. А старые положите в футляр.

В этих очках, подумал он, когда они вышли из магазина Грубера, она
больше похожа на мою любовницу, чем на мою младшую сестру.

- Это очень мило с вашей стороны, - произнесла она, как хорошо
воспитанная школьница.

- Пойдем посидим у реки, там можно поговорить. - Когда она
заколебалась, Пларр добавил: - В этих очках вас никто не узнает. Даже муж.

- Вам они не нравятся?

- Нет. Не нравятся.

- А я думала, что у них очень шикарный вид, - сказала она
разочарованно.

- Они хороши как маскировка. Поэтому я и хотел, чтобы они у вас были.
Теперь никто не узнает, что я иду с молодой сеньорой Фортнум.

- Да кто меня может узнать? Я ни с кем не знакома, а Чарли дома. Он
отпустил меня со старшим рабочим. Я сказала, что хочу кое-что купить.

- Что?

- Да что-нибудь. Сама не знаю, что именно.

Она охотно шла рядом, следуя за ним, куда ему вздумается. Его смущало,
что дело оборачивается так просто. Он вспоминал, как глупо боролся с
собой, когда ему вдруг захотелось повернуть машину и поехать назад, в
поместье, сколько раз на прошлой неделе ему не спалось, когда он
раздумывал, как бы изловчиться и снова ее увидеть. Неужели он не понимал,
что это так же легко, как пойти с ней в каморку у сеньоры Санчес?

- Сегодня я вас не боюсь, - сказала она.

- Потому что я сделал вам подарок?

- Да, может, поэтому. Никто ведь не станет дарить подарки тем, кто ему
не нравится, правда? А тогда я думала, что вам не нравлюсь. Что вы мой
враг.

Они вышли на берег Параны. В реку выдавалось небольшое пятиугольное
здание, окруженное белыми колоннами, в нем, как в храме, стояла обнаженная
статуя, полная классической невинности, и глядела на воду. Уродливый
желтый дом, где он снимал квартиру, был скрыт за деревьями. Листья,
похожие на легчайшие перышки, создавали ощущение прохлады, потому что были
в вечном движении - они шевелились от ветерка, не ощутимого даже кожей.
Вверх по реке, фырча против течения, прошла тяжелая баржа, а над Чако
тянулась всегдашняя черная полоса дыма.

Она села и стала смотреть на Парану; когда он глядел на нее, он видел
лишь собственное лицо, отраженное в зеркале очков.

- Бога ради, снимите эти очки, - сказал он. - Я не собираюсь бриться.

- Бриться?

- Я и так смотрю на себя в зеркало два раза в день, с меня этого
хватит.

Она покорно сняла очки, и он увидел ее глаза - карие, невыразительные,
неотличимые от глаз других испанок, которых он знал. Она сказала:

- Не понимаю...

- Да я уж и сам не помню, что сказал. Правда, что вы замужем?

- Да.

- И как вам это нравится?

- По-моему, это все равно как если бы я надела платье другой девушки, а
оно на меня не лезло, - сказала она.

- Зачем же вы это сделали?

- Он так хотел на мне жениться. Из-за денег, когда он умрет, чтобы они
не пропали. А если будет ребенок...

- Вы уже и об этом позаботились?

- Нет.

- Что ж, вам теперь все-таки лучше, чем у матушки Санчес.

- Тут все по-другому, - сказала она. - Я по девочкам скучаю.

- А по мужчинам?

- Ну, до них-то мне какое дело?

Они были одни на длинной набережной Параны; мужчины в этот час
работают, женщины ходят за покупками. Здесь на все свое время: время для
Параны - вечер, тогда вдоль нее гуляют молодые влюбленные, держась за
руки, и молчат.

Он спросил:

- Когда вам надо быть дома?

- Capataz [старший рабочий (исп.)] в одиннадцать зайдет за мной к Чарли
в контору.

- А сейчас девять. Что вы до тех пор собираетесь делать?

- Похожу по магазинам, потом выпью кофе.

- Старых друзей навестите?

- Девочки сейчас спят.

- Видите тот дом за деревьями? - спросил доктор Пларр. - Я там живу.

- Да?

- Если хотите выпить кофе, я вас угощу.

- Да?

- Могу и апельсиновым соком.

- Ну, я апельсиновый сок не так уж и люблю. Сеньора Санчес говорила,
что нам нельзя пьянеть, вот почему мы его пили.

Он спросил:

- Вы пойдете со мной?

- А это не будет нехорошо? - сказала она, словно выспрашивала у
кого-то, кого давно знает и кому доверяет.

- У матушки Санчес это же не было плохо...

- Но там надо было зарабатывать на жизнь. Я посылала деньги домой в
Тукуман.

- А как с этим теперь?

- Ну, деньги в Тукуман я все равно посылаю. Чарли мне дает.

Он встал и протянул ей руку:

- Пошли.

Он бы рассердился, если бы она заколебалась, но она взяла его за руку
все с той же бездумной покорностью и пошла через дорогу, словно ей
предстояло пройти всего лишь по дворику сеньоры Санчес. Однако войти в
лифт она решилась не сразу. Сказала, что никогда еще не поднималась в
лифте - в городе было не много домов выше чем в два этажа. Она сжала его
руку - то ли от волнения, то ли от страха, а когда они поднялись на
верхний этаж, спросила:

- А можно сделать это еще раз?

- Когда будете уходить.

Он повел ее прямо в спальню и стал раздевать. Застежка на платье заела,
и она сама ее дернула. Когда она уже лежала на кровати и ждала его, она
сказала:

- Солнечные очки обошлись вам гораздо дороже, чем поход к сеньоре
Санчес.

И он подумал, не считает ли она, что этими очками он заплатил ей
вперед.

Он вспомнил, как Тереса пересчитывала песо, а потом клала их на полочку
под статуэткой своей святой, словно это был церковный сбор. Позднее они
будут аккуратно поделены между ней и сеньорой Санчес; то, что сверх таксы,
давали отдельно.

Когда он лег, он с облегчением подумал: вот и кончилось мое наваждение,
а когда она застонала, подумал: вот опять я свободен, могу проститься с
сеньорой Санчес - пусть себе вяжет в своем шезлонге - и с легким сердцем
пойду назад по берегу реки, чего не чувствовал, когда выходил из дома. На
столе лежал свежий номер "Бритиш медикл джорнэл", он уже целую неделю
валялся нераспечатанным, а у него было настроение почитать что-нибудь еще
более точное по изложению, чем рассказ Борхеса, и более полезное, чем
роман Хорхе Хулио Сааведры. Он принялся читать крайне оригинальную статью