Чтение 16–й страницы книги ~Тихий американец~

как наши.

- Я не хочу уходить, - сказала она, но ее слова меня не утешили, в них
слышалось невысказанное "но".

- По-моему, мне лучше выложить свои карты на стол, - заявил Пайл. - Я
не богат. Но когда отец умрет, у меня будет около пятидесяти тысяч
долларов. Здоровье у меня отличное: могу представить медицинское
свидетельство - меня осматривали всего два месяца назад - и сообщить,
какая у меня группа крови.

- Не знаю, как это перевести. Зачем ей ваша группа крови?

- Чтобы она была уверена в том, что у нас с ней могут быть дети.

- Так вот что в Америке нужно для любви: цифра дохода и группа крови?

- Не знаю, мне раньше не проходилось иметь с этим дело. Дома моя мама
поговорила бы с ее матерью...

- Относительно группы крови?

- Не смейтесь, Томас. Я, вероятно, кажусь вам человеком старомодным.
Поймите, я немножко растерялся...

- И я тоже. А вам не кажется, что нам лучше кончить этот разговор и
решить дело жребием?

- Не надо притворяться таким черствым, Томас. Я знаю, вы ее по-своему
любите не меньше моего.

- Ладно, валяйте дальше, Пайл.

- Скажите ей: я и не рассчитываю на то, что она меня сразу полюбит. Это
придет потом. Но я ей предлагаю прочное и почетное положение в обществе.
Романтики тут мало, но, пожалуй, это куда лучше страсти.

- За страстью дело не станет, - сказал я. - На худой конец пригодится и
ваш шофер, когда вы будете в отлучке.

Пайл покраснел. Он неловко поднялся на ноги.

- Это гнусная шутка. Я не позволю, чтобы вы ее оскорбляли. Вы не имеете
права...

- Она еще не ваша жена.

- А что можете предложить ей вы? - спросил он уже со злостью. - Сотни
две долларов, когда вы соберетесь уезжать в Англию? Или же вы передадите
ее своему преемнику вместе с мебелью?

- Мебель не моя.

- И она не ваша. Фуонг, вы выйдете за меня замуж?

- А как насчет группы крови? - спросил я. - И справки о здоровье? Вам
ведь понадобится такая справка и от нее. Может, и от меня? А ее гороскоп
вам не нужен?.. Хотя нет, это обычай не ваш, а других племен.

- Вы выйдете за меня замуж?

- Спросите ее сами по-французски, - сказал я. - Будь я проклят, если
стану вам переводить.

Я отодвинул стул; собака зарычала. Это привело меня в бешенство.

- Скажите вашему проклятому псу, чтобы он помолчал. Это мой дом, а не
его.

- Вы выйдете за меня замуж? - повторил он.

Я сделал шаг к Фуонг, и собака зарычала снова. Я попросил Фуонг:

- Скажи ему, чтобы он убирался вместе со своим псом.

- Пойдемте со мной, - молил Пайл. - Avec moi [со мной (фр.)].

- Нет, - сказала Фуонг, - нет.

И вдруг вся злость у нас обоих пропала: вопрос оказался так прост - его
можно было решить одним словом из трех букв. Я почувствовал огромное
облегчение. Пайл стоял как вкопанный, слегка разинув рот. Он с удивлением
произнес:

- Она сказала "нет"?..

- Настолько она умеет говорить по-английски. - Теперь мне уже хотелось
смеяться: какого дурака валяли мы оба! - Садитесь и выпейте еще виски.

- Мне лучше уйти.

- Последнюю, разгонную...

- Нехорошо, если я все у вас выпью, - пробормотал он себе под нос.

- Я могу достать сколько угодно виски через миссию, - сказал я,
направляясь к столу, и пес оскалил зубы.

Пайл крикнул на него с яростью:

- Лежать, Герцог! Уймись... - Он отер пот со лба. - Мне от души жаль,
Томас, если я сказал то, чего не следовало говорить. Не знаю, что на меня
нашло. - Взяв стакан, он сказал жалобно: - Побеждает более достойный.
Только прошу вас, Томас, не бросайте ее.

- Я и не думаю ее бросать.

- Может, он хочет выкурить трубку? - спросила меня Фуонг.

- Не хотите ли выкурить трубку, Пайл?

- Нет, спасибо. Я не притрагиваюсь к опиуму; у нас в миссии на этот
счет очень строго. Допью и пойду домой. Меня огорчает Герцог. Всегда такой
спокойный пес.

- Оставайтесь ужинать.

- Если вы не возражаете, мне лучше побыть одному. - Он как-то
неуверенно улыбнулся. - Люди скажут, что мы ведем себя чудно. Ах, Томас,
как бы я хотел, чтобы вы могли на ней жениться!

- Вы шутите!

- Нисколько. С тех самых пор, как я побывал там, - помните, в доме
рядом с "Шале", - мне стало так страшно...

Не глядя на Фуонг, он залпом выпил непривычное для него виски, а
прощаясь, не дотронулся до ее руки и только мотнул головой, отвесив
неуклюжий короткий поклон. Я заметил, как она проводила его взглядом, и,
проходя мимо зеркала, увидел в нем себя: верхняя пуговица на брюках была
расстегнута - признак того, что брюшко начало округляться. Выйдя за дверь,
Пайл сказал:

- Обещаю, Томас, с ней не встречаться. Но вы не захотите, чтобы это
вырыло между нами пропасть? Я добьюсь перевода отсюда, как только кончу
свои дела.

- А когда это будет?

- Года через два.

Я вернулся в комнату, думая: "Чего я достиг? С тем же успехом я мог им
сказать, что уезжаю". Ему придется покрасоваться своим истекающим кровью
сердцем всего несколько недель... Моя ложь только облегчит его совесть.

- Приготовить трубку? - спросила Фуонг.

- Подожди минутку. Мне надо написать письмо.

В тот день я писал уже второе письмо, но на этот раз не порвал его,
хотя так же мало надеялся на благоприятный ответ. Оно гласило:

"Дорогая Элен!

В апреле я вернусь в Англию, чтобы занять место редактора иностранного
отдела. Как ты сама понимаешь, большой радости я не испытываю. Англия для
меня - то место, где я стал неудачником. Я ведь так же, как и ты, хотел,
чтобы наш брак длился как можно дольше, хотя и не разделял твоей веры в
бога. По сей день не пойму, на чем мы потерпели крушение (ведь мы оба его
не хотели), но подозреваю, что виной всему мой характер. Я знаю, как зло и
жестоко я порой поступал. Теперь, кажется, я стал чуть-чуть получше - не
добрее, но хотя бы спокойнее, - Восток мне в этом помог. А может, я просто
стал на пять лет старше, да еще в ту пору, когда пять лет - это большой
срок по сравнению с тем, что осталось прожить. Ты была ко мне очень
великодушна и ни разу не попрекнула меня с тех пор, как мы расстались.
Можешь ли ты проявить еще большее великодушие? Помню, перед тем как мы
поженились, ты предупреждала, что развод для тебя вещь немыслимая. Я пошел
на этот риск, и мне как будто не на что жаловаться. И все же я прошу у
тебя развода".

Фуонг окликнула меня с кровати, сказав, что трубка готова.

- Минуточку, - попросил я.

"Если бы я хотел лицемерить, - продолжал я, - то мог бы встать в
благородную позу, изобразить, что все это мне нужно ради кого-то другого.
Но это неправда, а мы привыкли говорить друг другу только правду. Я прошу
ради себя, ради себя одного. Я люблю одну женщину, люблю очень сильно, мы
прожили с ней больше двух лет. Она была мне предана, но может, я знаю, без
меня обойтись. Если я с ней расстанусь, она некоторое время, вероятно,
слегка погорюет, но трагедии для нее не будет. Она выйдет за кого-нибудь
замуж, обзаведется семьей. Глупо, что я все это тебе пишу: сам подсказываю
тебе ответ. Но именно потому, что я говорю правду, ты можешь поверить, что
потерять ее - для меня смерти подобно. Я не прошу тебя "рассудить здраво"
(ведь здравый смысл и так есть только у тебя) или "быть милосердной"
(милосердие - непомерно большое слово для того, о чем я прошу, да и не так
уж я заслуживаю милосердия). Наоборот, я прошу у тебя безрассудства -
поступка, несвойственного твоему характеру. Я хочу, чтобы ты (тут а
задумался, какое бы выбрать слово, и так его и не нашел) чутко ко мне
отнеслась и, не рассуждая, сделала бы то, о чем я прошу. Знаю, что тебе
было бы легче дать опрометчивый ответ по телефону, чем посылать его на
расстояние в тринадцать тысяч километров. Если бы ты протелеграфировала
мне одно слово: "Согласна"!

Когда я кончил письмо, мне показалось, что я долго бежал и у меня с
непривычки болят все мускулы. Пока Фуонг готовила трубку, я прилег на
кровать. Я сказал:

- Он молод.

- Кто?

- Пайл.

- Разве это так важно?

- Я бы женился на тебе, Фуонг, если бы мог.

- Верю, но сестра почему-то сомневается.

- Я написал жене и попросил дать мне развод. Раньше я не делал такой
попытки. А вдруг что-нибудь выйдет?

- Ты всерьез думаешь, что выйдет?