лисиц. Матильда понимает, что это было восемнадцать лет назад - фото
подписано: "Доусон, Клондайк, 16 января 1898 года". Через девятнадцать лет
судьба настигла его в снегу на Сомме.
Больше других Матильде нравится фотография, где Эскимос стирает белье,
стоя в солдатской пилотке с засученными рукавами, и очень спокойно смотрит
прямо в объектив. У него добрые глаза, сильная шея, широкие, внушающие
доверие плечи. Словно обращается к Матильде, говоря - и ей хочется ему
верить, - что защищал Манеша до последней минуты, ибо был достаточно
крепок, достаточно опытен и достаточно пожил, чтобы не дать тому умереть.
МЕЛОЧЕВКА КОРОЛЕВЫ ВИКТОРИИ
Ноябрь.
У отца Матильды, Матье Доннея, есть юрисконсульт, пятидесятилетний
адвокат, симпатичный, услужливый, очень привлекательный, несмотря на
лысину. Он известен скорее как неутомимый защитник сирот и вдов, чем как
их обольститель. Зовут его Пьер-Мари Рувьер. Он знает Матильду с детства.
И так набаловал экскими миндальными пирожными, что навсегда завоевал ее
сердце. Именно к нему, в его обшитый штофом кабинет, Матильда и приехала
за советом, когда выбралась в ноябре в Париж.
Едва она назвала ему Угрюмый Бинго и площадь Оперы, он воздел к небу
руки, завопив, что это нелепица какая-то. Неужто кто-то может поверить,
что пятерых связанных солдат привели на передовую и выбросили за колючую
проволоку - да еще в снег! Это одна из тех злобных выдумок, которые
возникли отнюдь не случайно и разлетались, словно пух одуванчиков, на
протяжении всей войны.
Эсперанца? Жалкий выдумщик, доведенный до крайности, желающий вызвать к
себе интерес, но сразу давший задний ход, едва почувствовал, что зашел
слишком далеко. Фотография солдат? Она ничего не доказывает, ее могли
сделать где угодно. Письмо Манеша, идентичное сделанной копии? Он мог его
продиктовать и в других обстоятельствах. Письмо Фавурье? Такая же
фальшивка, как подделка бордеро в деле Дрейфуса. Не исключено, что этого
капитана Фавурье и вовсе не существовало.
Тем не менее, если подойти к решению военного трибунала с точки зрения
презумпции невиновности, ибо сам факт процесса подтверждается товарищем
Манеша по полку, он, Пьер-Мари Рувьер - "только строго между нами, в знак
старой дружбы" - готов записать в тетрадь с выгравированными инициалами
место действия и имена солдат, названных Матильдой. Он обещает как можно
тщательнее разобраться в этой дичайшей истории.
С тех пор он дважды звонил Матильде на улицу Лафонтен: В первый раз,
чтобы уточнить имя офицера медслужбы, который делал перевязки пятерым
осужденным в разрушенной деревне - его фамилия Сантини. А во второй -
чтобы назначить ей на сегодня свидание в шестнадцать часов у нее дома.
За окном дождь. Пьер-Мари курит крепкие турецкие сигареты, вставив их в
длинный мундштук из слоновой кости. На нем черный галстук, который он
неизменно носит после перемирия в память об умершей в тот день актрисе: он
ее очень любил. Одет во все темное, и лицо у него мрачное. Даже кокетливо
обставленный Мамой маленький салон кажется помрачневшим.
Во-первых, Матильда должна пообещать, что никому не расскажет о том,
что узнает. Эти сведения Пьер-Мари получил благодаря дружбе со штабным
офицером. Тому могут грозить большие неприятности, и он сам дал обещание
сохранить все в секрете. Зная, что является лгунишкой, Матильда без
раздумья дает обещание.
Он садится. Вынимает из внутреннего кармана сложенный листок. За
прошедшие пять недель он неоднократно встречался с этим офицером, чье имя
сохранит в тайне и будет называть его другом Офицером, как будто это его
настоящее имя. Сегодня они пообедали вместе и подвели итог. Хотя некоторые
слова Эсперанцы и подтверждаются собранными документами и свидетельскими
показаниями, оба они убеждены, что все, что поведал Матильде этот старпер,
- сплошная ложь, что события в Угрюмом Бинго предстают совсем в ином
свете. У тех, кто находился в траншее 6 и 7 января, несомненно были куда
более важные заботы, чем экономить патроны, выбросив через настил
приговоренных к смерти солдат.
В маленьком салоне становится светлее. Матильда смотрит на огонь в
камине из розового мрамора и на отблески пламени на золотом перстне
адвоката, когда он разворачивает свой листок. Значит, Угрюмый Бинго
существовал в действительности.
Посмотрев на нее, адвокат опускает голову, говорит "да", что это и
другие детали из рассказа Эсперанцы не вызывают сомнения. Водрузив очки,
он обращается к своим записям.
"Угрюмым Бинго" называлась немецкая траншея, взятая нашими в октябре
1916 года на фронте Соммы, близ Бушавена, и числившаяся под номером 108. В
январе 1917 года ее занимали французские и британские войска. В ночь на 7
января там завязался отчаянный бой, а восьмого, в соответствии с
договоренностью между командованием обеих армий, что исключает какую-либо
связь с данным делом, британцы на этом участке фронта сменили наши войска.
Капитан Этьен Фавурье, тридцати пяти лет, учитель истории,
действительно командовал полубатальоном, находившимся в траншеях 108 и 208
первой и второй линий в воскресенье 7 января 1917 года.
Лейтенант Жан-Жак Эстранжен, двадцати пяти лет, действительно
командовал в Угрюмом Бинго ротой, в которой служили капралы Юрбен Шардоло
и Бенжамен Горд, а также солдат Селестен Пу.
В руках друга Офицера оказался список потерь 7 января. Среди пятидесяти
шести убитых есть имена Фавурье и Эстранжена, а среди семидесяти четырех
раненых - Бенжамена Горда.
Адвокат умолкает, снимает очки и долго-долго разглядывает Матильду.
Наконец говорит: "И вот что еще, моя бедняжка Матти. В списке потерь,
составленном 8 января сержантом разбитой роты, наряду с различными другими
чинами значатся убитыми "приданные батальону 6 января" Клебер Буке,
Франсис Гэньяр, Бенуа Нотр-Дам, Анж Бассиньяно и - раз уж ты хочешь все
знать - Жан Этчевери"
Матильда подкатывает кресло к камину. Наступает пауза. Не оборачиваясь,
она заставляет себя произнести: "Продолжайте, я слушаю"
Точно известно, что лейтенант медслужбы Жан-Батист Сантини, двадцати
семи лет, погиб во время бомбежки в Комбле 8 января 1917 года. Его
непосредственный начальник не помнит, давал ли он ему указание сделать
перевязки приговоренным к смерти. Другу Офицеру этот довольно известный
сегодня врач сказал следующее: "Послушайте, если бы такое имело место, я
бы не забыл". Еще более определенно он высказался относительно фельдшера,
якобы сопровождавшего лейтенанта Сантини: "Так там был еще и фельдшер? Два
человека, в том числе врач, для перевязки пятерых солдат, вы смеетесь?
Никогда бы я не отдал такого приказа!"
Точно известно, что в январе 1917 года на том же участке, что и хутор
Танкур, куда якобы привели осужденных, располагался и драгунский полк.
Друг Офицер получил доступ к документам этого полка и утверждает, что в
них за 6 января нет никаких следов распоряжения о сопровождении
приговоренных. Если только Эсперанца не спутал род войск, что более чем
невероятно для бывалого солдата. Таким образом, это его утверждение тоже
надо поставить под сомнение.
Пьер-Мари разговаривал с главным врачом госпиталя в Даксе и не смог
добиться, чтобы Эсперанцу подозвали к телефону. Старик не покидает
постели, совсем не разговаривает, ничего не помнит, за исключением имени
школьной учительницы, которую он однажды разыграл в детстве и которую,
плача, зовет по ночам.
Командир батальона, в котором Эсперанца служил в январе 1917 года, умер
в тот же год. Но не на фронте, а от разрыва сердца во время семейного
ужина. Его вдова никогда ничего не слышала ни про Угрюмый Бинго, ни о
пятерых приговоренных к смерти, ни вообще о чем-то подобном: она
ненавидела его рассказы о войне.
Вот так. Похоже, все, если не считать главного. Об этом Пьер-Мари узнал
только сегодня во время обеда, что отметает всякие сомнения и закрывает
дело.
Суд действительно состоялся. Действительно в помещении школы в
Дандрешене, близ Сюзанны, на Сомме. Судили двадцать шесть солдат и двух
капралов за нанесение себе увечий. Подобные факты, имевшие место в течение
короткого промежутка времени, конечно, всполошили командование, ибо могли
пагубно отразиться на дисциплине. Их судил военный трибунал 28 и 29
декабря 1916 года. Четырнадцать солдат и один капрал - Франсис Гэньяр -
были приговорены к смерти, остальные - к разным срокам каторжных работ -
от двадцати до тридцати лет.
Сложив листок, Пьер-Мари резко выпрямляется и подходит к камину, у
которого сидит Матильда. Та говорит: "Не вижу оснований для закрытия дела.
Все только начинается".
"Подождите, Матти. Я еще не закончил. Каким образом, вы думаете, мы
получили все эти сведения?"
Ей представляется, что в армейских архивах сохранились протоколы
заседаний военных трибуналов, какие-то следы.
Нет, его друг Офицер - пока - их не обнаружил, во всяком случае
протокола заседания трибунала в Дандрешене, ничего такого. Но зато
обнаружил нечто большее: имя капитана артиллерии "сильного по юридической
части", о котором ей говорил Аристид Поммье после лодочных гонок, то есть
самого защитника Манеша.
Матильда замирает и с бьющимся в горле сердцем смотрит на Пьера-Мари
широко раскрыв глаза и разинув рот, став похожей на рыбу, выброшенную из
воды. Тот несколько раз кивает головой, довольный произведенным эффектом.
"Да-да, Матти, мой друг Офицер отыскал его".
Защитник Манеша, юрисконсульт из Лаваллуа, больше не практикует, живет
на ренту и пенсию по инвалидности в компании кошек и котят в домике при
Андреев Николай
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Белогорский Евгений
Махров Алексей