нам не пришло ни одного клиента - все словно вымерли. Зато у босса было
достаточно времени, чтобы выбить из Алексея Комова деньги на лечение
несчастной Ольги.
делать это нужно прямо сейчас, пока раны не зажили и не превратились в
шрамы, которые потом убрать будет труднее. Но у Ольги, естественно,
таких денег не было. А Алексей уперся и наотрез отказался давать на это
совершенно неприбыльное дело хоть копейку. Три дня босс вел с ним
переговоры, пытаясь пробудить в этом чудовищном сквалыжнике хоть малую
толику совести, но, очевидно, она в нем напрочь отсутствовала. Тогда
Родион пошел на крайнюю меру. Зулии светило около десяти лет строгого
режима без права на амнистию за вымогательство, организацию похищения и
насилие с отягчающими обстоятельствами. В течение этих десяти лет Комов
должен был, по идее, чувствовать себя в относительной безопасности. А
там, глядишь, или Зулия поостынет и образумится, или сам Комов за
границу сбежит. Босс, понимая, что так с Ольгой поступать нельзя и нужно
хоть как-то помочь бедняжке, посоветовался со своим знакомым адвокатом.
Тот напичкал его юридическими терминами и подсказал правильное
направление удара. В результате Родион позвонил Комову и нарисовал ему
очень яркую и убедительную картину ближайшего будущего. Из нее
явствовало, что, если он, Комов, не оплатит заграничное лечение своей
секретарши, босс наймет самых лучших адвокатов, и те с легкостью
добьются для Зулии минимального срока заключения. Если ее вообще не
освободят из-под стражи в зале суда. И тогда Зулия доберется до него
очень и очень скоро. Выцарапает ему глаза и вырвет его сердце вместе с
поджелудочной железой. И ему, Комову, уже никакая операция не поможет,
кроме патологоанато-мического вскрытия, во время которого установят, что
погиб он страшной, мученической смертью и жить уже никогда не будет.
Через два часа Комов, смертельно бледный и дрожащий, уже звонил в дверь
нашего офиса.
семнадцатью с половиной тысячами баксов и попросил сделать все, чтобы
Ольга стала еще краше, чем прежде. И добавил, что Зулии все-таки пусть
так, но удалось вытащить из него деньги, за что он не простит ее до
конца своих дней. Он ушел, и мы были уверены, что больше никогда его не
увидим. И слава богу...
вводила бухгалтерские проводки. Занятие это не доставляло мне никакого
удовольствия, и я уже давно подумывала о том, что пора бы нам найти
профессионального бухгалтера, хотя бы на период подготовки и сдачи
баланса. Я, конечно, мастерица на все руки, но, не дай бог, в расчеты
вкрадется ошибка или я не правильно оформлю что-то - и все, нас замучат
проверками, арестуют счет, а то и вовсе фирму закроют. Босс на все эти
аргументы отрицательно вертел головой и ворчал, что лишние свидетели
нашей нелегальной финансовой деятельности нам не нужны. Мне оставалось
лишь тяжко вздыхать в ответ и соглашаться к нашим деньгам никого из
чужих и близко подпускать нельзя, если мы не хотим загреметь в каталажку
за уплату фиктивных налогов. Но бухгалтер все равно бы не помешал...
нажатия спрятанной под крышкой моего стола кнопки. Когда кто-то приходил
и звонил, я смотрела в видеофон и, если человек мне нравился, сразу
впускала его, а если нет, то сначала подробно расспрашивала. Но еще не
было ни одного случая, чтобы в результате я кого-то не впустила -
клиенты нынче на вес золота, и нужно было пользоваться любой
возможностью вытянуть из людей деньги, если они у тех имелись. И мои
личные предпочтения здесь были неуместны. Ладно бы очередь стояла, за
три месяца вперед записывались, а то ведь нет, совсем даже наоборот -
впору самим по городу бегать и свои услуги навязывать. Мне даже иногда
приходила в голову дикая мысль самой подстраивать людям неприятности, а
потом за их же деньги помогать им от них избавляться. Но босс вряд ли
поддержал бы эту идею, поэтому я сидела, помалкивала и вводила эти
чертовы проводки, думая о том, что, видно, хорошо жить все стали, если
ни у кого никаких проблем нет. А может, просто нет денег, чтобы
заплатить нам за решение этих проблем...
да еще нажала ввод. Машина начала считать заведомо не правильную задачу.
Проклятье!
видеофон и посмотрела на монитор.
густой щетиной лицо, фонарь под левым глазом, распухшие синюшные губы с
кровоподтеками, мутный бессмысленный взгляд, замызганная кепка на
голове, из-под которой выглядывали нечесаные, поседевшие волосы, все это
вырисовалось во весь экран да еще и скалилось, обнаруживая отсутствие
переднего зуба.
запах, исходящий, как правило, от подобных существ, но все же собралась
с духом, включила микрофон и спросила:
мусорные ящики. Потом опомнился и снова уставился в глазок.
того, чтобы впускать его, на лице у него не написано, я соединилась с
боссом и попросила:
пределах видимости ни одного клиента, тоскливо вздохнул и недовольно
проворчал:
физиономию на экране и погрустнел еще больше.
него дело. Впускать?
потом три дня держаться будет - он у них стойкий. - Он повел носом, еще
раз взглянул на пришедшего и уже с ноткой заинтересованности спросил:
опять нажал на звонок и быстро прохрипел:
головой:
нем заработаем?
камерой грязный бомж.
кабинету. У двери обернулся. - Только сначала спроси, может, он не
знает, куда пришел...
его внутрь. Одежда на нем выглядела еще хуже, чем физиономия.
Подобранное, очевидно, на помойке, некогда серое, а теперь
грязно-бесцветное, покрытое сальными пятнами пальто с оттопыренными
карманами было разорвано под мышками.
алюминиевая проволока. Снизу свисали абсолютно мятые коричневые штанины,
сбираясь крупными складками на двух разных ботинках: правый был черный,
с острым носом, а другой синий, с тупым. Но зато каблуки были одинаковой
высоты, что, очевидно, позволяло ему не хромать при ходьбе. Кепка на
голове была под цвет левого ботинка, как и воротник рубашки, видневшейся
из-под пальто, что говорило о его приверженности какому-то стилю и
вкусу. Но все это еще полбеды.
непереносим. Я тут же зажала нос платочком, достала из стола дезодорант
и обильно опрыскала все вокруг, включая самого бомжа, который терпеливо
ждал окончания процедуры, видимо давно привыкнув к подобным вещам. И
даже глаза закрывал, подлец, чтобы не попало! Но даже не извинился.
на дверь кабинета.
рассматривая налипшую на ботинки грязь. - Наслежу ведь...
распахнула перед ним дверь.
сидел за столом с марлевой повязкой на лице и что-то сосредоточенно
писал в своей тетради, которая, как я давно поняла, была дневником.
Больше всего на свете мне хотелось хоть краешком глазика заглянуть в
него, но, к сожалению, я не знала, где босс его прячет.
Мария, подстели туда газету, что ли...
Березин Федор
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Распопов Дмитрий