не слышит. Уж третьи сутки Зорге висит на колючей проволоке. "Проклятая
война!" - шепчут его недвижимые губы. - "Проклятый Христос, который
позволил создать этот ад на земле..."
В глазах темнеет, он слышит запах гари разорвавшегося снаряда. Нет,
это не снаряд - пахнет горелым человеческим мясом.
Рихард вскакивает и не понимает, что с ним, что происходит.
Он в своей комнате на улице Нагасаки. Уже рассвело. На полках вдоль
стен книги, древние манускрипты и восточные статуэтки. Все как обычно. Но
откуда этот приторный запах гари? Комнату затянуло дымом. Так вот в чем
дело! На тахте спит князь Урах - вчера засиделись почти до рассвета, и он
остался ночевать у Зорге. Заснул с непогашенной сигаретой, сухая морская
трава затлела, как трут. Зорге бросился к спящему, столкнул его на пол,
раздвинул "седзие" - бумажные рамы и вышвырнул дымящуюся тахту наружу.
Альбрехт Урах сидел на полу и непонимающе мигал глазами, на его красивом
лице застыла растерянность. Рихард закричал в ярости:
- Ду, менш, "Ты, человек (нем.)." ты когда-нибудь слышал запах
горелого человечьего мяса? Я получил это удовольствие на войне, черт
побери! Там нас жгли из огнеметов... С меня довольно. Я не хочу нюхать
твой паленый зад! Убирайся!..
Рихард метался по комнате, охваченный страшными воспоминаниями. С
каким упорством повторяются кошмары прошлого вот уже много лет!
Там, на колючей проволоке, он стал противником войны, а еще через
некоторое время сделался коммунистом. Здесь, на переднем крае невидимого
фронта, он тоже борется против войны, защищает социалистическое Отечество.
Но он член нацистской партии - партии Гитлера, у него есть значок на
булавке, которая колет грудь. Теперь он "партейгеноссе" - товарищ по
партии всей этой сволочи... У него есть партийный билет нациста и номер -
два миллиона семьсот пятьдесят одна тысяча... Вот сколько людей уже
оболванил Гитлер...
Зорге все еще находился под впечатлением тяжелого сна. Да еще эта
горелая морская трава. Идиот Урах... Рихард не подбирал слов, когда
злился, он ни к кому не подлаживался, и это лучший способ маскировки.
Сейчас он обрушил свой гнев на князя фон Ураха, руководителя нацистской
организации Токио - Иокогама, корреспондента "Фелькишер беобахтер" -
газеты, которая принадлежит Гитлеру.
Зорге присел на свою тахту, по телу разлилась противная слабость.
Страшно болела голова. Последние дни Зорге старался побороть грипп, но
болезнь, видно, не отпускала. Словно умываясь, он потер ладонями лицо.
- Что с тобой? - озабоченно спросил Урах. - Ты болен?
Рихард прилег и опять будто провалился в горячий мрак.
...Болезнь оказалась тяжелой, после гриппа снова поднялась
температура, началось воспаление легких. Это встревожило его друзей.
Приезжал врач из посольства, назначил лечение, но Рихарду не стало лучше.
Появился Мияги, но, увидев, как плохо Рихарду, хотел уйти. Зорге остановил
его, просил остаться и рассказать о встречах, наблюдениях, разговорах.
Между прочим, Мияги сказал:
- На этих днях один штабной офицер из военно-воздушных сил сказал
мне, что скоро ему придется принимать гостей из Германии, приезжает
военная делегация...
Сообщение было крайне важным. В Токио уже давно появились неясные
слухи, будто между Японией и Германией идут какие-то переговоры. Фраза,
оброненная японским майором, была еще одним подтверждением этого.
- Я должен поехать в посольство, - возбужденно заговорил Зорге,
силясь подняться с постели. - Это же очень важно! Надо предупредить Одзаки.
Истоку все же убедил Зорге остаться дома. Он пообещал достать ему
какое-нибудь новое лекарство у своего доктора. Мияги давно был болен
туберкулезом, и за ним наблюдал опытный врач.
Доктор Ясуда был пожилой человек, имевший широкую практику среди
высокопоставленных пациентов. Его кабинет посещали государственные
чиновники, советники, их жены, представители военных кругов, семьи
промышленников, актеры, художники. Среди пациентов Ясуда оказался и Иотоку
Мияги. Он исправно являлся на прием, подружился с общительным доктором,
знал его взгляды, и однажды, когда Ясуда, закончив осмотр больного,
выписывал ему рецепт, художник сказал:
- Ясуда-сан, мне говорили друзья, что с вами можно советоваться не
только по поводу болезней...
Ясуда поднял очки и вопросительно посмотрел на Мияги.
- Что вы хотите сказать?
- Меня интересует, как вы смотрите на обстановку в Германии, на
укрепление фашизма.
- Германия далеко от нас, - уклончиво ответил Ясуда. - Говорят, что
Европа только полуостров азиатского материка, значит, Германия - глухая
провинция. Меня привлекают куда более близкие вещи...
Однажды художник Мияги оказался последним на приеме у доктора. Они
проговорили до позднего вечера о фашизме в Европе, о том, что в Японии
военщина тоже рвется к власти, о маньчжурских событиях, об угрозе войны с
Советской Россией. Доктор Ясуда разделял взгляды Мияги. Под конец художник
прямо спросил:
- Ясуда-сан, скажите откровенно, вы могли бы помочь нам добиться
того, чтобы Япония и Россия жили в мире?
- Кому это вам?
- Тем, кто против войны и фашизма, Вскоре доктор Ясуда стал одним из
главных информаторов Мияги - высокопоставленные лица охотно вели
доверительные беседы с лечащим их врачом.
На этот раз доктор Ясуда сам заговорил о том, что его волновало. Он
тоже слышал кое-что по поводу переговоров, которые идут; или должны идти,
между японскими и немецкими дипломатами. От своего пациента из
министерства иностранных дел Ясуда слышал, что три страны хотят
договориться "о борьбе с мировым коммунизмом". Больше ничего Ясуда сказать
не мог, его пациент тоже знал об этом слишком мало.
Речь шла о подготовке сговора против Советской России под видом
антикоминтерновского пакта. Но это стало известно годом позже, а пока
просачивались только слухи. Заговор готовили в строжайшей тайне, и эту
тайну надо было раскрыть.
Но у художника Мияги было еще одно дело к Ясуде. Он сказал:
- Доктор, заболел один человек, которому никак нельзя болеть.
Помогите, у него воспаление легких. Как обычно, Ясуда сначала ответил
общей фразой.
- Люди вообще не должны болеть. - Потом спросил:
- Где же этот человек?
- К сожалению, вы не можете его увидеть. Ясуда нахмурился.
- Понимаю... В таком случае дело сложнее. Не могу же я лечить на
расстоянии! Как вы думаете?.. Не могу! Впрочем, вот что, - решил доктор, -
попробую дать ему сульфапиридин. Это новейшее средство, которого наши
врачи еще не знают. Надеюсь, ваш знакомый скоро будет здоров.
Лекарство, которое Ясуда дал художнику, Мияги переправил Зорге через
медицинскую сестру Исии Ханако. Исии одна ухаживала за больным. Мияги не
хотел лишний раз появляться на улице Нагасаки.
Через несколько дней Рихард Зорге действительно был на ногах.
В знак благодарности художник принес Ясуде свою картину - "Лиловые
ирисы". Доктор принял ее. Он радовался, как ребенок, когда, откинув шторы,
с восхищением разглядывал лиловые цветы на берегу пруда. Это был
единственный случай, когда доктор Ясуда, щепетильный в таких делах, принял
"материальное вознаграждение". В организации Рихарда Зорге люди не
получали никаких денег за свою опасную работу. Все подчинялось лишь
чувству долга. Людей влекла убежденность - надо сделать все, чтобы
сохранить мир. Так думали все: не только самоотверженный Рихард Зорге -
Рамзай, руководитель группы, но и японский ученый Одзаки, и капрал
воинской части Яваси Токиго, которого привлек к работе художник Мияги, и
молодая женщина Исии Ханако, медицинская сестра, приехавшая в Токио искать
работу... Впрочем, Исии Ханако не входила в группу "Рамзай".
Исии выросла на юго-западе, вблизи Хиросимы - в Куросика,
прекраснейшем из прекрасных городков Японии. Так она считала, и, вероятно,
так оно и было. Туда приезжали туристы, чтобы насладиться чудесными
видами, стариной, послушать древние легенды. В Куросика было очень
красиво, но там не хватало для всех работы. Для Исии Ханако ее тоже не
нашлось. Она училась в медицинском училище, недолго работала в
университетской больнице, но вскоре осталась без дела. Музыка, которой она
занималась с детства, тоже ничего не могла дать для жизни. Исии жила с
матерью и старшим братом - художником Дацичиро; у него была своя семья.
Что оставалось ей делать? Она поехала искать счастья в Токио, где жила ее
подруга, служившая в большом ресторане.
Сначала помогала подруге - мыла посуду, вытирала столы, стелила
скатерти. Ей ничего не платили, она просто работала, чтобы не сидеть без
дела, к тому же иногда за это кормили. Так продолжалось несколько месяцев.
Наконец к Исии пришла удача - у папаши Кетеля, хозяина ресторанчика
"Рейн-гольд", освободилось место официантки. Это было осенью 1935 года.
Исии с трепетом прошла сквозь бутафорскую винную бочку в дверь с
сосновой ветвью на притолоке - знак того, что здесь подают спиртные
напитки и можно выпить горячего сакэ. Когда Исии предстала перед папашей
Кетелем, тот оценивающе осмотрел девушку и, видимо, остался доволен. Она
была красива, Исии Ханако, в свои двадцать семь дет - изящная, тонкая, в
светлом кимоно и элегантных дзори на маленьких ножках.
- Пожалуй, ты мне подойдешь, - сказал он, посасывая погасшую трубку.
- Как же мы тебя назовем?.. Берта есть, Катрин есть... Агнесс! Будешь
Агнесс. Я немец, и у меня все должно быть немецкое - пиво, сосиски, имена
официанток... Приходи через три дня и заучи вот эти слова...
Папаша Кетель заставил Исии записать несколько немецких фраз: "Гутен
таг", "Данке шен", "Вас вюншен зи?"
- Работать будешь в немецком платье, как у них, - кивнул Кетель на
Посняков Андрей
Шидловский Дмитрий
Зыков Виталий
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий