Чтение 16–й страницы книги ~Смерть приходит в конце~

ранить. Говори, что хочешь, но я чувствую, что все было именно так. Когда
она стала наложницей старика, моего отца, и приехала сюда, а мы ее
невзлюбили, она решила сделать и нас такими же несчастными, какой была
сама... Да, именно так все это было!

Хори с любопытством смотрел на нее.

- Как уверенно ты рассуждаешь, Ренисенб. А ведь ты едва знала Нофрет.

- Но я чувствую, что это правда. Хори. Я ощущаю себя ею, Нофрет.

- Понятно.

Наступило молчание. Уже совсем стемнело.

- Тебе кажется, что смерть Нофрет не была несчастным случаем? - тихо
спросил Хори. - По-твоему, ее сбросили со скалы?

Ренисенб всю передернуло, когда она услышала собственную мысль из уст Хори.

- Нет, нет, не говори так!

- По-моему, Ренисенб, раз эта мысль не выходит у тебя из головы, может,
лучше произнести ее вслух? Ты ведь думаешь так, правда?

- Я?.. Да! Хори помолчал.

- И ты считаешь, что это сделал Себек? - спросил он.

- А кто же еще? Помнишь, как он расправился со змеей? И помнишь, что он
сказал в тот день, в день ее смерти, перед тем, как бежал из главного зала?

- Да, я помню, что он сказал. Но не всегда поступки совершают те, у кого
длиннее язык.

- Ты думаешь, что ее убили?

- Да, Ренисенб... Но это всего лишь предположение. Доказательств у меня
нет. И я сомневаюсь, что доказательства найдутся. Поэтому и посоветовал
Имхотепу считать ее смерть несчастным случаем. Кто-то столкнул Нофрет со
скалы, но кто, нам не узнать.

- Ты хочешь сказать, что это может быть и не Себек?

- Возможно, и не он. Но нам, как я уже сказал, скорей всего не узнать
этого. Так что лучше об этом не думать.

- Но, если не Себек, кто же тогда? Хори покачал головой.

- Хоть у меня и есть мысли на этот счет, я могу ошибаться. Поэтому не буду
их высказывать...

- Но в таком случае мы никогда не узнаем? В голосе Ренисенб звучало
смятение.

- Может... - Хори помолчал. - Может, это и к лучшему.

- Не знать?

- Не знать. Ренисенб вздрогнула.

- Но тогда, о Хори, мне страшно!

ГЛАВА XI

Первый месяц Лета, 11-й день

Завершились последние церемонии, были прочитаны положенные заклинания.
Прежде чем навсегда замуровать вход в погребальный грот, Монту, верховный
жрец храма богини Хатор, произнеся нараспев слова заговора, подмел грот
пучком священной травы, дабы вымести из него следы злых духов.

Затем грот замуровали, а все, что осталось после бальзамирования: горшки с
окисью натрия, притирания и длинные лоскуты холста, которыми пеленали тело
усопшей, - все это поместили в нишу рядом, и ее тоже замуровали.

Имхотеп, расправив плечи, облегченно вздохнул и согнал с лица подобающее
случаю выражение грусти. Все было сделано достойным образом. Нофрет
погребли, соблюдая предписанные обряды, не жалея затрат (кое в чем лишних,
по мнению Имхотепа).

Имхотеп поблагодарил жрецов, которые, завершив свои ритуальные обязанности,
вновь превратились в обычных, наделенных земными заботами людей. Все
спустились в дом, где жрецов ждало обильное угощение. Имхотеп обсудил с
верховным жрецом недавние перемены в политике. Фивы превращались в
могущественный город. Возможно, скоро снова произойдет объединение Египта
под властью одного правителя, и тогда опять наступит золотой век, как во
времена строителей пирамид[27].

Монту с уважением и похвалой отзывался о царе Небхепете-Ра. Отважный воин -
и вместе с тем человек благочестивый. Вряд ли Северный Египет, где
процветают корыстолюбие и трусость, сумеет оказать ему сопротивление.
Единый Египет, вот что нам нужно. И в этом, несомненно, великое
предназначение Фив...

Они прогуливались, рассуждая о будущем.

Ренисенб оглянулась на скалу, в которой навеки была замурована Нофрет.

- Вот и все, - сказала она себе и почувствовала облегчение. Она, неизвестно
почему, все время опасалась, что в последнюю минуту вдруг вспыхнет ссора и
начнут искать виноватого! Но погребение Нофрет было совершено с достойным
одобрения благолепием. - Все кончилось, - прошептала Ренисенб.

- Надеюсь, да, - едва слышно откликнулась Хенет.

Ренисенб повернулась к ней.

- О чем ты, Хенет? Но Хенет отвела взгляд.

- Я только сказала, что надеюсь, все кончено. Бывает ведь и так: думаешь,
все кончилось, а оказывается, это только начало. Чего ни в коем случае
нельзя допустить.

- О чем ты, Хенет? - сердито повторила Ренисенб. - На что ты намекаешь?

- Я никогда ни на что не намекаю, Ренисенб. Я не могу себе этого позволить.
Нофрет погребли, и все довольны. Теперь все стало на свои места.

- Мой отец интересовался тем, что ты думаешь про смерть Нофрет? - спросила
Ренисенб. Голос ее звучал требовательно.

- Конечно, Ренисенб. И очень настойчиво. Он хотел, чтобы я доложила ему
все, что думаю по этому поводу.

- А что ты ему сказала?

- Что это был несчастный случай. Что еще я могла сказать? Уж не думаешь ли
ты, что я предположила, будто несчастную девушку мог убить кто-нибудь из
членов нашей семьи? "Никто бы не осмелился, - уверяла я его, - хотя бы из
великого почтения к тебе. Они могли роптать, но не более того, - сказала я.
- Можешь мне верить, - сказала я, - что ничего подобного не произошло!" -
усмехнулась Хенет и кивнула головой.

- И мой отец поверил тебе? И снова Хенет с удовлетворением кивнула головой.

- Твой отец знает, как я блюду его интересы. Он всегда верит старой Хенет.
Он ценит меня, чего не делают все остальные. Пусть так, моя преданность вам
служит мне наградой. Я не ищу благодарности.

- Ты была предана и Нофрет, - заметила Ренисенб.

- С чего ты это взяла, Ренисенб, не понимаю. Я обязана, как и все другие,
выполнять приказания.

- Она считала, что ты ей предана. Хенет вновь усмехнулась.

- Нофрет не была так умна, как ей казалось. Она была чересчур гордой и
решила, что ей принадлежит весь мир. Что ж, сейчас ей предстоит держать
ответ перед судом в Царстве мертвых - там ей вряд ли поможет ее хорошенькое
личико. Мы, во всяком случае, от нее избавились. По крайней мере, - еле
слышно добавила она, дотронувшись до одного из висящих у нее на шее
амулетов, - я на это очень надеюсь.

- Ренисенб, я хочу поговорить с тобой о Сатипи.

- А в чем дело, Яхмос?

Ренисенб с участием смотрела на встревоженное лицо брата.

- С Сатипи что-то случилось. Я ничего не могу понять, с трудом выдавил из
себя Яхмос.

Ренисенб согласно кивнула головой, не найдя так сразу слов утешения.

- Последнее время она очень переменилась, продолжал Яхмос. - При малейшем
шорохе вздрагивает. Плохо ест. Ходит так, будто опасается собственной тени.
Ты, наверное, тоже заметила это, Ренисенб?

- Да, конечно, мы все заметили.

- Я спросил ее, не больна ли она, не послать ли за лекарем, но она
ответила, что не нужно, она совершенно здорова.

- Я знаю.

- Значит, ты тоже ее спрашивала? И она ничего тебе не сказала? Совсем
ничего? - обеспокоенно допытывался он.

Ренисенб понимала озабоченность брата, но ничем не могла ему помочь.

- Она упорно твердит, что совершенно здорова.

- И плохо спит по ночам, - пробормотал Яхмос, - кричит во сне. Может, ее
что-то мучает, о чем мы и не догадываемся?

Ренисенб покачала головой.

- По-моему, нет. Дети здоровы. В доме ничего не произошло, кроме, конечно,
смерти Нофрет, но вряд ли Сатипи будет горевать по этому поводу, - сухо
заключила она.

- Да, конечно, - чуть улыбнулся Яхмос. - Скорее, наоборот. Кроме того, это
началось не после смерти Нофрет, а до нее.

Сказал он это не совсем уверенно, и Ренисенб быстро взглянула на него.
Тогда Яхмос тихо, но настойчиво повторил:

- До смерти Нофрет. Тебе не кажется?

- Я заметила это только после ее смерти, - задумчиво ответила Ренисенб.

- И Сатипи тебе ничего не говорила? Ты твердо помнишь?

Ренисенб опять покачала головой.

- Знаешь, Яхмос, по-моему, Сатипи и вправду нездорова. Мне кажется, она
чего-то боится.

- Боится? - не сумел сдержать удивления Яхмос. А чего ей бояться? Кого?
Сатипи всегда была храброй, как лев.

- Я знаю, - беспомощно призналась Ренисенб. - Мы все так считали. Но люди,
как ни странно, меняются.

- Как, по-твоему, может, Кайт что-нибудь известно? Не говорила ли Сатипи с
ней?

- Разумеется, Сатипи скорей бы сказала ей, чем мне, но, по-моему, такого
разговора между ними не было. Нет, не было, я уверена.

- А что думает Кайт?

- Кайт? Кайт никогда ни о чем не думает. Зато Кайт, вспомнила Ренисенб,
воспользовавшись необычной кротостью Сатипи, забрала себе и своим детям
лучшие из вновь вытканных полотнищ льна, на что никогда бы не решилась,