Чтение 16–й страницы книги ~Война в зазеркалье~

— А как он добился этого? — снова спросил он тем же доверительным тоном.

На этот раз два-три голоса крикнули вместе:

— Это папин секрет!

Они стали шумливее, счастливее.

— Был у нас такой Джонсон, — быстро продолжал Вудфорд, — Джек Джонсон. Я хочу узнать, что с ним стало. Он готовил связистов, один из лучших инструкторов. Вначале он с Холдейном работал в Бовингдоне, потом его перевели в Оксфорд.

— Джек Джонсон! — воскликнул возбужденно человек с красным лицом. — Я у Джека две недели назад купил автомобильное радио! Он держит магазин под вывеской «Честная сделка», на Клэпхэм Бродвей, вот он где. Время от времени заходят сюда. Радиолюбитель-энтузиаст. Низенький такой, говорит всегда глядя вбок?

— Это он, — сказал кто-то. — Друзьям он делает скидку двадцать процентов.

— Мне нет, — сказал человек с красным лицом.

— Это Джек; он живет на Клэпхэм.

Остальные подтвердили: тот самый, и магазин держит на Клэпхэм; король любительского радио, был радиолюбителем еще до войны, мальчишкой; да, на Клэпхэм, уже годами; магазин, видать, денег стоит. В клуб Джек заходит в рождественское время. Вудфорд покраснел от удовольствия, заказал еще пива.

Все сразу заговорили, а майор Делл мягко взял Вудфорда под руку и отвел в другой конец бара.

— Это правда насчет Вилфа Тэйлора? Он действительно погиб?

Вудфорд кивнул, лицо было серьезно:

— Он выполнял задание. Мы думаем, что кто-то вел себя не вполне правильно.

Майор Делл был очень озабочен.

— Ребятам я не говорил. Это их только расстроит. Кто позаботится о его жене?

— Сейчас босс занимается этим. Дело небезнадежное.

— Хорошо, — сказал майор. — Хорошо. — Он кивнул и в знак утешения похлопал Вудфорда по плечу. — Ребятам не будем говорить, пожалуй?

— Конечно.

— У него был счет или два. Ничего особенного. Он любил заходить по пятницам, вечером. — Его голос менялся, сползал, как сползает плохо завязанный галстук. — Счета пришлите. Мы все сделаем.

— Там был ребенок, кажется? Маленькая девочка? — Они возвращались к бару. — Сколько ей?

— Лет восемь. Может, больше.

— Он много говорил о ней, — сказал майор.

Кто-то крикнул:

— Эй, Брюс, когда мы опять ударим по фрицам? Их полно кругом. Ездил с женой летом в Италию — там полно наглых немцев.

Вудфорд улыбнулся:

— Раньше, чем ты думаешь. А теперь давай выпьем.

Разговор затих. Вудфорд жил и действовал. Он по-прежнему выполнял задания.

— Был у нас специалист по рукопашному бою, штабной сержант, валлиец. Тоже низенький.

— Похоже, что это Сэнди Лоу», — предположил человек с красным лицом.

— Сэнди, точно! — Все радостно повернулись к красному лицу. — Валлиец. Мы его звали Рэнди Сэнди.

— Конечно, — удовлетворенно сказал Вудфорд. — И вот что еще — не работал ли он в какой-нибудь спортшколе тренером по боксу?

Он пристально смотрел на них, ничего им не рассказывай и не торопясь, потому что все было так секретно.

— Точно, это Сэнди!

Вудфорд записал, потому что по опыту знал, как часто его подводила память, когда он ей доверялся.

Когда он собрался уходить, майор спросил:

— Как Кларки?»

— Очень занят, — сказал Вудфорд. — Хочет, как всегда, загнать работой себя в могилу.

— Ребята много о нем говорят. Хорошо бы он иногда заходил к нам; какая поддержка для ребят, сами знаете. Приободрились бы ребята.

— Скажите мне, — сказал Вудфорд. Они уже стояли у двери. — Вы помните парня по имени Лейзер? Фред Лейзер, поляк? Один из наших. Был на задании в Голландии».

— Еще жив?

— Да.

— Не знаю, чем вам помочь, — неопределенно сказал майор. — Иностранцы перестали приезжать; не знаю — почему. С ребятами мы не говорим об этом.

Вудфорд закрыл за собой дверь и вышел в лондонскую ночь. Огляделся: он любил все, что видел вокруг, — родной город, ради которого он трудился. Он шел неторопливым шагом, пожилой атлет на привычной дистанции.

ГЛАВА 8

Эйвери, напротив, шел быстро. Ему было страшно. Едва ли существует страх более цепкий и столь трудно поддающийся описанию, чем тот, который преследует шпиона в чужой стране. Взгляд таксиста, уличная толпа, разновидности формы — полицейский или почтальон? — непонятные обычаи и язык и те самые звуки, из которых состоял новый мир вокруг Эйвери, усиливали состояние его постоянной озабоченности, обострявшейся, как душевная боль, когда он оставался наедине с собой. Его состояние стремительно менялось — от неуемное паники до раболепной любви, часто с необычайной благодарностью он воспринимал добрый взгляд или слово. Это напоминало зависимость женщины от тех, кого она обманывает. Эйвери отчаянно нуждался в улыбке, выражающей доверие, отпускающей грехи, улыбке одного из окружающих его безразличных лиц. Ему не помогало то, что он говорил сам себе: я им не причиняю вреда, я их защитник. Он двигался среди них, как преследуемый в поисках укрытия и еды.

Он взял такси до гостиницы и попросил комнату с ванной. Перед ним положили журнал, чтобы он зарегистрировался. Он уже прикоснулся пером к бумаге, когда увидел, не более чем десятью строчками выше, написанное аккуратным почерком имя Малаби с разрывом посередине, будто писавший не знал, как оно пишется. Он пробежал строку: адрес — Лондон, профессия — майор (в отставке), пункт назначения — Лондон. Последний момент тщеславия, подумал Эйвери: ложная профессия, ложное звание, но маленький англичанин Тэйлор на секунду присвоил немного славы. Почему не полковник? Или адмирал?

Почему не пожаловать себе пэрство и не расположить свой дом в Парк Лэйн? Даже в мечтах Тэйлор знал свой предел.

Консьерж сказал:

— Швейцар отнесет ваш багаж.

— Простите, — непонятно почему извинился Эйвери и расписался, а тот смотрел на него с любопытством.

Он дал швейцару монетку и только потом понял, что дал целых восемь с половиной шиллингов. Он закрыл дверь спальни. Некоторое время сидел на постели. Это была хорошо спланированная комната, но унылая и неуютная. На двери висело объявление, предупреждающее об опасности воровства, а у кровати — другое, объясняющее, как невыгодно пропускать завтрак в гостинице. На письменном столе лежал туристический проспект и Библия в черном переплете. В номере была маленькая ванная комната, очень чистая, и стенной шкаф с единственной вешалкой для пальто. Он забыл взять с собой книгу. Он не ожидал, что ему придется вынести еще и свободное время.

Ему было холодно, н он хотел есть. Он подумал, что надо принять ванну. Включил воду и разделся. Уже готов был залезть в воду, когда вспомнил, что у него в кармане — письма Тэйлора. Надел халат, сел на кровать и просмотрел их. Одно было из банка о превышении кредита, другое от матери, третье от друга, начинавшееся словами: «3драаствуй, старина Вилф», остальные от женщины. Вдруг ему стало страшно: письма были уликами. Они могли скомпрометировать его. Он решил их сжечь. В спальне была еще одна раковина. Он положил в нее все письма и поднес спичку. Он где-то читал, что следует делать именно так. Среди бумаг была карточка члена клуба «Алиби» на имя Тэйлора, он ее тоже сжег, потом раскрошил пепел рукой и включил воду, вода быстро наполнила раковину. Между кранами торчала железная ручка, которая открывала и закрывала сток. Обгоревшие обрывки писем набились под нее. Раковина засорилась.

Он искал какой-нибудь инструмент, чтобы просунуть под край ручки. Взял было авторучку, но она оказалась слишком толстой, тогда он нашел пилочку для ногтей. После нескольких попыток ему удалось добиться успеха. Вода сходила, обнажая огромное коричневое пятно на эмали. Он попытался оттереть его, вначале рукой, потом щеткой, но оно не уменьшалось. Огонь не мог оставить такое пятно, дело было в особенностях бумаги, может быть, в ней содержались какие-то смолы. Он пошел в ванную, тщетно пытаясь найти какое-нибудь чистящее средство.

Когда он вернулся в спальню, то почувствовал, что запах обгорелой бумаги не улетучился. Он быстро подошел к окну и открыл его. Порыв морозного ветра резанул по голым ногам. Он затянул потуже халат, н тут раздался стук в дверь. Оцепенев от страха, он уставился на дверную ручку, стук раздался вновь, он отозвался и смотрел, как поворачивалась ручка. Это был администратор из приемной.

— Мистер Эйвери?

— Да?

— Извините. Нам нужен ваш паспорт. Для полиции.

— Для полиции…

— Это общий порядок.

Эйвери стоял спиной к раковине. Отчаянно хлопали шторы у открытого окна.

— Можно я закрою окно? — спросил человек.

— Я чувствовал себя неважно. Хотел немного свежего воздуха.

Он нашел паспорт и протянул посетителю. Взгляд того был прикован к раковине, коричневой отметине и черным клочкам, прилипшим к эмали. Как никогда раньше, ему захотелось снова оказаться в Англии.

* * *

Ряд вилл вдоль Западной авеню напоминает ряд розовых надгробий на сером поле. Средний возраст в архитектурном воплощении; их единообразие — в дисциплине старения, ненасильственней смерти и жизни без успеха. Эти дома, взявшие верх над своими обитателями, которых они меняют по своему усмотрению, сами не меняются. Мебельные фургоны почтительно движутся среди них, как похоронные дроги, незаметно вывозя мертвых и привозя живых. Время от времени кто-нибудь из жильцов, вдруг взяв кисть, начинает заниматься покраской деревянных частей или принимается за работу в саду, но его усилия изменяют дом не больше, чем цветы больничный корпус, и трава все равно растет по своим законам, как трава на могиле.

Холдейн отпустил машину и свернул с дороги в сторону Саут Парк Гарденз, где дома стояли полукругом в двух шагах от Западной авеню. Школа, почта, пять магазинов и банк. Он немного сутулился во время ходьбы; черный портфель оттягивал его тощую руку. Он медленно шел но тротуару; над домами возвышалась башня современной церкви; часы пробили семь. Лавка зеленщика на углу, обновленный фасад, самообслуживание. Он прочитал имя на табличке: Смезик. Внутри довольно молодой человек в коричневом халате достраивал пирамиду из пакетов с крупами. Холдейн постучался в стекло. Человек покачал головой и положил сверху еще один пакет. Он опять постучал, более настойчиво. Зеленщик подошел к двери.

— Мне не разрешается ничего продавать, — крикнул он, — вы стучите понапрасну. — Он заметил портфель и спросил:

— Вы от профсоюза?

Холдейн сунул руку во внутренний карман и прижал что-то к стеклу витрины — карточку в целлофане, похожую на сезонный билет. Несколько секунд зеленщик глядел на нее, потом медленно повернул ключ.

— Я хотел бы переговорить с вами конфиденциально, — сказал Холдейн, заходя внутрь.

— Никогда таких не видел, — беспокойно заметил зеленщик. — По-моему, у нас все в порядке.

— Да, все в порядке. Несколько вопросов, связанных с государственной безопасностью. Нас интересует некто Лейзер, поляк. Как я понимаю, он когда-то давно здесь работал.

— Мне придется позвонить папе, — сказал зеленщик. — Я тогда был совсем маленький.