запряг Нине жеребенка. Только когда она отъехала, повернулся к Леве.
рукава, схватил ведро, может, воды принести? Рогозин ушел в денник, молча
начал колдовать над копытом серого жеребца по кличке Вымпел. Лева упрямо
вошел в денник, сел в углу на опилки, это в своих-то блестящих дакроновых
брючках. Он уже понял, молчание старого конюха прочно. Плетью обуха не
перешибешь, решил он, надо подойти с другого конца. Лева честно, без
утайки рассказал Рогозину все. Рассказал свою версию убийства Логинова, о
билетах, о подкове, сознался, что одну подкову унес он, Лева. Последний
факт особенно подействовал на Рогозина, ведь действительно пропали две
подковы, а не одна. Конюх перестал привязывать компресс, сел, обнял ногу
лошади, прижался к ней, слушал Леву уже внимательно и смотрел на него.
Слукавил Лева только в одном месте: он сказал, что Нина якобы сама заявила
о найденных билетах тотализатора. И будто бы она сказала: без помощи
настоящего специалиста вам не разобраться. Лучше Рогозина Михаила
Яковлевича на всем ипподроме конюха и человека вам не найти. Откройтесь
Михаилу Яковлевичу, не пожалеете, он один помочь может.
завода жеребятам. Лева уже привык, не обиделся, доказывая, что он
значительно обогнал в хитрости не только жеребят, но и взрослых призовых
рысаков, напомнил конюху, как он, инспектор уголовного розыска, без
сомнений открылся Рогозину.
думал. Лева присел в сторонке, не мешал. Рогозин выкатил качалку, начал
снимать колесо. Лева молча стал помогать. Несколько минут они трудились
молча, наконец Рогозин спросил:
он так странно вел заезд перед смертью. Кто и чем мог его так рассердить?!
Рогозин вновь задумался, они молча трудились, один размышлял, другой ждал,
В это время подъехала Нина.
даже улыбнулся невзначай. Хотя говорил о вещах, никакого отношения к делу
не имеющих, Лева слушал внимательно, боясь слово пропустить. Случается,
люди зазорным считают помочь следствию, обронят самое главное, словно
случайно, а дальше твое дело, подобрал важную информацию или валяться
оставил.
свое запрещение появляться на ипподроме, полковник попросил Гурова прибыть
к этому времени. Кабинет начальника отдела уголовного розыска ничем
особенным не отличался, лишь сейф в углу да телефонов многовато.
телефону. Под нажимом следователя прокуратуры полковник разрешил Леве
вернуться на ипподром, но отнюдь не был уверен в правильности своего
решения. Преступник опасен, работать рядом с ним следует крайне осторожно
и быть готовым к прямому столкновению. Оружия Гуров, конечно, с собой не
носит, правильно делает. Что ему сказать, как еще раз предупредить? Либо
верить, что он готов к такой работе, либо отстранять.
Нехорошо получается, Лева, бумажку в журнале мы получили, а очерк не
пишем. Некрасиво. Сейчас главный редактор совещание проводит, вы у дверей
подождите. Вы меня поняли?
сотрудникам журнала. К редактору заходить?
Леву взгляд, резко захлопнул ящик. - Какое вам дело, собственно? Главный
редактор журнала - Валентин Сергеевич Краснов. Марш отсюда, сыщик, видите
ли, выискался.
полковника в роли Гамлета посмотреть. Лева уже представил, как
рассказывает в отделе о юношеском увлечении начальника, даже руки потирал.
ушли на фронт". Лева подергал холодные никелированные ручки, заглянул в
приемную. Секретарша пила чаи, не ожидая вопроса, сказала:
не собирается.
складывая губы буквой "о". Леве захотелось дунуть в этот перламутровый
кружочек. Он попытался представить, как журналисты знакомятся с
секретаршами. В уголовном розыске, когда требуется подлизаться к
секретарше, существует испытанный прием. Следует потереть глаза, зевнув,
намекнуть, мол, ночка сложилась непростая, бандит уходил, отстреливаясь.
По правилам игры можно рассказывать все, кроме правды, хвастаться
настоящими делами считается дурным тоном. Инспектор сочиняет, а секретарша
знает, что он сочиняет. Однако такие мелочи не лишают никого удовольствия,
опытный рассказчик за ерундовую новеллу может получить почти невозможное,
к примеру, ему отпечатают справку для начальства не завтра, а до обеда.
прыжок с самолета, но, глядя на перламутровый ротик, он боялся оказаться
непонятым. Пока он колебался, дверь в кабинет редактора открылась, и
оттуда, из клубов дыма, начали медленно появляться люди. Кабинет был
довольно обычным, на столе - несколько тарелок с окурками. В любом
кабинете главного определить легко, следует подойти к переднему торцу
стола и громко поздороваться. Лев так и сделал. Широкоплечий, с большой
головой и седой почти до самых бровей шевелюрой человек, перекрывая гвалт,
сказал:
рядом, спросил Лева.
написать для нас очерк об ипподроме. Женя, у тебя найдется две полосы в
одиннадцатом номере?
выбить даже ценой жизни. Другой убеждал, лучше резать себя самому сразу,
чем кромсать в последний момент по живому. Третий, ткнув Леву в бок,
советовал вычеркнуть этот год из жизни, забыть его раз и навсегда. Лева
держался битым воином и не повел бровью.
ловко собрал разбросанные по столу бумаги и быстро заговорил:
Коноваленко, взглянул, вы точная копия. Славка у нас играл королеву-мать.
Вы случайно не сынок Вани Гурова? Нет? Жаль, прекрасный парень.
услышать ответ на свои вопросы. Главный говорил и читал какую-то статью,
чиркал карандашом, вздыхал и говорил:
Ничего не знаю, я Костю предупредил. Что? Писать не умеете? Удивили,
старик. Чехов умел. Толстой, еще двое-трое. Достоевский не умел! Гений, а
писать не умел. Очерк к первому августа, пожалуйста. - Валентин Сергеевич
сделал очередную пометку на статье, отложил, взял другую. - Косте
кланяйтесь, кланяйтесь, кланяйтесь, - задумчиво повторял он, читая
материал.
выскользнул в приемную, затем в коридор.
сказал Витя, как понял Гуров, заведующий отделом, в который следовало
принести очерк.
седой гривастый редактор выглядел среди них действительно мамонтом.
покровительственно. - Только не надейся, он ничего не забудет. Когда
притащишь свой опус?
лабиринт.
продолжал Витя доверительно, - не трогай ты этот чертов тотализатор.
первых дверей, с кем-то заговорила.
закрывать. Лошадки нам нужны, лошадки.
человеке, по-настоящему влюбленном в свое дело.
Поступки, старик, действия, словам сейчас никто не верит.
подошла.
обошлись без формальностей, пожали друг другу руки и заговорили как старые
Посняков Андрей
Черепнин Владимир
Маккарти Кормак
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Андреев Николай