Чтение 16–й страницы книги ~Кингсблад, потомок королей~

бесплацкартном вагоне для негров, ободранном и грязном, чтобы его
"обезьяний запах" не оскорбил чувствительных белых ноздрей Кертиса Хавока.

Обо всем этом он думал, но он не решался думать о том, как вернется к
Вестл и скажет, что подарил ей дочь-негритянку.

Вечером он собирался пойти подстричься в парикмахерскую отеля
"Суонсон-Гранд".

Он сидел у стола в своем номере в глубокой задумчивости, постукивая
ногтем по зубам, время от времени беспокойно взглядывая на этот ноготь.
Собственно говоря, ему не так уж необходимо подстричься, но он должен
пойти в парикмахерскую ради самоутверждения. Не допустит он, чтобы
какой-то парикмахер оскорбил его! Он гражданин Соединенных Штатов и живет
в этом отеле; он исправно платит налоги и не задолжал за номер; он имеет
такое же право на услуги парикмахерской, как любой белый...

Он сердито поднялся с места, но сердился он на самого себя.

"Черт тебя дери, Кингсблад, мало тебе горя, что ты негр и должен
рассказать это Вестл, ты еще сам выдумываешь себе неприятности? С чего ты
взял, что какой-то швед-парикмахер обойдется с тобой, как с цветным, когда
тридцать один год это никому не приходило в голову? Перестань изображать
белого, который прикидывается негром. Ты и так негр, и чиппева, и
вест-индский арап, так что притворяться нечего. Вот забавно, до чего
разыгралось воображение. А я всегда считал, что я лишен фантазии. Все так
считали.

А что если... что если и для меня и для Гранд-Рипаблик самое нужное -
это струя прогретой солнцем черной крови?"

Ему даже стало смешно при мысли о мгновенном крушении всего, чем был
Нийл Кингсблад; о том, что черный человек, подобный ему, никак не может
служить в банке, быть членом Гольф-клуба, офицером, мужем спокойной,
уверенной в себе Вестл, сыном дантиста из шотландцев, другом надменного
майора Роднея Олдвика. Все, чем он был раньше, вдруг исчезло, а он
все-таки существует, но что же он теперь?

Что мастер N_3 парикмахерской "Суонсор-Гранд" обойдется с мистером
Кингсбладом точно так же, как всегда, было более чем очевидно, и Нийл еще
раздумывал, не откажется ли N_3 подстричь его, а N_3 уже вовсю работал
ножницами. Но даже прохладные влажные руки парикмахера, привычно
навевающие сны, не успокоили Нийла.

Заведующий парикмахерской, кассирша, негр-чистильщик, мастер N_3 -
может, они догадались, что он негр, может, они давно это знают? Может, они
только ждут подходящего момента, чтобы обрушить на него угрозы, шантаж, -
ждут, затаились и смеются над ним?

- Волосы у вас вьющиеся, капитан, никак не подровняешь, - сказал
парикмахер.

О чем это он? Вьющиеся волосы. Курчавые волосы. Волосы негра.

Может, за его спиной мастер N_3 перемигнулся с соседом? Почему он так
сильно дернул одну прядь? Или уже сгущается непостижимый мрак остракизма,
черная зима черноты?

Очень медленно и осторожно Нийл высвободил руку из-под простыни,
почесал нос и, опустив руку на колени, снова стал разглядывать свои ногти.
Что это, ртутные лампы дают такой свет или в самом деле лунки чуть
голубоватые?

Его подмывало вскочить с места, бежать, укрыться у себя в номере - нет,
бежать к еще неизвестным ему друзьям-неграм, чтобы они пожалели его,
спрятали, защитили.

Когда, наконец, пришло освобождение, он поднялся не с нарядного
бело-зеленого парикмахерского кресла, а с электрического стула. У себя в
номере он чуть не застонал.

"Вестл всегда любила теребить мои волосы. А что будет теперь, если она
узнает? Волосы у меня такого же цвета, как были у отца, только у него не
вьются. Что подумает Вестл? Нельзя, чтобы она узнала".

Еще и еще вспоминалось все приятное и привычное, чего он может
лишиться, став негром. Обожание Бидди. Аристократический Федеральный клуб.
Балы и холостые пирушки в загородном клубе "Вереск", где он однажды
председательствовал на бильярдном турнире. Студенческое братство. Карьера
в банке. Дружба с майором Роднеем Олдвиком.

В голове вертелся обрывок английских стишков, которые Род Олдвик
цитировал с особым смаком:

Чем белый человек живет,

О родине вспоминая?

Привет рождественских огней

Да империи честь святая!

А как он сам, по собственным наблюдениям, представляет себе негров?

"Ну-ка, ты, белый человек, сын империи, отвечай, кто мы такие? Давай,
давай, не стесняйся!"

Негры - они все угрюмые и вероломные, как Белфрида.

Врешь! Мак не такой, и я не такой, да и насчет Белфриды я не вполне
уверен.

Они черные, плосконосые, толстогубые".

Он подошел к зеркалу и рассмеялся.

"Сколько же я такого знал, чего нет на свете! Каким был безмозглым
попугаем! Ссылался на этого болвана-врача из Джорджии. Негры - ненастоящие
люди, вот как? Кингсблад, конголезская кровь, ты заслужил все, что тебя
ожидает. Наверно, бог для того обратил меня в негра, чтобы спасти мою
душу, если ее еще не убили гроссбухи и футбольные матчи. Я должен сказать:
"Ты слеп и невежествен, как белый", - а это нелегко выслушать даже от себя
самого.

Ну, к чему эти нападки на белых? Уверен, что многие из них охотно
искупили бы свои грехи будь у них мои возможности.

Капитан, а вы не преувеличиваете ли своей радости по поводу того, что
стали цветным?

Возможно, не спорю".

В ящике стола под прошлогодней газетой он отыскал лист почтовой бумаги,
почти целиком занятый изображением отеля "Суонсон-Гранд" и фамилией
владельца, выведенной затейливым шрифтом девяностых годов; места, где
писать, почти не оставалось, - видимо, от постояльцев такого усердия и не
ожидали. Он перевернул листок, достал свою банкирскую, отделанную золотом
ручку и составил бухгалтерски точный реестр одной ветви своего рода.

Ксавье Пик - возможна испанская и французская примесь, но считался
100-процентным негром.

Сидони, его дочь, вышла замуж за Луи Пезо, была на 1/2 чиппева и на 1/2
негритянка.

Александр Пезо, их сын, отец бабушки Жюли, - квартерон, на 1/4 негр.

Моя бабка Жюли Саксинар - на 1/8 негритянка.

Ее дочь, моя мать, - на 1/16 негритянка.

Я - на 1/32 негр.

Бидди - на 1/64 негритянка.

"Ну вот, теперь я, наконец, могу сообщить папе кое-что интересное о
наших королевских предках!"

15

Было поздно, но он не пошел обедать в ресторан "Суонсон-Гранд". Не мог
он сидеть там и все время думать, смотрят на него или нет. Он уже понял,
что негры держатся обособленно не потому, что не могут жить друг без
друга, а потому, что не выносят, когда на них пялятся белые идиоты.

Затаив в душе ужас, он поехал в чинное бунгало дедушки Саксинара.

Старик приветствовал его голосом, скрипучим, как его качалка:

- Милости просим, молодой человек! Никак, второй раз в этом году? Не
часто вы нас так балуете!

Бабушка Жюли - та сразу спросила:

- Что случилось, мальчик?

Стоя неподвижно и прямо посреди комнаты, где пахло хвоей от подушек,
набитых сосновыми иглами, Нийл сказал очень серьезно:

- Бабушка, вы уверены, что ваши предки, начиная от Пика, были только
французы и чиппева?

- Говорил я тебе не болтать про Пика! - заныл дедушка Эдгар.

Она вся съежилась. Она знала!

Нийл не унимался:

- Вы уверены, что в нас нет нисколько негритянской крови?

Она взвизгнула:

- Ты что говоришь, негодник! Да где это слыхано!

Но гнев ее был слишком прозрачен, и слишком прозрачна была ярость
дедушки Эдгара. Ничего не осталось от смешного скряги, уютно греющего у
огня старые кости. Лицо его было ужасно - безжалостное, кровожадное лицо
линчевателя. Такое выражение Нийл один раз видел у пленного немца и один
раз у пьяного американца из военной полиции. Эдгар бесновался:

- Нет, ты что это выдумал, к чему ты клонишь, а? Уж ты не вбил ли себе
в голову, что у твоей бабки в роду была черная кровь? Или ты пьян как
стелька? По-твоему, выходит, что я народил черномазых ребят, что твой дядя
Эмери и твоя родная мать - ниггеры?

Нийл всегда любил ласково поболтать с дедом, как и со всяким
симпатичным старичком, но сейчас ему было не до болтовни и не до ласки.