его проблемы и что он теперь в дружбе с самим Тилляходжаевым, поэтому легко
согласился.
друг высоко взлетел, с какими людьми общается-знается, с кем дружбу водит и
кто ему так запросто домой звонит. Если бы я знал, разве сунулся предъявлять
старые векселя, пропади они пропадом, -- при нынешних связях он бы и меня,
как и вас, в порошок стер, в тюрьме сгноил. Повезло, нарвались на хорошее
настроение, не забыл, выходит, моей старой услуги, хотя мне не резон было
нынче ради вас напоминать о ней... Да уж ладно, Аллах велик, сегодня
пронесло... Я ведь года три-четыре не видел его, а как вознесся человек --
подумать страшно...
разговора. Он понял теперь многое из туманного разглагольствования первого:
тот откровенно запугивал и ставил на место не только его, но и своего
старого друга, некогда, видимо, спасшего его самого от крупной
неприятности. Теперь он знал, что тайну, связывавшую их, не узнать никогда
-- полковник не рассказал бы ее никому даже под страхом смерти, ибо цена
тайны равнялась его жизни.
аллегориями, что рассказывал хозяин дома в начале вечера. Что ж, в будущем
придется держать ухо востро: не прост, не прост секретарь обкома,
по-восточному хитер и коварен.
часам к десяти, и они в одной машине поедут домой.
и предложил:
протрезвел после звонка из Москвы, да и от всех его речей натерпелся страху
-- самое время пропустить по рюмочке "Посольской".
ему не терпелось остаться одному. Несмотря на позднее время, сразу
направился в душ: он просто физически ощущал, что вывалялся в какой-то
липкой, зловонной жиже, и ему не терпелось отмыться. Чувство гадливости не
покидало даже после душевой, и вдруг его начало мутить -- он едва успел
вбежать в туалет. Рвало его долго, но он знал, что это не от выпивки и не от
переедания, -- тошнило от брезгливости, организм не принимал его падения,
унижений, компромиссов, конформизма, душа жила все еще в иных измерениях.
позвонил ночному диспетчеру таксопарка и, назвавшись, попросил машину в
район. Минут через двадцать подъехало такси, и Пулат Муминович, не
дожидаясь утра, отправился домой, -- ему не хотелось возвращаться в одной
машине с полковником.
ветерок появился. Я, пожалуй, сегодня тут, на айване, и спать буду, --
сказал, обращаясь в темноту сада Пулат Муминович.
женщина. -- В кабинете два кондиционера, дома тоже в каждой комнате и даже
на веранде, не успеваю выключать, холод -- хоть шубу надевай. А теперь и в
машине японский автокондиционер. Этот лизоблюд Халтаев похвалился, говорит,
добыл для Пулата Муминовича, мол, у секретаря обкома пока нет такой
новинки... забыла, как фирма называется...
только отметил про себя, что прежняя его супруга, Зухра, никогда не
позволила бы себе так разговаривать с мужем и называть начальника отделения
милиции, соседа, лизоблюдом. Он легко поднялся и пересел на другую сторону
большого айвана, чтобы лучше видеть суетившуюся возле самовара Миассар, --
он любил наблюдать за ней со стороны. Ловкая, стройная, вряд ли кто давал
ей тридцать пять -- так молодо она выглядела.
легкостью движений, стремительностью походки, а жесты его отличались
четкостью и изяществом. В его манерах было что-то артистическое, оттого
кое-кто за глаза называл его Дирижером. Круг приближенных, позволявших себе
называть Пулата Муминовича Дирижером, оказался столь мал, что кличка не
прижилась, за глаза его величали просто и ясно -- Хозяин.
неожиданно взяли на партийную работу. Он помнил, как расстроился от
свалившегося на него предложения, зная, что в таких случаях согласия
особенно не спрашивают. Честно говоря, он хотел работать по специальности и
мечтал стать известным мостостроителем; в районе он и возводил первый в
своей жизни мост.
какие-то особые люди, наделенные высоким призванием, по-иному мыслящие. Он
искренне думал, что не подходит им в компанию, и считал: его дело --
строить мосты.
свой единственный костюм. В тесной комнате коммуналки, где он жил, стояло
щербатое зеркало, оставшееся от прежних хозяев, и он то и дело невольно
видел свое растерянное лицо.
понял, чем отличается его новая работа от прежней. В мостостроении не имело
значения, как выглядишь, держишься, какие у тебя манеры, каким тоном
отдаешь распоряжения, важно другое, единственное -- инженерная
компетентность, знания, без которых моста не построишь.
ней, как и во всякой другой, наверное, полно своих премудростей, даже
таинств, ведь связана она с живыми людьми. Его природный, цепкий ум ухватил
что-то важное, он это чувствовал, хотя и не понимал до конца. Всю оставшуюся
часть дня, отложив заботу о вещах, провел в раздумьях у зеркала и уяснил,
что ему следует выработать свое "лицо", манеру, походку. Утром, когда
Махмудов впервые распахнул парадные двери райкома, он уже не был растерян,
как накануне, вошел твердым, уверенным шагом, с гордо поднятой головой, в
жестах чувствовалась правота, сила, убежденность. Со стороны казалось:
такому человеку любые дела по плечу, он весь излучал энергию.
копошится Миассар. Длинные языки пламени вырываются из трубы, и огонь
по-особенному высвечивает жену, делает ее выше, стройнее; хан-атласное
платье, отражая блики огня, переливается немыслимыми красками, создается
ощущение, что оно колышется, как озеро в непогоду.
сверкающем в отсветах огня платье. Самовар должен вот-вот закипеть, но
Пулату Муминовичу хочется, чтобы миг ожидания продлился.
труба.
смущается за минутную слабость. Мужчина не должен открыто высказывать
симпатии женщине -- так учили его, так и он воспитывал сыновей, давно
живущих отдельно, своими семьями.
телеграмма из Внешторга уведомляла: аукцион в Страсбурге приглашает
конезавод Заркентской области на юбилейный смотр-распродажу чистопородных
лошадей.
следующей неделе он должен прибыть в Ташкент на собеседование к секретарю
ЦК по идеологии.
персональное приглашение французов Пулат Муминович оценил: значит, заметили
в Европе его ахалтекинцев и арабских скакунов. Догадался он и о причине
вызова в ЦК партии. Прошло уже больше трех месяцев, как вернулась с XIX
партконференции делегация Узбекистана, и все три месяца в республике на
всех уровнях коммунисты задают вопрос: кто эти четверо делегатов,
обвиняющихся прессой в коррупции?
неделю назад сказал ему: одного знаю точно -- наш новый секретарь обкома,
сменивший три года назад Анвара Абидовича, преследуется законом за то же,
что и Тилляходжаев, хотя масштабы, конечно, уже не те.
возглавить партийную организацию области. Но догадка не обрадовала Пулата
Муминовича. "Вот если бы семь лет назад..." -- с грустью подумал он, пряча
бумагу в сейф. И весь день мысль его не возвращалась к сообщению из
Ташкента, хотя оно и сулило вновь круто изменить жизнь. Не хотелось и
сейчас, в ожидании самовара, думать о новом назначении, не беспокоила и
предстоящая поездка в Страсбург. И вдруг, казалось бы, совсем некстати
вспомнил он первую командировку в Западную Германию: аукцион проводился в
местечке Висбаден, в разгар курортного сезона, куда на минеральные воды
приезжают толстосумы со всего света. Вспомнился не знаменитый Висбаден, а
всего лишь перелет из Ташкента в Москву.
зале один. Но через полчаса, когда он коротал время за телевизором, вдруг
появились бойкие молодые ребята, быстро заставившие просторный холл
большими, хорошо упакованными коробками, ящиками, тюками, связками дынь. В
довершение всего они бережно внесли какие-то огромные предметы, обернутые