взамен пряничные домики - они-то уж наверняка ни о чем не напомнят.
Жарден-Сен-Поль, - это ведь были следы комнат, а в них когда-то жили люди,
жили ровесники и ровесницы Доры Брюдер, за которой пришли полицейские
июльским днем 1942 года. После их имен в списке неизменно следуют одни и
те же названия улиц: Но теперешние номера домов и названия нынешних улиц
не связаны ни с чем.
наткнулся в конце книги Жана Жене "Чудо о розе". Он указал, где была
написана эта книга: САНТЕ. ТЮРЬМА ТУРЕЛЬ, 1943. Он тоже сидел там,, по
уголовной статье, вскоре после того, как увезли Дору Брюдер; они вполне
могли встретиться. "Чудо о розе" навеяно не только воспоминаниями об
исправительной колонии Меттрэ - в такой же воспитательный дом для трудных
подростков хотели поместить Дору, - но и, как мне думается теперь, о
тюрьмах Санте и Турель. Из этой книги я мог цитировать целые фразы
наизусть. Одна вспоминается мне сейчас: "От этого ребенка я узнал, что
истинная суть парижского арго - нежность с грустинкой". Эта фраза в моем
представлении так подходит Доре, что мне кажется, будто я знал ее. Их
заставили носить желтые звезды, всех этих детей с польскими, русскими,
румынскими именами, но до такой степени парижских, что порой они сливались
с фасадами домов, с тротуарами, с бесконечным разнообразием оттенков
серого цвета, какое только в Париже и встретишь. Как и у Доры Брюдер, у
них был парижский выговор, и они пересыпали свою речь словечками арго, чью
нежность с грустинкой почувствовал когда-то Жан Жене.
по четвергам и воскресеньям. И еще позволялось ходить к мессе по
вторникам. В восемь утра жандармы проводили перекличку. Заключенным
полагалось стоять навытяжку в ногах своих коек. На завтрак в столовой
давали только капусту. Затем прогулка во дворе казармы. Ужин в шесть
вечера. Снова перекличка. Каждые две недели душ, ходили туда по двое, в
сопровождении жандармов. Свистки. Ожидание. Свидания предоставлялись не
всем, надо было письменно обратиться к директору тюрьмы и ждать - даст он
разрешение или нет.
сумки посетителей, разворачивали свертки. Часто свидания отменялись,
просто так, без причины, и заключенные узнавали об этом лишь за час до
назначенного времени.
кого немцы называли "еврейскими подругами": десяток француженок, "ариек",
которые в июне, в первый день, когда евреям было предписано носить желтую
звезду, имели мужество тоже приколоть звезды в знак солидарности - причем
не просто так, а с выдумкой, с вызовом оккупационным властям. Одна,
например, нацепила звезду на ошейник своей собаки. Другая вышила на ней:
ПАПУАС. А третья; ДЖЕННИ. Еще одна приколола к своему поясу шесть звезд,
вышив на них буквы, которые составляли слово ПОБЕДА. Их всех арестовали на
улицах и доставили в ближайшие участки. Затем в тюрьму предварительного
заключения при полицейской префектуре. Оттуда в Турель. А 13 августа - в
лагерь Дранси. Вот кем были по профессии эти "еврейские подруги":
машинистки, работница бумажного завода, продавщица газет, уборщица,
почтальон, студентки. .
тюрьму предварительного заключения, их везли прямо в Турель. В камере на
двадцать коек народу помещалось вдвое больше. В тесноте, в невыносимой
духоте усиливалась тревога. Все понимали, что Турель - лишь сортировочная
станция и их могут в любой момент увезти неизвестно куда.
и 27 июля. В их числе была и Рака Израилович, восемнадцатилетняя полька,
прибывшая в Турель в одни день с Дорой, возможно, в одной тюремной машине.
Скорее всего, они были соседками по камере.
"еврейскими подругами", завтра отправят в Дранси.
казармы, под каштанами. Там же, под каштанами, в последний раз
позавтракали. Порции были крошечные, после них еще больше хотелось есть.
досталось сидячее место. И Доре тоже. Был четверг, день свиданий.
ехали той дорогой, которой сегодня добираются в аэропорт Руасси. Прошло
пятьдесят с лишним лет. Проложили автостраду, снесли загородные домики,
исказили облик северо-восточного предместья, постаравшись сделать его, как
и бывший участок 16, по возможности серым и ни о чем не напоминающим. Но
по дороге в аэропорт на синих дорожных указателях еще можно прочесть
прежние названия: ДРАНСИ, РОМЕНВИЛЬ. А у обочины автострады, недалеко от
заставы Баньоле, уцелел обломок тех времен, заброшенный деревянный сарай,
на котором отчетливо видна надпись: ДЮРМОР.
находившимся там с марта. В том августе лагерь, как и Турель, как и тюрьма
предварительного заключения, каждый день пополнялся все новыми и новыми
партиями мужчин и женщин. Тысячами прибывали они в товарных поездах из
свободной зоны. Сотни и сотни женщин, разлученных с детьми, привозили из
лагерей Питивье и Бон-ла-Роланд. А 15 августа прибыли четыре тысячи детей,
которых оторвали от матерей. Имена многих из них, в спешке написанные на
одежде, когда их увозили из Питивье и Бон-ла-Роланд, невозможно было
прочесть. Неизвестный ребенок N 122. Неизвестный ребенок N 146. Девочка
трех лет. Имя Моника. Фамилия неизвестна.
зоны, начальство решило 2 и 5 августа перевезти всех французских евреев из
Дранси в Питивье. Четыре девушки шестнадцати-семнадцати лет, в один день с
Дорой поступившие в Турель: Клодина Винербетт, Зелия Стролиц, Марта
Нахманович и Ивонна Питун, - тоже вошли в эту партию, общим числом в
полторы тысячи французских евреев. Надо думать, они питали иллюзию, что
французское подданство будет им защитой. Дора тоже была француженкой и
могла покинуть Дранси вместе с ними. Нетрудно догадаться, почему она этою
не сделала: предпочла остаться с отцом.
и женщин они отправились в Освенцим.
большой облавы, и сразу попала в Дранси. Там она встретилась с мужем,
всего несколько дней они пробыли вместе, а их дочь в это время находилась
в тюрьме Турель. Сесиль Брюдер освободили из Дранси 23 июля, наверно,
потому, что она родилась в Будапеште, а власти еще не отдали приказа
депортировать евреев - уроженцев Венгрии.
воскресенье лета 1942 года? 9 января 1943 года она снова оказалась в
Дранси и с партией заключенных 11 февраля была отправлена в Освенцим -
через пять месяцев после мужа и дочери.
покинули Францию, оккупационные власти ввели комендантский час для
устрашения после террористического акта в кинотеатре "Рею". Никому не
разрешалось выходить на улицу с трех часов дня до завтрашнего утра. Город
опустел, будто прощался с Дорой.
пусто и тихо, как было в тот день. Я иду по безлюдным улицам. Для меня они
пусты даже вечерами, в час пик, когда люди спешат к метро. Я не могу не
думать о ней и слышу эхо ее шагов то в одном квартале, то в другом. На
днях это было возле Северного вокзала.
те зимние месяцы, в свой первый побег, и несколько весенних недель, когда
сбежала снова. Это ее секрет. Маленький, но бесценный секрет, и ни
палачам, ни предписаниям, ни так называемым оккупационным властям, ни
тюрьмам, казармам, лагерям, Истории, времени - всему, что оскверняет нас и
убивает, - его у нее не отнять.
встретить на любой улице сегодняшнего Парижа - задумчивого, ничем не
примечательного человека, который никуда не спешит в толпе энергичных
парижан и внимательно рассматривает стены зданий, улицы, деревья, словно
пытается что-то найти. "Вот здесь когда-то стоял дом, а теперь его больше
Андреев Николай
Херберт Фрэнк
Грабб Джеф
Кервуд Оливер Дж.
Пехов Алексей
Быков Василий