тяжелые перины, и совсем, видимо, не думала о том, что ее лифы, английские
булавки, старомодные панталоны могут вызвать в нем, Воронцове, отвращение.
встречи, бесполезно. Она сразу же начинала целовать его плечи и шею, и он
в эти минуты чувствовал себя продажной девкой и ненавидел себя
жалостливой, но отчетливой ненавистью.
прежняя жизнь была бессмысленной. Влюбилась она в него беспамятно;
мучительно страдая, отсчитывала дни до новых встреч с ним; она
возненавидела время, которое отнимало у нее - неумолимо и безучастно -
самое себя: уже сорок шесть лет ей, и каждый час несет с собой старость,
ощущение собственной ненужности.
перестал различать лица. В голове его мешались китайские, японские,
эстонские слова; лишь когда он слышал русскую речь, особенно женскую,
постоянное чувство тревоги оставляло его и он успокаивался, даже мог
поспать - десять, двадцать минут без угнетавших его кошмаров.
Воронцов плохо помнил лицо женщины, но он услышал ее прекрасный, русский
голос, и ему сделалось так нежно и спокойно, как давно не было. Он увел ее
к себе - это было в субботу, - и все воскресенье прошло в кровати; он
просыпался только для того, чтобы выпить воды, которую ему подносила
женщина, и снова уснуть. С того дня он вышел из запоя, эта случайная
встреча спасла его.
потом по-прежнему стал назначать ей свидания, потому что сейчас, после
того как он вернулся к жизни, к политической борьбе, он хотел лишь одного:
понять, что же это за люди - оттуда; чем они живут, чем разнятся от него и
от тех, в чьем кругу он вращался. Оставляя у себя на ночь Марию
Николаевну, он убеждал себя, что эти "несгибаемые" живут тем же, чем живут
все люди на земле: любовью, нежностью, бесстыдством, страхом, радостью.
Он, правда, никак не учитывал, что Оленецкая была стареющей женщиной, с
неудачной, изломанной жизнью; не учитывал он и того, что в революцию она
пришла случайно, через сестру, скорее корпоративно, чем осмысленно, и лишь
после того, как республика открыла свои посольства за границей.
движений - униженный, пустой - и думал: "Мы все так устали от грубостей,
что стали уповать на кардинальное изменение наших жизней - будь то война,
революция, - неважно, лишь бы что-то изменилось, сорвало накипь прежнего,
перетряхнуло, - а когда дождались, да и мордой об стол! мордой об стол! -
начали делать наивные попытки вернуть то прошлое, которое ненавидели,
когда оно было настоящим".
где она теперь снимала комнату по субботам, к нему подъехала машина с
дипломатическим номером, и господин в спортивном костюме, сидевший за
рулем, сказал:
занесет автомобиль.
холеной медлительностью и чрезмерно аккуратной манерой вести автомобиль.
вас, - шифровальщицей русского посольства.. Мы - это Германия... Я
предвижу ваш вполне справедливый гнев: с подобного рода разговорами вам
сталкиваться не приходилось. Но перед тем как вы потребуете остановить
машину и скажете мне что-нибудь обидное и это обидное в дальнейшем не
может не помешать нашим отношениям, - я просил бы вас выслушать меня не
перебивая. Виктор Витальевич, русская эмиграция, даже наиболее
организованная и решительная ее часть, ничего не сможет поделать с
кремлевским режимом, не войдя в контакт с кем-либо из заинтересованных лиц
в правительственных учреждениях Запада. Режим Кремля так силен, что
повалить его, уповая на силы эмиграции и немногочисленного и распыленного
подполья, никак невозможно. Если вы считаете, что я не прав, то разговор
нам продолжать бесполезно...
молчал, сосредоточенно рассматривая ровную булыжную дорогу.
переживает, пожалуй, самый трагичный период своей истории. Я знаю, что
ваши симпатии были всегда на стороне Британии, я знаю, как вы подтрунивали
над нами - филистерами и колбасниками. Но, согласитесь, колбасники умеют
работать, и мы восстанем из пепла и еще скажем свое слово.
ищет торговых контактов, какими реальными средствами он располагает, это
все шифруется.
вам предложить, потому что этим поставил бы вас в положение моего
агента...
германская экипировка?
документы. Германия сейчас не в том положении, чтобы обострять отношения с
Москвой. Да и потом, налаживая добрые отношения с Кремлем, вовлекая вашу
родину в систему наших деловых взаимоотношений, мы вам куда как большую
услугу оказываем.
Воронцова. С тех пор они виделись четыре раза, и встречи эти были
полезными для них обоих. Поэтому-то Воронцов и не рвал с Оленецкой как она
ему ни была противна
разгоряченной Марии Николаевны на край кровати, - надо отдать себе отчет в
том, что эмиграция обречена на гибель, если не подчинить гордыню разуму.
Пусть Нолмар сообщает в Берлин, что я на него работаю, - ничего, пусть...
Когда мы вернемся домой, сочтемся самолюбием".
пепельнице. - Никаких известий из дома?
считал для себя невозможным требовать у этой несчастной женщины информации
взамен за любовь. Это, считал он, унижало бы в первую очередь его, а не
ее. Он выстроил для своих с ней взаимоотношений иную форму: он говорил ей,
что думает вернуться домой, но для этого ему надо точно знать, к чему дома
идет дело - к стабилизации и правопорядку либо же к новому кровопролитию,
если большевики не смогут выпутаться из тех хозяйственных сложностей, в
которых они так трагично завязли.
позже рассказывала подробности, я делал для себя очень важные выводы, и
ты, именно ты, дважды спасла мне жизнь... Помнишь?
савинковцев в Польше и о требовании решительной борьбы с их
представителями в случае, если они появятся в Ревеле. Воронцов сумел
объяснить тогда Марии Николаевне, как для него важно это ее сообщение, ибо
у него много врагов среди савинковцев.
сегодня Литвинов должен был посетить президента по поводу непрекращающейся
враждебной деятельности белой эмиграции в Ревеле...
тело нашли утром - длинно закричал молочник, привезший творог и сметану
жильцам третьей и пятой квартиры...
сероватым, тяжелым, Воронцов, остановившись неподалеку от своего дома,
увидел, как в полицейскую карету затаскивали Никандрова. Его били по шее,
вталкивая в карету, а он кричал что-то свирепое и яростное.
было открыться полиции, но потом он решил, что Никандрова и так освободят,
разобравшись в ошибке, а его они, видимо, освобождать не станут, а после
он понял, что, вероятно, и Никандрова не станут быстро освобождать, а
скорее всего вышлют - хорошо в Латвию, а то и обратно домой, и вспомнил он
сегодняшнюю ночь, и Карла Энновича, и Оленецкую и увидел себя со стороны и
подумал: "Будь же мы все трижды прокляты!.."
подумал пойти к морю и утопиться, но потом вспомнил, как издевался над
самоубийцами, и позвонил Нолмару.
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Пехов Алексей
Муркок Майкл
Майер Стефани