Чтение 16–й страницы книги ~Отчаяние~

-- Не знаю, -- ответил Исаев, подумав, что он плохо ответил, снова
открылся, прокол. -- Скорее всего -- нет... Я бы просто сошел с ума...
Думаю, если у вас есть дети, с вами случилось бы подобное же...

-- Я покажу вам дело сына...

-- Этого мало. Я хочу получить с ним свидание.

-- Я же сказал: получите. После окончания работы.

-- Я начну работать .только после того, как вы освободите мою же...
Александру Гаврилину и сына...

-- Вы с Лозовским встречались?

-- Кто это? Знакомая фамилия...

-- Соломон Лозовский, председатель Профинтерна...

-- В семнадцатом встречался... И в двадцать первом тоже, на конгрессе...

-- Как думаете, генсек Профинтерна Лозовский -- он сейчас депутат
Верховного Совета, заместитель товарища Вячеслава Михайловича Молотова --
помнит вас?

-- Вряд ли...

-- А вашего отца?

-- Наверняка должен помнить...

Аркадий Аркадьевич снова принялся ходить по своему огромному кабинету,
потом взял со стола стопку бумаги, самописку (очень дорогая, сразу же
отметил Исаев, "монблан" с золотым пером и тремя золотыми ободками,
миллионерский уровень) и положил перед Исаевым.

-- Пишите, -- сказал он. -- Депутату Верховного Совета СССР Лозовскому С.
А.

-- Я не умею писать под диктовку... Каков смысл письма?

-- Вы обращаетесь к представителю высшего органа власти страны с просьбой
о помиловании Гаврилиной и вашего сына...

-- В качестве кого я обращаюсь к Лозовскому?

-- Подписываетесь Штирлицем... Этот псевдоним, думаю, был известен
высшему руководству наркомата, тьфу, министерства иностранных дел...

-- "Заключенный Штирлиц"? -- спросил Исаев. -- Или "штандартенфюрер"?
Иванов рассмеялся:

-- Я сам поеду с этим заявлением к Соломону Абрамовичу... И покажу вам
его визу -- какой бы она ни была... Второе письмо напишите товарищу
Кузнецову Алексею Александровичу, секретарю ЦК ВКП(б), он теперь курирует
органы, попросите его о переводе вас на дачу в связи с началом операции по
шведу...

-- Второе письмо я напишу после того, как вы покажете мне резолюцию
Лозовского.

-- Хорошо, не пишите про шведа, -- досадливо поморщился Аркадий
Аркадьевич. -- Посетуйте на несправедливость в отношении вас и попросите,
указав на работу против Карла Вольфа в Швейцарии, перевести на дачу...
Напишите, что идет завершающий этап проверки, вы убеждены в предстоящей
реабилитации, сдают нервы, одиночка -- не курорт... С этим письмом поедет
заместитель товарища Абакумова. Возможно, все дальнейшие встречи с
Александрой Гаврилиной и свидание с сыном мы проведем на даче... Я ничего не
обещаю, я говорю предположительно, не обольщайтесь...

Эти его слова и позволили Исаеву взять перо и лист бумаги...

...Спрятав заявления, Аркадий Аркадьевич бтошел к своему столу, снял
трубку телефона и коротко бросил:

-- Введите.

...Привели штурмбаннфюрера Риббе. Глаза его были по-прежнему совершенно
пусты, лицо пепельное, прозрачное с очень большими ушами; Исаеву даже
показалось, что отечные мочки трясутся при каждом шаге.

Рат, сопровождавший Риббе, улыбнулся Исаеву, как доброму знакомому.

-- Спросите его, -- сказал Рату Аркадий Аркадьевич, -- что он может
показать о деятельности Валленберга в Будапеште...

-- В конце ноября сорок четвертого года, -- начал рапортовать Риббе, --
Эйхман поручил мне провести встречу с Валленбергом на конспиративной
квартире и обговорить формы связи в Стокгольме, если произойдет трагедия и
рейх рухнет. Сначала я возражал Эйхману, говорил, что нельзя произносить
такие слова, однако Эйхман заверил меня, что фраза согласована с
группенфюрером Мюллером, некая форма проверки агента... Нам надо, пояснил
Эйхман, проверить реакцию Валленберга, и это я поручаю вам... Во время
конспиративной встречи Валленберг сказал, что он гарантирует безопасность
нашим людям... Переправит их в Латинскую Америку, если мы выполним
его-просьбу и освободим тех евреев, список которых он передал ранее "его
другу" Эйхману... Вот в общих чертах та единственная встреча, которую я имел
с Валленбергом...

-- Вы видели его вербовочное обязательство работать на РСХА? -- спросил
Аркадий Аркадьевич.

Рат перевел, Исаев отметил, что он допустил ошибку, ерундовую, конечно,
но тем не менее двоякотолкуемую: вместо "обязательство" сказал "обещание"; в
разведке не "обещают", а "работают".

-- Нет, -- ответил Риббе, -- все эти документы Эйхман хранил в своем
сейфе...

-- Каким образом Эйхман исчез? -- спросил Аркадий Аркадьевич.

-- Говорили, что он пробрался во Фленсбург, а оттуда*-- в Данию...

-- Вы хотите сказать, что он стремился попасть в Швецию?

-- Бесспорно. Все остальные партийные товари... коллеги, -- быстро, с
испугом поправился Риббе, -- стремились на юг, к швейцарской границе, чтобы
уходить по линии ОДЕССА* в Италию, а оттуда -- в Испанию...

( ОДЕССА -- секретная организация нацистов по переправке ответственных
сотрудников партии и СС в Испанию и Латинскую Америку после краха рейха.)

Аркадий Аркадьевич неожиданно обернулся к Исаеву и быстро спросил на
ужасном немецком:

-- Штирлиц, это правда?

-- Да, -- ответил Максим Максимович и сразу же пожалел об этом, надо было
просто кивнуть; его уже, хоть в самой малости, в едином слове "да", втянули
в комбинацию...

-- Вас вывозили через Италию, Штирлиц? -- продолжая коверкать немецкий,
уточнил Аркадий Аркадьевич.

Исаев колебался лишь одно мгновение, потом ответил по-русски:

-- Да, товарищ генерал...

Риббе никак не прореагировал на то, что он загоцорил по-русски,
отсутствовал; Иванов и Рат многозначительно переглянулись, и, хотя это было
лишь одно мгновение, Исаев точно засек выражение их острых, напряженных
глаз.

-- Спасибо, Риббе, -- мягко сказал Аркадий Аркадьевич. -- Можете сегодня
отдыхать, завтра вам увеличат прогулку до часа...

Рат чуть тронул Риббе, тот, словно автомат, повернулся и зашагал к двери,
вытянув руки по швам, словно шел на параде...

-- Ну как? -- спросил Иванов. -- Вы ему поверили? Или врет?

-- Видимо, вы даете ему какие-то препараты, Аркадий Аркадьевич... Он
производит впечатление больного человека... Он малоубедителен... Как Ван дер
Люббе...

-- Кто? -- не понял тот.

-- Ван дер Люббе, свидетель гитлеровского обвинения в процессе против
Георгия Димитрова...

-- Я отдам сотрудника под суд, -- тихо, с яростью сказал Аркадий
Аркадьевич, -- если узнаю, что он применяет недозволенные методы ведения
следствия...

Сейчас лучше промолчать, сказал себе Исаев; он должен отдать под суд
Сергея Сергеевича, который держал меня на стуле по сорок часов без движения,
да еще лампа выжигала глаза...

...Дверь внезапно открылась; вошел невысокого роста человек; Аркадий
Аркадьевич замер, подобрался, лицо его резко изменилось, сделалось
подобострастным, внимающим...

-- Здравия желаю, товарищ 4Мальков! -- отрапортовал он. -- Разрешите
продолжать работу? Или прикажете отправить заключенного в камеру?

-- Нет, нет, продолжайте, -- ответил Мальков. -- Если не будете
возражать, я посижу, послушаю, не обращайте на меня внимания...

...Мальков устроился на стуле с подлокотниками в углу кабинета, возле
окна, так, чтобы лица не было видно заключенному, -- солнце обтекало его
толстое, женственное тело, лицо с коротенькими усами и бородкой-эспаньолкой,
в то время как слепящие лучи делали землистое лицо Исаева со впавшими
щеками, выпершими скулами и морщинистым лбом четким, как фотография.

-- Итак, Всеволод Владимирович, -- Иванов заговорил иначе, сдержаннее,
даже голос изменился, чуть сел, -- по указанию руководства я выполнил две
ваши просьбы, что дает вам основание верить, что и последняя, третья, будет
выполнена, тем более вы обратились к товарищу Кузнецову и товарищу
Лозовскому, другу вашего покойного отца... Могу ли я в присутствии товарища
Малькова задать вопрос: вы готовы помочь нам распутать шведский узел?

-- Я уже ответил: до тех пор, пока я не увижу сына, все разговоры
бессмысленны.

-- Разумно ли ставить ультиматум?

Аркадий Аркадьевич отошел к сейфу, стоявшему в углу кабинета, с видимым
трудом открыл тяжелую бронированную дверь, достал папку с грифом "совершенно
секретно, хранить вечно", предложил:

-- Полистайте.

Исаев машинально похлопал себя по карманам:

-- Очки-то вы у меня изъяли...

-- Вернем, -- пообещал Аркадий Аркадьевич и протянул Исаеву свои --
маленькие, круглые, в коричневой целлулоидной оправе.

Он дал мне дело Сани, понял Исаев; это -- пик нашего противостояния, я
должен приготовиться к схватке, я не имею права ее проиграть, грош тебе
цена, если ты проиграешь; ,ты выиграешь ее, потому что ты устал жить, тебе
стало это неинтересно после теплохода "Куйбышев", "Лондона" и одиночки; тебе
пусто жить после встречи с изломанной Сашенькой, которая невольно выполняет
их задания, откуда ей, бедненькой тростиночке, знать наши хитрости... Ты