моя... Три года на заводе поработала, а сейчас ее можно с пятого курса без
всякого диплома на оперативную работу брать.
украшает человека, ничего не скажешь.
спорить?
что пословица есть: "Из двух спорящих виноват тот, кто умнее".
Рослякова, - а то у тебя сегодня настроение, как у протоиерея Введенского
- только б дискутировать...
человека. Шли они не быстро и не медленно, весело о чем-то разговаривали,
заигрывали с девушками, разглядывали ребят и подолгу топтались около
продавцов книг. Со стороны могло показаться, что два бездельника
просто-напросто убивают время. Походка сейчас у них была особенная -
шаткая, ленивая, ноги они ставили чуть косолапо, так, как стало модным у
пижонов после фильма "Великолепная семерка". Около "Арагви" к ним
подключился третий - оперативник из пятидесятого отделения. Костенко
оглядел его костюм и спросил:
напялил. Сейчас на улице двадцать градусов, а твоя зеленая панама за
километр видна.
учили, что шляпа меняет внешний облик до неузнаваемости...
гаубицы. Такие брюки сейчас уже не маскируют, а демаскируют.
бродить, ты нас найдешь. А то сейчас ты как на маскарад вырядился:
"мастодонт-62"...
вольная тема: "Героизм в советской литературе"; были темы конкретные:
"Образ Печорина" и "Фольклорные особенности прозы Гоголя".
получаса, заметив, что парень до сих пор не взял в руки перо, остановился
рядом с ним и тихо спросил:
тему. Это будет подлость, если я стану писать ее. Это будет так же подло,
если в глаза человеку говорить одно, а за глаза другое. Почему он сказал,
что это для меня? Он не должен был так говорить. Даже если он добрый, все
равно он не имел права говорить мне это. Надо писать про Печорина. Или
взять и написать про самого себя. Про то, что со мной было, и как я шел с
убийцами в кассу, и как я молча стоял у окна, вместо того чтобы орать и
лезть на них. Вот о чем я должен писать. И напрасно я провожу аналогию
между Печориным и собой. Тот был честным человеком, а я самая последняя
мелкая и трусливая дрянь".
быстро, ему было ясно, о чем писать, и он знал, что должен сделать, чтобы
не считать себя потом негодяем и двурушником.
на Петровку...
напекло затылок?
простите, две макушки на том месте, где у прочих затылок.
зной дрожал в воздухе. В мелких брызгах - улицу часто поливали
неповоротливые, как броневики, и такие же пузатые автомобили - играла
синяя радуга. Улица жила веселой и шумной жизнью. Быстрые студентки;
негры; растерянные, сбившиеся в кучу транзитники с вокзалов; продавцы
книг, домохозяйки с набитыми сумками, школьники; девушки из магазинов,
выбежавшие на перерыв в синеньких, дерзко открытых халатиках; индусы в
высоких тюрбанах и с пледами через плечо - вся эта многоликая масса людей
шла мимо и рядом, и надо было не только радоваться, глядя на эту шумную и
веселую толпу, но все время быть настороже, надо все время приглядываться
- нет ли сине-красного шрама на лбу, нет ли большого рта, яркого, словно
накрашенного помадой; надо было приглядываться к каждому мужчине среднего
роста, который шел в темных очках и в кепке, потому что и Рослякову, и
Костенко, и Садчикову казалось, что Чита будет обязательно в темных очках
и в кепке, чтобы скрыть шрам на лбу. Им казалось так, потому что они долго
сидели и перечитывали все показания о Назаренко, о его трусости и хамстве,
о его страсти к ресторанам и к дешевой показухе, о его врожденной
интуиции, осторожности и - вместе с тем - наглости.
должен играть перед самим собой в таинственный героизм. А такой героизм
всегда нуждается в зрителях и в острых ощущениях. Один на один такие
"герои" предают друг друга, выкручиваются, стараясь свалить все на
другого, плачут и впадают в истерику, они кричат и воют, проклиная все и
вся.
решил, что засыпался, то наверняка - в этом муровцы тоже были убеждены -
пришел бы к себе домой, а скорее всего на квартиру к своему длинному
другу, и заперся там, пережидая грозу.
Леньку. ОРУД уже работает по всем гаражам и районным ГАИ, но "Витьку", о
котором говорили грабители, пока не нашли. Да и был ли Витька Витькой?
Сколько их, Витек, в московских гаражах? Тысяч пятнадцать, не меньше... И
точно ли помнит Ленька? Но взяли они его с собой, ясное дело, по пьянке.
Дурачок парень. "Я читаю стихи проституткам и с бандитами жарю спирт..." А
они его за это целовали. Ворюги сентиментальны, им бы детские сказки
слушать, слез не соберешь. Опьянели, решили - свой, да и Ленька, верно,
брякнул что-нибудь вроде того, что "жизнь надоела, смотаюсь отсюда к
черту...". Есть такие - в семнадцать лет жизнь надоедает, а потом подушку
зубами рвут, по нарам кулаками стучат, лбом о стенку бьются. Ну этого не
посадят. Не должны. Глупо будет и жестоко. Хотя судья судье рознь, а закон
для всех один. Был с бандитами? Был. Они стреляли? Стреляли. Банда? И да и
нет. Они - банда, а он - дурачок. На всю жизнь наука. Дома тарарам,
приткнуться некуда, оступился...
что мы слишком вольно трактуем закон. "Закон что дышло: куда повернешь -
туда и вышло" - была когда-то такая поговорка. Трактовать по-разному
допустимо поступок, а статьи закона обязаны быть едиными - вне всяких
трактовок. Была банда - Чита и Длинный. Они не знали Леньку, а тот не знал
их. Так? Так. Они позвали его с собой, не предупредив о своем намерении
грабить кассу и стрелять в кассира. Смешно: "Пойдем, Лень, вместе с нами и
убьем женщину в кассе..." Другое дело - он должен был не в парадном
прятаться, а сразу же, немедленно прибежать к нам... Это можно
квалифицировать не только как трусость, но и как пособничество грабителям.
С некоторой натяжкой - но можно... И судье будет трудно объяснить, что в
этом его поступке есть доля нашей вины, вины милиции. Если б все
милиционеры работали с тактом, умно, если бы все они были со средним
образованием, а желательно - с высшим - тогда другое дело. А ведь сами
много портачим - разве нет?"
Оно клубникой пахнет...
согласится, выслушает. Или докладную комиссару напишет, что, мол, я влезаю
в его компетенцию? Комиссар вызовет "на ковер", это уж точно, он такие
вещи не прощает... Ну что ж... Пусть еще один выговор влепит - переживу...
Но в суд пойти придется".
Васильевна взяла его первой. Она читала и, поджав губы, усмехалась, потому
что все написанное Ленькой было исполнено пафоса и красоты. Но в конце она
вдруг споткнулась и покраснела. Она увидела строчки, написанные чуть ниже
последнего абзаца сочинения. Там было написано: "Я знаю, что не имею права
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Конан-Дойль Артур
Никитин Юрий
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия