закончены, летчики полярной авиации сделали много рейсов над тундрой, а
теперь предстоял самый ответственный период работы на льду.
садиться на дрейфующий лед, спать в палатках, когда крошатся льды, и
делать при этом свою работу, сейчас мало пишут в газетах. Считается, что
все написано: были папанинцы, была Антарктида - и хватит. Страшный и
равнодушный оборот: "Это уже освещено в печати", - проник и в Арктику.
Мужество нельзя "освещать". Мужество не может быть "уже освещено". Это
непреходящая ценность.
авиации Шевелев да еще несколько человек в Москве и Ленинграде понимали,
какую огромную ответственность возложил на себя Годенко, согласившись
взять в свои руки руководство этой высокоширотной экспедицией.
задуманного дела, чтобы вот так, как Годенко, улыбаясь, прохаживаться по
длинному коридору гостиницы, весело шутить внизу, в столовой, и в
перерывах между первым и вторым блюдом рассказывать смешные байки.
работа. Он раскладывал на столе радиограммы, полученные со всех станций:
высаженных на лед, обосновавшихся на островах или на материке, ото всех
самолетов, обслуживавших экспедицию, - словом, со всех точек Арктики.
трещина по льду, куда высадить станцию "Наука-3", занимающуюся проблемами
морской фауны, .как обеспечить станцию "Северный полюс-8" горючим на весь
зимний период. Много вопросов должен был решить Годенко ночью, после того
как на его столе собирались радиограммы со всей Арктики. Он не имел права
полагаться на свой многолетний опыт полярника. Он чертил на календаре
хитрые записи, а утром, побрившись, улетал на "Науку-9" - делать первую,
пробную посадку на треснувший лед. На обратном пути он "заскакивал" на
"СП-8", а потом успевал побывать на мысе Челюскин, через который велась
переброска грузов перед выходом экспедиции на лед. Возвращался он таким
же, как и улетал, - без тени усталости, тщательно выбритым и веселым.
он заканчивал свой многолетний труд по дрейфу льда в самом трудном
арктическом проливе - в проливе Вилькицкого. Он кончал писать около пяти
утра, с тем чтобы в восемь начать следующий день.
Годенко сидит по ночам за столом и что его освещенное окно знают все на
Диксоне: только один начальник экспедиции сидит за работой до шести утра.
красным, будто ошпаренным.
раскричаться и наговорить грубостей. - Позор какой! Как же вам не стыдно,
а? Ну подумайте только, какую вы подлость делаете по отношению к летчикам,
которые летят ночью на полюс, по отношению к ученым, которые сидят на льду
и ведут исследования и в шесть вечера и в три ночи. Я не хочу думать о вас
плохо, изорвите это сочинение, неприлично так поступать...
дню. Он скоблился, напевал под нос джазовую песенку и думал: "Все-таки
солдатом быть лучше, чем генералом. Это - истина, но, к сожалению, в нее
начинаешь веровать только после того, как сам сделаешься генералом -
неважно, армейским, от науки или от промышленности. И напортачить нельзя,
чтобы разжаловали, - люди страдать будут, напортачь я хоть в мелочи..."
экспедиции Владимира Морозова, занимавшейся установкой автоматических
радиометеорологических станций на дрейфующих льдах.
бы, один из лучших летчиков страны будет работать вместе с ним. Поэтому
Морозов сказал:
"Казбек"
дела.
улыбнулся, сразу вспомнив Женю. - Сейчас я тоже пойду на радиоцентр и
пошлю ей радиограмму".
него. В записке было написано: "Павел Иванович, я поступаю как настоящая
свинья, но я не могу поступить иначе. У меня бюллетень на четыре дня. Меня
не будет в Диксоне три дня. Я буду в Москве. Я не обманываю Вас: у меня
сейчас уже не тридцать девять, а тридцать девять и три. Запись есть у.
врача. Сидеть за штурвалом рядом с вами и с ребятами мне не разрешат так
или иначе - я заразный, ангина передается через дыхание. Если я не прилечу
через три дня, то можете считать меня законченным подлецом, но только я
прилечу. Я обо всем договорился с ребятами из транспортного отряда. Павел
Богачев".
картину", чтобы успеть к срокам. Женя так уставала после работы на
площадке, что подолгу сидела в костюмерной, не в силах ни переодеться, ни
умыться как следует, чтобы сошел грим и не щипало лицо, пока едешь в
троллейбусе до дому.
темной костюмерной, - ужасно устала, просто сил моих нет. Так хочется
уехать куда-нибудь за город на неделю, чтобы ничего не делать, а просто
спать и ходить по лесу. Боже мой, какое прекрасное название романа о войне
- "Мы еще вернемся за подснежниками!" Дура, почему я не учила французский?
Кажется, по-французски:
кожа потом горит и трескается".
коридору к выходу. Огромная киностудия работала и ночью. Над входами в
ателье висели грозные черно-красные надписи: "Тихо! Идет звукосъемка". За
большими закрытыми дверями сидели люди, которые отдавали кино всю свою
жизнь, без остатка. Они даже не отдыхали, потому что переходили из одной
картины в другую и только через несколько лет получали трехмесячный отпуск
- вроде полярников.
крови, нервов, бессонных ночей, складывается искусство кино, которое так
любит наш народ. И ничего не знает о нем".
местах сидела подгулявшая веселая компания молодых людей. Когда троллейбус
пошел дальше и огни студии остались позади, кто-то из молодых людей сказал:
месяц и работаю без выходных в две смены. Как же можно говорить так?"
потом подумала, что это будет смешно и жалко. Да и какая разница, думала
Женя, пусть говорят все, что хотят. Искусство создается не для тех, кто
подсчитывает заработки актеров.
такой усталости, потому что кругом здесь люди творили искусство, а
искусство не знает усталости. В искусстве устают только бездарные люди.
пройти по спящей Москве. И ничуть я не устала, я много и хорошо работаю, а
это не усталость: просто избыток радости".
которой лежало полотенце и дегтярное мыло.