Чтение 16–й страницы книги ~Экспансия

синяками и тогда вообще побоятся ехать на вершину.

- Но ты хоть позволишь мне подняться вместе с вами?

- Я не могу тебе этого запретить, но объясняться-то я с ними буду
по-английски, все равно не поймешь...

Роберто отошел, бормоча под нос ругательства; седой американец
поинтересовался:

- Конкурент?

- Если знаете испанский, зачем спрашивать? - ответил Штирлиц.

Ганс встретил гостей, затянув ремень, как молодой кадет на параде,
приветствовал их на чересчур правильном английском, осведомился, кто хочет
кофе; есть напитки и покрепче; предложил сразу же начать примерять
обувь...

Штирлиц сумрачно заметил:

- По поводу того, что "покрепче"... До спуска пить запрещено... Я -
ваш тренер, меня зовут Мэксим Брунн, к вашим услугам, леди и джентльмены,
кто намерен подняться на вершину?

- Все! - закричали женщины.

- Прекрасно, у моего босса, - Штирлиц кивнул на Ганса, - будет
хороший бизнес. Ознакомьтесь с расценками за инвентарь. Лично я беру за
день пять долларов с каждого, гарантирую, что за неделю вы научитесь
скоростному спуску. Страховку не беру: фирма гарантирует, что вы вернетесь
в Штаты с целыми ногами и тазобедренными суставами, - вообще-то, их ломают
чаще всего, особенно люди вашего возраста, - обернувшись к женщинам, он
добавил: - К вам это не относится, гвапы... "Гвапа", - галантно пояснил, -
по-галисийски значит "красавица"...

- А что такое "ходер"? - спросила большеногая американочка, лет
тридцать пять, веснушки, ямочки на щеках, в глазах - чистый наив, вполне
естественно совмещенный с оценивающей деловитостью женщины, знающей толк в
любовных утехах.

- Вы чья-нибудь дочка?! Джентльмены, кто отец этой очаровательной
женщины? - Штирлиц улыбался. - Или вы жена? Лучше б, конечно, подруга,
тогда бы я ответил правду.

- Мы жены, жены, - прокричали американки. - Я - Мэри, - сказала
большеногая, - Мэри Спидлэм.

- А я - Хэлен Эрроу, - сказала маленькая, смуглая, стриженная очень
странно, слишком коротко, чуть не под мальчика.

- Если вы жены, то пусть седой господин - мне кажется, он ваш
предводитель - объяснит, что такое "ходер", - усмехнулся Штирлиц. - У меня
язык не поворачивается.

Седой крепыш, понимавший испанский, смущенно ответил:

- Девочки, это слово идентично нашему "заниматься любовью".

- Не верно, - Штирлиц покачал головой. - Зачем говорите неправду? Это
идентично нашему "фак"', девушки. В горах надо все называть своими
именами... Ладно, к делу... Кто из вас хоть раз стоял на лыжах?

_______________

' Американский нецензурный жаргон.

Перестав хохотать над разъяснением Штирлица, Мэри и Хэлен
отрицательно покачали головами; седой, укоризненно поглядев на
присутствующих, заметил:

- Нужно ли все называть своими именами?

- Наш инструктор мистер Брунн, - быстро заговорил Ганс, стараясь
исправить неловкость, - настолько силен на склонах, что ему здесь прощают
все... Они психи, эти тренеры, настоящие психи, но что мы без них можем?

- Мистер Брунн не псих, - Хэлен сбросила куртку. - Просто он любит
точность. И мне это нравится. Правда, Эрни? - она обернулась к высокому
мужчине в клетчатой куртке. - Ты согласен?

- С такой женой, - усмехнулся Штирлиц, - ни один муж не рискнет не
согласиться... А вообще-то, леди и джентльмены, я вас проверял: я вожу на
склон только тех людей, которые не выпендриваются... Иногда ведь
начинающих горнолыжников надо - за грубые ошибки - ударить палкой по попе,
как детей, и это по правилам, иначе не научитесь... И это надо простить
тренеру, потому что горные лыжи есть некий момент любви и самоутверждения,
вы в этом убедитесь через час... А теперь все, хватит болтовни, дамы
раздеваются первыми в комнате наверху, берут брюки и куртки, я поднимаюсь
к ним с ботинками через пять минут, мужчины - так и быть - раздеваются при
мне...

...На вершине было холодно, нос Ганса сразу же сделался сосулистым,
но капля, которую так ждал Штирлиц все эти недели, что они работали
вместе, так и не появилась, он так хитро дотрагивался до щек перчатками,
запрокидывая голову, или, наоборот, резко присаживался, вроде бы поправляя
крепления, что успевал смахнуть ее совершенно незаметно; раньше Штирлиц
потешался над этим, сегодня начал анализировать каждый жест молодого
х е ф е; он вообще сегодня смотрел на Ганса по-новому, очень цепко и -
поэтому - внешне совершенно не обращал на него внимания.

- Между прочим, я вам не представился, - сказал седой коротыш,
опустив уши своей шапочки. - Меня зовут Дик Краймер, я работаю в сфере
рекламы... Нашу поездку финансировал нью-йоркский филиал лондонской
туристской фирмы "Кук и сыновья"...

- Намерены прославлять наши восхитительные склоны? - сразу же
заинтересовался Ганс. - Я готов передать вам, совершенно безвозмездно,
материалы об уникальном озере Уэмюль, об его индейском изначалии...

- Изначалие у него вулканическое, - буркнул Штирлиц, и американцы
весело рассмеялись: эта нация не терпит угодничества и не считает нужным
хитрить по мелочам.

Ганс посмеялся вместе со всеми, но в глазах у него промелькнуло то,
прежнее, что Штирлиц прочел во время их первой встречи; тем не менее этот
человек умеет проигрывать, отметил он, и обладает отменной выдержкой;
сумасшедший Роберто полез бы с кулаками, а как же иначе, над ним смеялись
сеньорины, смех - оскорбление для кабальеро, все по правилам...

- Безвозмездно никто ничего не передает, - продолжал между тем
Штирлиц, поглядывая на облака, которые становились все более высокими,
легкими; в них угадывался розовый цвет, значит, они вот-вот разорвутся и
выглянет солнце. - Безвозмездно - значит неинтересно. Или, хуже того,
лживо. Правда, мистер Краймер?

- Вообще-то да, мы не очень верим в безвозмездность, когда речь идет
о бизнесе, - согласился тот. - Но если там всякие фонды и пожертвования,
то это, конечно, другое дело.

- Э, бросьте, - Штирлиц махнул рукой, - фонды не облагаются налогом,
можно спрятать десяток миллионов долларов от ищеек из финансового
ведомства, да и потом реклама, связанная с благотворительностью, даст
неплохую прибыль, нет?

- Вы американец, - утверждающе заметил Краймер. - Не отказывайтесь.

- А кто сейчас отказывается от вашего зеленого картона? Победители,
денег тьма, девушки, - Штирлиц кивнул на Мэри и Хэлен, которые прилаживали
лыжи, - хорошенькие, дурак откажется... Ладно, хватит болтать!
Представители мистера "Кука" должны оценить своими задницами крутизну, а
вы неверно приладили лыжи, давайте помогу.

Он опустился перед женщиной на колени, взял ее левую лодыжку, вогнал
ботинок в крепление, затянул и вдобавок обвязал кожаной тесемкой; в
сумочке, которая служила ему одновременно и поясом, у него были
медикаменты, ремешки, мазь против ожога и плоская фляжка со спиртом.

- Теперь не жмет? - спросил Штирлиц. - Удобно?

- Было бы прекрасно, наладь вы мне и правую ногу таким же образом.

Штирлиц поднял голову; зрачки у женщины стали громадными,
подрагивающими; неужели кокаин, подумал он, или муж опостылел; роман на
склоне, отдушина на полгода, будет что вспомнить; все же женщины тоньше
нас, они подданные чувства, их безрассудство окаяннее нашего, а потому
поэтичнее.

Штирлиц приладил ей и правую ногу, поднялся, задрал голову и крикнул:

- Солнце, давай! Время!

И, послушное ему, солнце разорвало радужные, легкие тучи; американцы
дружно зааплодировали.

Ганс шепнул:

- Ну и сукин же ты сын, Макс.

- Мальчик, зависть погубила Сальери, а он был довольно одаренным
композитором... Ну, "кукины дети", - Штирлиц обернулся к американцам, -
признавайтесь, кто из вас хоть раз стоял на лыжах?

- Один раз я корячился, - сказал Краймер. - Но у меня ничего не
вышло...

- Где это было?

- В прошлом году в Австрии, около Теплицзее, я там кончал армейскую
службу...

Штирлиц посмотрел на Ганса;тот, однако, не спросил, в каком это месте
было, кто тренировал, где останавливался американец; поди ж ты, а как
много рассказывал про тамошние склоны; впрочем, катается он отменно плохо,
так что, быть может, не хочет позориться передо мною.

- Кто вас тренировал? - спросил Штирлиц.

- Какой-то паршивый Фриц, наверняка эсэсовец, они все эсэсовцы, эти
поганые фрицы...

- Это уж точно, - согласился Штирлиц, - что верно, то верно, особенно
Бах и Моцарт...

Мэри засмеялась:

- Дик, вас умыли холодной водой из-под крана... Мой дедушка, кстати,
был фрицем, самый настоящий немец из Гамбурга...