Чтение 16–й страницы книги ~В случае беды~

следовало бы принимать вообще. Она изнывает у себя в бюро, как сторожевой
пес, которому запретили лаять на шатающихся вокруг бродяг, и я часто застаю
ее с покрасневшими глазами.

В минуты душевного упадка мне не раз приходило в голову, что если бы на
меня ополчился весь мир, моя секретарша все равно осталась бы со мной
доживать мои последние дни. Ну, не ирония ли судьбы, что я испытываю к ней
физическую антипатию, почти отвращение, которое помешало бы мне обнять ее
или увидеть обнаженной? Подозреваю, что она давно чувствует это и ей больно,
поскольку из-за меня она не будет принадлежать никакому мужчине.

Труднее всего для меня было не столько принять решение, сколько
заговорить о нем с Вивианой: я ведь сознавал, что на этот раз захожу
чересчур далеко и отваживаюсь вступить на скользкую почву. Что бы ни
случилось, я до конца сохраню трезвость ума и буду требовать от себя
ответственности за свои поступки, за все свои поступки.

Неделя, последовавшая за ночью у "Маньера", оказалась одной из самых
трудных и, пожалуй, унизительно смешных в моей жизни. Я до сих пор не
понимаю, как я нашел время выступать в суде, изучать дела своих клиентов и,
сверх того, показываться с Вивианой на целой серии парижских раутов.

Как я и ожидал, причиной всего стал Мазетти и его новая тактика.
Действительно, меня никто не разубедит в том, что он избрал ее умышленно и
это было отнюдь не глупо, поскольку он чуть-чуть не добился успеха.

В воскресенье вечером у меня состоялось серьезное объяснение с Иветтой, и
я был полностью или почти искренен, когда предложил ей выбирать:

- Если ты решила выйти замуж, зови его.

- Нет, Люсьен. Не хочу.

- Думаешь, что будешь с ним несчастна?

- Я не могу быть счастливой без тебя.

- Ты уверена?

Она была настолько измотана, что походила на призрак, и попросила у меня
позволения выпить стаканчик, чтобы взбодриться.

- Что он тебе сказал?

- Что будет ждать, сколько потребуется, потому как не сомневается: в свой
день и час я выйду за него.

- Он вернется?

- Ей не было нужды отвечать.

- Тогда, если ты действительно приняла решение, сейчас же напиши ему,
чтобы у него не осталось никаких надежд.

- Что я должна написать?

- Что он тебя больше не увидит.

Часть дня она занималась с ним любовью и еще носила на себе следы этого:
лицо ее служило лишь фоном дою запекшихся, словно расплавленных губ.

Я частично продиктовал ей письмо, которое сам и отнес на почту.

- Обещай, что не ответишь, если он позвонит по телефону или постучит в
дверь.

- Обещаю.

Он не позвонил и не попытался проникнуть в квартиру. Однако уже на другой
день мне позвонила Иветта:

- Он здесь.

- Где?

- На тротуаре.

- В дверь не звонил?

- Нет.

- Что делает?

- Ничего. Стоит, прислонившись к дому напротив, и не сводит глаз с моих
окон. Что посоветуешь?

- Я заеду за тобой и пойдем завтракать.

Я поехал на улицу Понтье. Увидел Мазетти, небритого и грязного, как если
бы он, не переодевшись, прибежал сюда прямо с завода.

К нам он не подошел, только посмотрел на Иветту глазами побитой собаки.

Когда час спустя я доставил ее домой, его уже не было, но он вернулся на
другой день, потом на следующий, все больше обрастая щетиной, лихорадочно
блестя глазами и походя на нищего.

Не знаю, какова доля искренности в его поведении Он тоже в разгаре
кризиса. Похоже, со дня на день откажется от стоившей ему стольких лишений
карьеры, словно для него ничто не имеет значения, кроме Иветты.

В течение недели наши взгляды не раз скрещивались, и в его глазах читался
презрительный упрек.

Я продумал все мыслимые решения, в том числе совершенно невозможные -
например, поселить Иветту у нас на нижнем этаже, где находятся мой кабинет и
служебные помещения. Мы сохранили там одну спальню с ванной, которыми
пользуется Борденав, когда работает ночью.

Этот проект долгие часы держал меня в возбужденном состоянии. Меня
соблазняла перспектива днем и ночью иметь Иветту под рукой, но наконец
рассудок взял верх. Мой замысел неосуществим хотя бы из-за Вивианы - это же
очевидно. До сих пор она со многим мирилась, готова мириться с еще большим,
но так далеко не пойдет.

Я почувствовал это, когда поделился с ней решением, которое в конце
концов принял. Разговор состоялся после завтрака. Я выбрал этот момент
нарочно, потому что меня ждали во Дворце и у меня было только четверть часа
свободных, что помешало бы объяснению опасно затянуться.

Войдя в гостиную, где мы собирались пить кофе, я негромко бросил.

- Надо поговорить:

На лице жены читалось, что я вряд ли сообщу ей что-либо новое и важное.
Возможно, она ждала еще более серьезного решения, чем то, на котором я
остановился. Во всяком случае, я почувствовал нечто вроде шока, а Вивиана на
секунду выдала себя, показав, сколько ей на самом деле дет.

У меня сжалось сердце, как если бы я был вынужден усыпить собаку, долго
бывшую моим верным другом.

- Сядь и помолчи. Ничего плохого не случилось.

Вивиана изобразила на лице улыбку, и эта улыбка была жесткой,
оборонительной; когда я объяснил, о какой квартире идет речь, я понял, что
ощетинилась она не из сентиментальных соображений. На секунду я даже
поверил, что началась ссора, и не уверен, что она была бы для меня так уж
нежелательна. Мы ведь в таком случае покончили бы со всем одним ударом
вместо того, чтобы продвигаться к этому по этапам. Я решил не уступать.

- По причинам, которые слишком долго объяснять и которые, как мне
кажется, тебе известны, она не может больше жить в меблирашках,

Мы все время говорим, она - я из деликатности, жена из презрения.

- Знаю.

- В таком случае все просто. Мне нужно как можно скорее поселить ее в
месте, неизвестном человеку, который преследует ее.

- Понимаю. Продолжай. - Нужно подыскать свободную квартиру.

Не подыскала ли она уже такую - скажем, с помощью агентства?

Если память мне не изменяет, на втором году нашей жизни на площади
Данфер-Рошро наше жилье начало нам казаться неудобным и мы возмечтали
переехать поближе ко Дворцу. Мы часто прогуливались по острову Сен-Луи,
который прельщал нас обоих.

В то время на оконечности острова, похожей на шпору и расположенной
напротив Сите и Нотр-Дам, была свободна квартира, и мы осмотрели ее,
обмениваясь жадными взглядами. Квартирная плата, ограниченная законом, была
не слишком высокой, но от нас потребовали оплатить ремонт, о чем не
позволяло говорить всерьез состояние наших финансов, и мы с тяжелым сердцем
ушли.

Позднее мы познакомились у приятелей с американкой мисс Уилсон, которая
не только сняла эту квартиру нашей мечты, но даже купила ее; по-моему,
Вивиана потом ездила к ней туда на чай. Мисс Уилсон занималась живописью,
посещала Лувр и художников и, как иные американские интеллектуалы,
покинувшие родину, считала свою страну варварской, клянясь, что закончит
свои дни в Париже. Здесь ее чаровало все-бистро. Центральный рынок,
маленькие более или менее подозрительные улочки, клошары, утренние рогалики,
дешевое красное вино и танцульки.

Так вот, два месяца назад, в возрасте сорока пяти лет, она вышла замуж за
проезжего американца, гарвардского профессора младше ее, и укатила с ним в
Соединенные Штаты.

Она разом порвала с прошлым, с Парижем и поручила агентству по торговле
недвижимостью как можно скорее продать квартиру, мебель и безделушки.

Это в метрах полутораста от нас, и мне, чтобы добраться до Иветты, не
понадобится ни ловить такси, ни беспокоить Альбера.

- Я долго думал. На первый взгляд это безумие, но...

- Купил?

- Еще нет. Сегодня вечером встречаюсь с уполномоченным агентства.

Отныне передо мной была женщина, защищающая уже не свое счастье, а свои
интересы.

- Надеюсь, ты не собираешься приобретать квартиру на ее имя?

Я этого ждал. Действительно, первым моим побуждением было сделать Иветте
этот подарок, чтобы при любом повороте в моей судьбе она не очутилась снова
на улице. Вивиана-то в случае моей смерти будет ограждена от нужды, сможет
почти полностью сохранить наш образ жизни благодаря крупным суммам, на
которые я застраховал свою жизнь.

Я заколебался. У меня не хватило духу, и я отступил. Я зол на себя за
трусость, за то, что покраснел и пробормотал:

- Разумеется.

Я тем более этим унижен, что Вивиана догадалась, насколько иным было мое
первоначальное намерение, и может торжествовать победу.

- Когда подписываешь?

- Нынче же вечером, если акт о купле-продаже составлен правильно.

- Она переедет завтра?

- Послезавтра.

Вивиана горько улыбнулась, вспомнив, вероятно, наш давнишний визит и
разочарование, когда мы узнали, какую сумму с нас требуют за ремонт