Чтение 16–й страницы книги ~...Дом стоял на Дрезден-авеню в Пасседене~

его решиться. Это "что-то" произошло, когда я сам с ним заговорил.

- Это очень простое объяснение, - сказал Бриз. - Такое простое, что
никуда не годиться.

- Может быть, вы правы.

- И в результате короткого разговора в вестибюле отеля этот
совершенно не знакомый тебе паренек приглашает тебя в свою квартиру и
вручает тебе ключ от нее? Только потому, что хочет поговорить с тобой?

- Да.

- Почему он не мог поговорить с тобой тогда же?

- Я торопился на встречу.

- Деловую?

Я кивнул.

- Ясно. Что у тебя за работа сейчас?

Я покачал головой и не ответил.

- Произошло убийство, - сказал Бриз. - Ты должен сказать мне.

Я снова покачал головой. Бриз чуть покраснел.

- И все-таки ты скажешь.

- Мне очень жаль, Бриз. Но дело зашло так далеко, что я очень в этом
сомневаюсь.

- Ты, конечно, понимаешь, что я могу упечь тебя в каталажку, как
важного свидетеля, - небрежно сообщил он.

- На каком основании?

- На том основании, что ты обнаружил тело, назвался управляющему
вымышленным именем и не можешь дать сколько-нибудь удовлетворительных
объяснений, касающихся твоих отношений с убитым.

- И вы собираетесь это сделать?

Он чуть улыбнулся.

- У тебя есть адвокат?

- Я знаю нескольких адвокатов. Но личного адвоката у меня нет.

- Кого из судей ты знаешь лично?

- Никого. То есть с тремя я как-то беседовал, но они, вероятно, не
помнят меня.

- Но у тебя, наверно, тесные связи с окружением мэра и так далее?

- Расскажите мне о них поподробнее, - сказал я. - Это очень интересно
знать.

- Послушай, приятель, но где-нибудь у тебя должны же быть друзья.
Наверняка.

- У меня есть хороший друг из окружения шерифа. Но я не хочу
впутывать его в свои дела.

- Почему? - Бриз удивленно поднял брови. - Он тебе может очень
понадобиться в ближайшее время. Словечко, замолвленное за тебя уважаемым
полицейским, может сильно облегчить тебе жизнь.

- Он просто мой друг, - сказал я. - Я не хочу кататься у него на
спине. Случись у меня какие-нибудь неприятности, это не лучшим образом
скажется на его службе.

- А как насчет Центрального бюро?

- Некто Рэндэлл - если он там еще работает. Мы с ним как-то
сталкивались по одному делу. Но он меня не очень-то обожает.

Бриз вздохнул и подвигал ногами по полу так, что зашуршала сброшенная
с кресла газета.

- Это правда - или какая-то хитрая предусмотрительность? Я о всех
тузах, с которыми ты не знаком.

- Это правда, - сказал я. - Но эту правду я использую с хитрой
предусмотрительностью.

- Не очень-то предусмотрительно сообщать мне об этом.

- Я придерживаюсь иного мнения.

Он с силой сжал подбородок огромной веснушчатой лапой, и, когда
опустил ее, на щеках его остались круглые красные отпечатки пальцев. Я
смотрел, как они постепенно бледнеют и исчезают.

- Почему бы тебе не пойти домой и не дать человеку возможность
спокойно заниматься делом? - раздраженно поинтересовался он.

Я поднялся, кивнул на прощание и направился к двери.

- Оставь свой домашний адрес, - сказал Бриз мне в спину.

Я дал ему адрес. Он записал.

- Пока, - мрачно сказал он. - Никуда не выезжай из города. Нам еще
понадобятся твои показания. Может, даже сегодня.

Я вышел. Снаружи на площадке дежурили двое полицейских в форме. Дверь
напротив была открыта - в квартире эксперт-криминалист все еще снимал
отпечатки пальцев. Внизу в обоих концах коридора стояло еще по
полицейскому. Рыжего управляющего нигде не было видно. Я вышел на улицу.
От тротуара отъезжала санитарная машина. По обеим сторанам улицы толпились
люди, но народу собралось не так много, как в каком-нибудь бы другом
районе по аналогичному поводу.

Я стал пробираться по тротуару. Какой-то парень схватил меня за
рукав:

- Что там произошло, Джек?

Я молча вырвал руку и, ничего не ответив и даже не взглянув на него,
пошел вниз по улице к своей машине.

Было четверть седьмого, когда я вошел в свой офис, включил свет и
подобрал с пола листок бумаги. Это была записка из почтового отделения; в
ней говорилось, что на мое имя пришла посылка, которая по моему требованию
будет мне доставлена в любое время дня или ночи. Я положил извещение на
стол, снял пиджак и открыл окна. Достав из глубокого ящика стола бутылку
"Олд Тэйлор", я глотнул оттуда и покатал языком во рту обжигающую
жидкость. Потом я сидел, держа бутылку за прохладное горлышко, и размышлял
над тем, нравится ли мне быть частным детективом и натыкаться на разные
трупы, но не дергаться и не осторожничать при этом, не протирать за собой
дверные ручки, не прикидывать постоянно, как много можно сказать без
ущерба для клиента и как мало можно сказать без ущерба для себя самого. Я
пришел к выводу, что мне это совсем не нравится.

Подтянув к себе телефон, я взглянул на номер извещения и набрал его.
Мне ответили, что посылку могут доставить прямо сейчас. Я сказал, что буду
ждать.

Начинало смеркаться. Шум уличного движения чуть стих, и входящйй в
раскрытые окна теплый воздух нес с собой скучный пыльный запах конца
трудового дня, запах выхлопных газов и отраженного от горячих стен и
тротуаров солнца, слабый запах пищи из тысяч ресторанчиков и спускающийся
с холмов Голливуда тонкий - доступный только обладающему нюхом охотничьей
собаки - особый аромат, который издают в жару эвкалипты.

Я сидел и курил. Через десять минут в дверь постучали. Я открыл, и
мальчик в форменной фуражке вручил мне маленький квадратный пакетик. Я дал
мальчику десять центов и послушал, как он беззаботно насвистывает по
дороге к лифту.

Мои имя и адрес на пакетике были написаны чернилами - очень
аккуратными печатными буквами. Я разрезал веревочку, развернул тонкую
коричневую бумагу и обнаружил под ней дешевую картонную коробочку со
штемпелем "Сделано в Японии". В такую коробочку в какой-нибудь японской
лавочке вам упакуют резную фигурку животного или камешек нефрита. Крышка
была пригнана очень плотно.

Стянув крышку и сняв сверху бумажную салфетку и кусочек ваты, я
обнаружил в коробочке золотую монету размером приблизительно с полдоллара,
ярко сверкающую, будто ее только что отчеканили.

На одной ее стороне был изображен орел с распростертыми крыльями,
щитом вместо груди и инициалами "Е.Б." на левом крыле. Орел был заключен в
круг, а между окружностью и гладкой необработанной кромкой монеты была
надпись: "E PLURIBUS UNUM" и внизу год 1787.

Я положил монету на ладонь. Монета была холодная и тяжелая, и я
почувствовал, как влажна моя ладонь под ней. На другой стороне монеты было
изображено солнце - восходящее или заходящее - над острой вершиной горы и
вокруг - два венка, похоже, из дубовых листьев, один в другом; еще
какая-то надпись по-латыни и внизу имя: "Брэшер".

Это был дублон Брэшера.

Больше ни в коробочке, ни на бумаге ничего не было. Печатный шрифт
ничего не говорил мне. Я не знал никого, кто бы таким пользовался.

Наполовину наполнив кисет табаком, я завернул монету в салфетку,
перехватил сверточек резинкой и сунул его в кисет, после чего наполнил
последний табаком доверху. Затем застегнул молнию и сунул кисет в карман.
Запер надписанную оберточную бумагу, веревочку и коробочку в шкаф для
хранения документов, сел за стол и набрал номер офиса Элиши Морнингстара.
На другом конце провода телефон прозвонил восемь раз, мне никто не
ответил. Собственно, я так и предполагал. Повесив трубку, я поискал имя
Элиши Морнингстара в справочнике, но его домашнего телефона там не было.

Достав из стола заплечную кобуру, я пристегнул ее, сунул туда
автоматический кольт тридцать второго калибра, надел шляпу и пиджак,
закрыл окна, убрал виски в стол, погасил свет и уже открыл дверь офиса,
когда зазвонил телефон.

Звонок как звонок, но мне почудилось в нем что-то зловещее. Я замер в
напряженном ожидании, растянув губы в кривой ухмылке. За закрытыми окнами
сияли неоновые огни. Воздух был абсолютно неподвижен, в коридоре стояла
мертвая тишина. Телефон в темноте звонил громко и мерно.

Я вернулся в кабинет, оперся о стол и поднял трубку. В ней послышался
щелчок, потом гудок - и больше ничего. Я нажал на рычаг и так и продолжал
стоять в темноте, держа в одной руке трубку, а другой - нажимая на рычаг.
Я и сам не знал, чего жду.

Телефон зазвонил снова. Я легонько откашлялся и приложил трубку к