Чтение 16–й страницы книги ~Опер против святых отцов~

крестом, мгновенно оживший при Нютином появлении. Он схватил банку из рук
подруги и стал дуть пиво из горла, судорожно подвывая.

Приблизился туда Кость, присел на тарный ящик. Кеша, продолжая глотать,
бешеными глазами уставился на него.

- Лечись, лечись, Иннокентий, - поощрительно произнес Сергей.

Наконец Кеша оторвался от бальзама, сплюнул, передал банку Нюте, которая
в свою очередь жадно припала к ней. Черч, освобожденно вдыхая затхлость
подвала, кинул капитану:

- Дай закурить.

Закурили вместе. Кострецов поинтересовался:

- Значит, решил ты положить на киллера с прибором?

- Не угадал, Серега. Просто я - невинный человек.

- Это как понимать?

- Мое имя Иннокентий в переводе с латинского языка - "невинный".

- Ага, - кивнул опер, - а еще есть популярный артист с фамилией Невинный.
Таким людям, как вы с ним, все нипочем?

- Зачем же все? Вот, с похмелюги приходится поправляться, - рассудительно
проговорил Кеша. - Но перед тем Сросшимся точно я невинный.

- Таков результат твоего глубокого анализа?

- Прикинь хер к носу сам. Я в тот день, когда Сросшийся на Чистяках вновь
объявился, лыжи смазал и на три вокзала подался. Там со знакомыми людьми
около Казанского обустроился, стал намечать дальнейший маршрут своего
передвижения за город. А на следующий вечер нарисовывается в тех занырах
Валя Пустяк. Выпили мы, он и плетет мне дальше про магазин "Покров"...

Он скосил глаз на не отрывающуюся от банки Нюту и посоветовал:

- Подруга, пореже мечи.

Нюта поставила банку на пол, аккуратно закрыв ее крышкой. Вытерла губы
рукавом серо-буро-малинового от носки свитера, приземлилась на топчан рядом
с Кешей. Тот покровительственно протянул ей бычок сигареты.

- Так вот, - продолжил Черч Кострецову, - рассказывает Пустяк о каше, что
вокруг "Покрова" заварилась. Там новые черножопые хозяева с деловыми из
Востряково скорешились. Вместе гудят и круто вид делают, что любого
недовольного их политикой за яйца повесят. Короче, взяли востряковские под
свою крышу магазин, охрану поставили. Но и их пасут. За тем на Чистяках
Сросшийся и объявился.

- Почему так решил? - заинтересованно спросил Кострецов.

- Не я решил, а Валя надыбал. Он, крючок, просек следующей утрянкой, как
я с Чистяков соскочил. Видел - тот мочильщик кругалями вокруг "Покрова" уже
шастал, расклад вынюхивал. Выяснилось все это, когда я о своей беде Пустяку
запел, приметы Сросшегося указал.

- Каков же итог твоих размышлений?

- Сросшийся на Чистяки снова нагрянул, чтобы "Покровом" заняться.
Пинюхин, какого он сделал, видать, на магазине был завязан. Теперь
Сросшемуся и это дело улаживать. Ну, здесь тебе, Кость, виднее.

- Верно ты догадался, - воодушевил стукача опер, но туманно добавил:

- Имелись у Пинюхина кое-какие завязки в том направлении. Ну, а на
Банковском зачем, по-твоему, Сросшийся околачивался?

- Да сечет по разным сторонам для общего впечатления. В пивняк-то он на
ходу заглянул и заторчал на другой стороне за своей нуждой. Не меня,
бомжару, а кого-то другого, путевого, там вынюхивал. У него ж серьезные
дела: черножопые, востряковские. Ты прикинь, коли б он меня в виду имел,
стал бы по Чистякам гулять? Разве не поостерегся бы, что я его ментам могу
вложить?

Кострецов промолчал, не желая паники Кеши, о том, что Ракита свернул свою
слежку лишь после того, как обследовал пивную, откуда исчез Черч. Узнав о
новом объекте наблюдения киллера, опер подумал о некоторой разумности
умозаключений стукача. По крайней мере, внимание Ракиты сейчас, безусловно,
приковано к "Покрову". Но Сергей все же попытался предостеречь Кешу:

- Тебе все равно не нужно наверху показываться, пока мы Сросшегося не
возьмем.

- А я что делаю? Нютка у меня посыльная.

- Ну и молодец. Счастливо оставаться, - попрощался Сергей и протянул Кеше
несколько сигарет.

Черч с признательностью покивал.

- Будь здоров, Кость. - И заметил нравоучительно:

- Давай двигай, а то двое это компания, но трое - уже толпа. Не будем
приметными. - Он повел глазами на привалившуюся к стенке и задремавшую Нюту.
- Что она при нашем базаре присутствовала, не стремно?

- Вряд ли ее что-то, кроме банки, сейчас интересовало, - сказал опер и
пошел из подвала.

***

В отделе Кострецов рассказал лейтенанту Топкову о выявившейся связке
Белокрылов - Ракита и об информации, полученной от Хромина. Закончил свежим
донесением Черча по универсаму "Покров".

- Неужели спецбригада Белокрылова решила на востряковских наехать? -
спросил Гена.

- Похоже. Белокрылов в этом деле даже больше своего компаньона Феогена
заинтересован. В магазине по спорам с кавказцами именно его постоянно
видели. Плюс к тому насолили востряковские лично ему как командиру боевиков,
призванных охранять своих, расправой с Ячменевым.

- Что думаешь предпринять?

- А ничего, - лениво бормотнул Кость. - Одни волки других рвать будут:
все нам меньше работы.

Топков построжел.

- Это ты так за чистоту правопорядка борешься?

- Чистота потом будет. Передерутся меж собой до крови престарелые
спецназовцы и бандюки - мы и отреагируем: похватаем в этом замешанных.

- Но Ракита нам обязательно нужен. Вдруг его убьют?

- Ракиту приложит нечисть востряковская? Когда он уже по магазину
рекогносцировку сделал? Ты плохо слушал, что ли, когда я хроминское мнение о
спецбригадовцах излагал?

- Да ведь мы, оперы Чистых прудов, должны предотвратить преступление на
нашем участке, Кость!

- Как? - разозлился капитан. - В засаду около "Покрова" с тобой заляжем?

- А хотя бы и так! - воскликнул лейтенант.

- И нас Ракита с напарниками-асами там вмиг вычислит, - продолжил
капитан. - Вот тогда он окончательно исчезнет с Чистяков.

- Значит, ты предоставляешь уголовникам полную свободу действий?

- Ага, - зевнул Кость. - Ни хрена не будем дергаться, пока они не начнут
друг в дружку садить. Надо ж их побаловать разборкой по-русски, стенка на
стенку и так далее. Время, Генок, сейчас такое, когда и нашему брату оперу
немножко хитровански треба разбойничков доставать.

Топков молчал, склонив голову. Кость угрюмо бросил:

- Имеешь право такое мое правосудие подполковнику Миронову доложить.

Обидевшийся Гена встал и хотел уйти.

- Стой, лейтенант. Прости за подначку, - отрывисто произнес капитан. -
Что у тебя по Марише?

Топков снова сел.

- Нервничает. По несколько раз на день из квартиры Феогена выскакивает,
возможно, ищет контакта с востряковскими. Потому и удалось установить ее
пристрастие - наркотики. Она их у знакомых негров-торгашей на "Банановой
улице" покупает. Знаешь этот толчок наркоты на улице Миклухо-Маклая?

Кость кивнул.

- Дельные результаты, лейтенант. На крючок наркоты я ее могу до задницы
расколоть, как блатные говорят.

- Ты о чем?

- А все о том же, почему и разборку по "Покрову" не хочу предварять. Ты
не кипятись, а вникни в мои мудрые методы работы. Мариша мне полностью
Феогена не сдала, хотя на ней соучастие в убийстве Ячменева висит. А ведь
она может свидетельницей по Феогену пройти, указать, например, что тот после
убийства Пинюхина о своей заинтересованности гостиницей "Пальмой" молол. Так
что мне нужно дальше девицу раскручивать. А наркота - еще один на нее
капкан. Придется наркотой ее подкармливать.

Топков озадаченно взглянул на него.

- Как подкармливать?

- Очень просто. У нас по отделу навалом изымается наркотиков. Вот из тех
запасов Маришку и буду угощать, чтобы она на толчке не засвечивалась. Беречь
надо ценную агентку.

Гена покачал головой. Кость проговорил:

- Хорош чистоплюя из себя изображать.

- А я не изображаю, - дерзко ответил Топков.

- В том-то и беда, парень, - грустно заключил капитан Кострецов, глядя на
этого по молодости стопроцентного идеалиста.

Глава 2

В тот день, когда Валя Пустяк обратил внимание на Ракиту, шныряющего
вокруг "Покрова", спецбригадовец собрал разведданые по универсаму. Здесь
можно было начинать операцию, но прежде Раките требовалось покончить с
Черчем.

За этим он и приехал на Чистяки, в то время как Кеша с Нютой в "толпе" с
Кострецовым похмелялись в подвале свежим пивом. Киллер решил начать поиски
бомжа опять с пивной на Банковском, определив ее главной тусовкой местной
шпаны.

Ракита организовал в пивной наблюдательный пост, украсив его бутылкой
водки, кружками пива, тарелками с креветками и бутербродами. Он выглядел
загулявшим мужиком в кепке, съехавшей на ухо, в расстегнутой до пупа рубахе.
Мухами на мед липла к нему шатия, промышлявшая именно такими "карасями".