что мертвый негр дважды мертв. Copenhague Blues26, если это он. Еще рюм-
ку "кампари", от второй рюмки, ей-богу, никакого толку не было, одни
датские воспоминания, прошлое, лежащее навзничь с открытыми глазами, все
эти мертвецы, что иногда посылают открытки или вспоминают о моем дне
рождения, дорогая мамочка, папа-инженер, братья, которые мне бесцеремон-
но дарят каждый год по новому племяннику, damn the dirty bunch27. Нас-
колько лучше, да-да, лучше, милая девушка в зеркале (а вот здесь еще ос-
тались волоски), наша выдумка с этим идиотским, но забавным будущим, ко-
торое мы с моим дурачком создаем, используя фрау Марту с ее плиссирован-
ными юбками и миллиметровой линейкой, похожую утром на грязную крысу,
точно она спала одетая. Разумеется, ничего особенного не произойдет, но
все равно это очень хорошо, чего уж лучше - спровоцировать то, что хо-
чется обнаружить, хотя на душе уже страшновато и чуть противно (мне
больше, чем Хуану, который готов принять или выдумать что угодно, лишь
бы не принять то, другое, будущее без Элен), как бывает часто, когда
они, мужчины, возвращаясь из города с раскисшими губами и смутными ноч-
ными страхами, начинают подозревать, что за этими мерзкими, грязными
прогулками кроется нечто иное, исполнение желаний, и что, быть может,
именно в городе с ними произойдет то, что здесь кажется им чудовищным,
или невозможным, или nevermore28. О да, вы правы, сказал бы Зигмунд из
Вены. Безумная датчанка, сказал бы Хуан. Это третья или четвертая рюмка?
Сохраним хоть капельку благоразумия к тому времени, когда вернется дура-
чок, весь измаранный словами и уставами на четырех языках. Но я уверена,
вполне уверена, что, если в двух шагах от Блютгассе, где она мучила де-
вушек и умывалась кровью доставленных ее подручными, мы упорно ждем, что
начнется столько раз повторявшееся действо, это не может быть чистой иг-
рой, я чувствую, что многое в наших выдумках уже было выдумано до нас.
Послать Элен куклу? Бедный мой дурачок, какая будет у него физиономия,
когда он узнает, разве что в глубине души позабавится - с ним все воз-
можно. А она, о, конечно, такая серьезная, отчужденная, ну прямо вижу
ее, damn it29, Телль, ты пьяна. Вся атмосфера этого отеля, и подумать,
что тут рядом бедный Моцарт... Tiens30, я сейчас вспомнила, что вчера
вечером спросила у Хуана: а может быть, мы, сами того не зная, являемся
пособниками фрау Марты? Он не ответил, был слишком утомлен работой и
слишком много выпил, был мрачен, как обычно, когда в него вселяется
призрак Элен. А его самого выселяет. Однако, если будет так продол-
жаться, я заскучаю, что-то в этот вечер даже "кампари" не помогает. О,
если бы здесь были Николь и Марраст, чтобы я могла себя почувствовать
хоть относительно веселой (но ведь мне весело, виновата эта проклятая
четвертая рюмка, четные числа всегда мне приносят несчастье), ну еще на
два пальца, перейдем в счастливую клеточку, easy does it31, о мои два
аргентинца, ангелы-хранители моей жизни с их узкими костюмами и широкими
душами. А этот Остин, Остин! Просто какая-то наглость есть в том, как
все они пишут об Остине в открытках с лондонским Тауэром или гигантской
пандой, мне что-то подумалось, что с Остином я бы потрясающе позабави-
лась, хотя, надо признаться, представить себе Остина и его лютню в этом
отеле, где полно моли и привидений, довольно трудно. Если верить Полан-
ко, в этом юном англичанине есть что-то от Парсифаля, этакое воплощение
девственности в паже-лютнисте, Остин der Reine, der Tor32, но я-то чер-
товски мало похожа на Кундри, уж это точно. Не кажется ли тебе, Хуан,
что я блистаю остроумием, что я вполне достойная девка переводчика ВОЗ и
МОТ?33 Телль, безумная, безумная датчанка, ты пьяна; когда из тебя брыз-
жут разные языки, это значит, что ты пьяна и даже готова вообразить Ос-
тина в постели. Остин еще немножко ребенок со своей лютней и больной ма-
мой (Поланко dixit34). А ну, Остин, положи руку сюда, на всех языках это
пупочка, которая твердеет, ох, как удивится маленький Остин. Было бы за-
бавно встретить его когда-нибудь в городе, если дикари его этим заразят,
он в конце концов тоже окажется там, но, право, я совсем опьянела, если
воображаю, будто в городе может произойти что-то забавное, - а почему бы
нет, черт возьми, - в каком-нибудь из этих номеров с верандами, там ведь
жарко, и вполне естественно было бы раздеться. Иди к своей безумной дат-
чанке, она тебя научит, как не осрамиться в постели. Не кусай меня, ма-
лыш, ты, видно, перепутал руководства, в руководствах для моряков этого
нет и в помине. А теперь, раз уж я об этом думаю, а на пятой рюмке "кам-
пари" я всегда начинаю думать, хотя на что оно мне теперь, - почему я
назвала себя девкой, перед тем как принялась так фривольно фантазировать
перед зеркалом, в котором ясно видно, что я все еще одна, и Хуан не при-
ходит, и все так провоняло венгерским королем. Ну и дерьмо! Нет, никак
не найду точного определения, но, во всяком случае, я великая утеши-
тельница, я омываю раны любви у моего бедного дурачка, который вдобавок
страдает румынами и конголезцами. Я тут говорю о моем дурачке, а он,
привет, there you are35. Но что за физиономия, так и видно, что ты пере-
листал все словари в мире. Сейчас позвоню, чтобы нам принесли лед и бу-
тылку "аполлинариса". On the rocks, my dear?36 Я буду продолжать "кампа-
ри", смешивать вредно. Вот тебе первая. Пей долго-долго. А вот и вторая.
Good boy37.
уставился на них, как на редких зверей.
тинскими пиджаками в полоску, уж не говоря о ваших прическах. А здесь,
среди лондонцев, на вас еще неприятней смотреть.
гринвичскому времени двадцать минут прошло, как мы тебя тут ждем, а у
меня ведь склонность к клаустрофобии.
ратности и приталенных пиджаках, они влезли в некое пюре из англичан,
перемещавшееся на юг Лондона. Где-то после второй остановки Поланко и
Калак принялись обсуждать проблему ласточек, пока Марраст что есть силы
цеплялся за кожаную ручку и равнодушно внимал орнитологическому волне-
нию, которое два жителя пампы вызвали в большей части вагона. Когда они
опомнились, оказалось, что проехали уже восемь станций, а они даже не
посмотрели, в том ли направлении едут. Пришлось выйти на Баттерси и
брести по бесконечным туннелям, пока не попали на линию Бейкерлоо, кото-
рая, по-видимому, должна была их вернуть в Сити.
источника. А ты что скажешь, че? Нет, вы поглядите на него, стоит себе и
спит, наука его не интересует. Ему если не дашь в руки камень да моло-
ток, он на тебя, братец, и бровью не поведет.
мать о ласточках на свой лад и уже некоторое время слышал, как они пос-
вистывают над островом Сан-Джорджо, куда он столько раз переправлялся,
чтобы посмотреть с другого берега лагуны на Венецию в золотистой закат-
ной пыли, беседуя с Николь о Бароне Корво и в особенности о Тернере, ко-
торый вовсе не был так неизвестен во Франции, как полагал м-р Уитлоу.
Что там Николь, все сидит тихонько в "Грешам-отеле"? Закончила ли она
рисовать сцену встречи Мерлина с лепракаунами, помнит ли, что сегодня
Марраст должен повести ее в музей, о котором в эти дни было столько раз-
говоров? Возможно, что нет, даже наверное нет; остров Сан-Джорджо, без
сомнения, далек от образов ее отвлекающего занятия, ностальгические вос-
поминания - это его доля, а Николь оставляет себе тоску вне времени и
предметов, туманную завесу, которая должна оградить ее от воспоминаний,
а может, и от надежды, но, во всяком случае, от ласточек.
рается выходить.
треклятых ласточек. Ни у кого нет плана метро?
Вест-Энда. Нашей целью было встретиться с лютнистом, который учился у
меня французскому и ждал меня, чтобы спрягать глаголы на "er" да кстати
позавтракать (de-jeu-ner) пресловутым пирогом с мясом и почками, беседуя
об Уильяме Бёрде с Калаком и Поланко, которые пользовались случаем, что-
бы усваивать английскую фонетику и интонацию. Поланко, видимо, подгото-
вился, потому что на этом участке пути он пустился в рассуждения о ладо-
вой музыке, в которой, похоже, разбирался неплохо - во всяком случае,
когда Остин отсутствовал, а при Остине мы замечали, что он о вопросах
акустики благоразумно помалкивает.
сочетается с византийским духом, - говорил Поланко.
кой машинисточкой с торчащими грудками.
память Элен, и я, вообще-то мало думавший об Элен, вспомнил, что в пре-
дыдущую ночь, меж двумя снами и смутным бормотанием спящей Николь, у ме-
ня было словно бы видение: Элен, привязанная к дереву и пронзенная мно-
гими стрелами, маленький святой Себастьян с курчавыми темными волосами и
ртом, в очерке которого чувствовалась мелочная жестокость, чего никогда
не замечаешь в линиях рта Николь и что ей бы так пригодилось в жизни и
со мною, особенно со мною. Когда-то, совсем юным, я знал наизусть
большие куски этой поэмы, и особенно тот отрывок, когда кажется, что все
сосредоточилось вокруг поразительного стиха: "J'ai trop d'amour sur les
levres pour chanter"40, который теперь возвращал мне, вместе с образом
пытаемой Элен, совет ложных богов, время, когда Себастьян плясал перед
императором и сама жизнь воспринималась как бесконечный танец, пока все
эти женщины, и статуи, и стихи не застыли в прошлом навсегда в тот день,
когда мои глаза встретились с глазами Николь на улице в Пасси и я по-
чувствовал, что эта женщина - первая, которая поистине пляшет для меня,
а я для нее, и все же я увидел во сне Элен, привязанную к дереву, а не
профиль Николь, спящей рядом со мной, так близко и так бесконечно дале-
Березин Федор
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Орлов Алекс
Журавлев Владимир
Перумов Ник