тяжелый камень, и, медленно прогуливаясь со своими юными друзьями, крот-
ко попросил Консуэло рассказать ему о себе, не в силах бороться с возро-
дившимся расположением к обоим музыкантам. Она вкратце рассказала ему,
не называя имен, о главных обстоятельствах своей жизни: о помолвке с
Андзолето у постели умирающей матери, об измене жениха, о ненависти Ко-
риллы, об оскорбительных замыслах Дзустиньяни, о советах Порпоры, об
отъезде из Венеции, о привязанности к ней Альберта, о предложении семьи
Рудольштадт, о собственной своей нерешительности и сомнениях, о бегстве
из замка Исполинов, о встрече с Иосифом Гайдном, об их путешествии, о
своем ужасе и сочувствии у одра больной Кориллы, о своей благодарности
за покровительство, оказанное каноником ребенку Андзолето, наконец о
приезде в Вену и даже о встрече накануне с Марией-Терезией.
ему об Андзолето, и то немногое, что она сказала о своей бывшей любви к
этому негодяю, не особенно задело его за живое, но ее великодушие по от-
ношению к Корилле и забота о ребенке произвели на него такое сильное
впечатление, что он отвернулся, скрывая слезы. Каноник также не мог не
прослезиться. Рассказ Консуэло, сжатый и искренний, произвел на него та-
кое впечатление, словно он прочел прекрасный роман; вообще же он никогда
не читал ни одного романа. Первый раз в жизни он услышал подлинную дра-
му, приобщившую его к бурным людским переживаниям. Чтобы внимательно
слушать Консуэло, каноник сел на скамейку и, когда она кончила, восклик-
нул:
чувствую это в своем сердце по воле всевышнего, то вы святая... святая
Цецилия, вернувшаяся на землю! Откровенно признаюсь вам: у меня никогда
не было предрассудков по отношению к театру, - прибавил он после минут-
ного молчания и раздумья, - и вы убеждаете меня в том, что и там можно
спастись, как в любом другом месте. Несомненно, если вы останетесь такой
же целомудренной и великодушной, как были до сих пор, то, дорогой мой
Бертони, заслужите царства божия! Говорю вам то, что думаю, дорогая моя
Порпорина!
я прощусь с вами, расскажите мне о маленькой Анджеле.
садовница чрезвычайно заботится о девочке, и я постоянно вижу, как она
гуляет с ней в цветнике. Девочка вырастет среди цветов, сама как цветок,
на моих глазах, а когда наступит время позаботиться о воспитании ее души
в христианском духе, я дам ей образование. Положитесь на меня, дети мои.
То, что мною было обещано перед лицом всевышнего, будет свято выполнено.
По-видимому, ее мать не станет оспаривать у меня этих забот, ибо, живя в
Вене, она ни разу даже не справилась о своей дочери.
тила Консуэло. - Я не могу допустить, чтобы мать была до такой степени
равнодушна. Но Корилла домогается приглашения на императорскую сцену.
Она знает, что ее величество очень строга и не оказывает покровительства
людям с запятнанной репутацией. И вот она старается скрыть свои грехи
хотя бы до подписания контракта. Будем же хранить ее тайну!
она восторжествует над вами благодаря своим интригам и уже распускает по
городу слух, будто вы любовница графа Дзустиньяни. Об этом шла речь в
посольстве; как рассказывал мне Келлер... Там негодовали на эту клевету,
но боялись, что Корилла сумеет убедить Кауница, который охотно слушает
скабрезные сплетни и не перестает восторгаться красотой Кориллы.
негодования. Потом, успокоившись, она прибавила: - Так должно было быть,
этого следовало ожидать...
возразил Иосиф. - И это слово будет сказано мной. Я скажу, что...
ничего не станете говорить, господин каноник, и, даже явись подобное же-
лание у меня, вы, конечно, удержите меня от этого. Не правда ли?
ми, это не может очень долго оставаться в тайне. Достаточно кому-нибудь
из слуг или крестьян, знающих об этой истории, пустить слушок, и через
какие-нибудь две недели станет известно, что целомудренная Корилла про-
извела на свет незаконного ребенка и в довершение всего еще бросила его.
бы одержать победу с помощью мести. До тех пор, Беппо, ни слова, или я
лишаю тебя моего уважения и дружбы. А теперь прощайте, господин каноник.
Скажите, что простили меня, протяните мне еще раз по-отечески руку, и я
удалюсь, прежде чем ваши слуги узнают меня в таком виде.
ся к черту, если так угодно небу! Я получил недавно наследство, дающее
мне мужество пренебрегать громами епархиального епископа. Дети мои, не
принимайте меня за святого! Я устал повиноваться и принуждать себя. Хочу
жить честно, но без всяких дурацких страхов. С тех пор как подле меня
нет призрака Бригиты, а особенно с тех пор, как я обладаю независимым
состоянием, я чувствую себя храбрым, как лев. Ну, идемте теперь со мной
завтракать, а там окрестим Анджелу и займемся музыкой до обеда.
синьора Бертони, превратившегося в даму. Что, не ожидали, не правда ли?
И я также. Ну, скорее удивляйтесь вместе со мной и живо накрывайте на
стол!
мыслей каноника и произошли большие перемены, то это совершенно не кос-
нулось его привычки хорошо покушать. Затем в монастырскую часовню при-
несли ребенка. Каноник сбросил свой стеганный на вате шлафрок, облачился
в рясу и стихарь и совершил обряд крещения. Консуэло и Иосиф были восп-
риемниками и за девочкой утвердили имя Анджелы. Остаток дня был посвящен
музыке, а затем настало время распрощаться. Каноника очень огорчил отказ
его друзей пообедать с ним. Но он в конце концов согласился с их довода-
ми и утешил себя мыслью, что увидит их в Вене, куда вскоре собирался пе-
реехать на зиму.
растениями, которыми он обогатил свою коллекцию. Надвигались сумерки;
каноник, у которого было очень тонкое обоняние, не пройдя и нескольких
шагов под стеклянной крышей своего прозрачного дворца, воскликнул:
левый шпажник? Нет, это не его аромат. А стрелица совсем не пахнет... У
цикламенов запах менее чистый, менее острый. Что же здесь творится? Не
погибни, увы, моя волкамерия, я сказал бы, что вдыхаю ее благоухание.
Бедное растение! Уж лучше не думать о нем.
бой в ящике самую красивую волкамерию из всех когда-либо виденных им в
жизни, покрытую гроздьями белых с розовым маленьких роз, нежный аромат
которых наполнял всю оранжерею и заглушал другие запахи, несшиеся со
всех сторон.
риче? - воскликнул он в поэтическом восторге.
в экипаже, - ответила Консуэло, - позвольте вам преподнести ее как ис-
купление за ужасное проклятие, сорвавшееся однажды с моих уст, в чем я
буду раскаиваться всю жизнь.
сен! - проговорил растроганный каноник. - О бесценная волкамерия, ты по-
лучишь особенное имя" как у меня в обычае давать великолепным экземпля-
рам моей коллекции: ты будешь называться Бертони, чтоб освятить память
существа, уже не существующего, которое я полюбил с нежностью отца.
привыкнуть любить своих дочерей так же, как и сыновей. Анджела не
мальчик...
Да! Моя дочь! - повторял он, попеременно глядя то на Консуэло, то на
волкамерию Бертони полными слез глазами.
въезде в предместье, и ничто не выдало их невинного приключения. Порпора
только удивился, почему у Консуэло не разыгрался аппетит после прогулки
по прекрасным лугам, окружающим столицу империи. Завтрак каноника был
так вкусен, что Консуэло наелась в тот день досыта, а свежий воздух и
движение дали ей прекрасный сон, и на другой день она почувствовала себя
и в голосе и такой бодрой, какой ни разу еще не была в Вене.
нить то, что творится в ее сердце, побудили наконец Консуэло написать
графу Христиану и разъяснить ему свои отношения с Порпорой, сообщить об
усилиях маэстро, стремящегося вернуть ее на сцену, и о своей надежде,
что его хлопоты ни к чему не приведут. Она откровенно рассказала старому
графу, сколь многим обязана своему учителю, как должна быть ему предана
и покорна. Затем, делясь своим беспокойством относительно Альберта, она
настоятельно просила научить ее, что написать молодому графу, чтобы ус-
покоить его и не лишить надежды. Письмо заканчивалось так: "Я просила
Вас, граф, дать мне время проверить себя и принять решение. Так вот, я
решила сдержать свое слово: клянусь перед богом, что у меня хватит силы
воли замкнуть свое сердце и разум для всякой вредной фантазии или новой
любви. А между тем, если я вернусь на сцену, я как будто нарушу данное