- я тебе постелю.
пачку фотографий.
помню, снимались на даче... какая смешная Надька... это после ссылки папа
снимался... вот Митя гимназистом, Сережа на него удивительно похож,
особенно верхняя часть лица... а вот мама с Марусей на руках, меня еще не
было на свете..."
спросила у сестры, где Толины фотографии.
на нем не отражаются.
24
запятыми Большого театра и стала подниматься по Кузнецкому мосту мимо
выставочных помещений Художественного фонда, где до войны выставлялись
знакомые ей художники и где когда-то выставлялись ее картины, прошла и
даже не вспомнила об этом.
цыганкой. Вдруг выпала ей Москва.
Лубянке.
ощущая ее приближение, волнуется и не понимает, почему волнение охватило
его.
в прошлое, стало ее будущим.
закрыта, и прием посетителей производился в помещении старой приемной.
двери. Все в приемной выглядело удивительно обыкновенно, - столы в
чернильных пятнах, деревянные диваны у стен, окошечки с деревянными
подоконниками, где давались справки.
выходившей стенами в сторону Лубянской площади, Сретенки, Фуркасовского
переулка, Малой Лубянки, и этой уездной канцелярской комнатой.
очереди к окошечкам, некоторые сидели на диванах, старик в очках с
толстыми стеклами заполнял за столом какой-то листок. Женя, глядя на
старые и молодые, мужские и женские лица, подумала, что у всех у них много
общего в выражении глаз, в складке рта, и она могла бы, встретив такого
человека в трамвае, на улице, догадаться, что он ходит на Кузнецкий мост,
24.
почему-то не похожему на красноармейца, и он спросил ее:
волнения стали влажными. Женщина в берете, стоявшая впереди нее,
вполголоса говорила:
Бутырскую, но там в определенные дни по буквам принимают, потом в
Лефортовскую военную тюрьму, потом снова сюда. Я сына полтора месяца
искала. А в военной прокуратуре вы уже были?
наверное, ответы были формальные, односложные. Но когда к окошечку подошла
пожилая, нарядно одетая женщина, произошла заминка, - шепотом друг другу
передавали, что дежурный пошел лично уточнять обстоятельства дела,
телефонного разговора оказалось недостаточно. Женщина стояла вполоборота к
очереди, и выражение ее прищуренных глаз, казалось, говорило о том, что
она и здесь не собирается чувствовать себя ровней с убогой толпой
родственников репрессированных.
окошечка, негромко проговорила:
так выразительна, пронзительно передавать состояние души. Люди,
подходившие к окошечку, как-то по-особому вытягивали шеи, и спины их, с
поднятыми плечами, с напружившимися лопатками, казалось, кричали, плакали,
всхлипывали.
объявлен двадцатиминутный перерыв. Стоявшие в очереди сели на диваны и
стулья.
которого сидела жена, переводчица из ВОКСА; была
школьница-девятиклассница, у которой арестовали мать, а папа получил
приговор - десять лет без права переписки в 1937 году; была слепая
старуха, которую привела соседка по квартире, она узнавала о сыне; была
иностранка, плохо говорившая по-русски - жена немецкого коммуниста, одетая
в клетчатое заграничное пальто, с пестрой матерчатой сумочкой в руке,
глаза у нее были точно такие же, как у русских старух.
московского пригорода. Старик, заполнявший за столом анкету, оказался
преподавателем Тимирязевской академии, у него арестовали внука, школьника,
по всей видимости, за болтовню на вечеринке.
обязательно надо передавать чеснок и лук - помогает от цинги... тут в
прошлую среду был человек, получал документы, его три года продержали в
Бутырках, ни разу не допросили и выпустили... вообще от ареста до лагеря
проходит около года... хорошие вещи передавать не надо, - в
Краснопресненской пересылке политические сидят вместе с уголовниками, и
уголовники все отнимают... тут недавно была женщина, ее мужа, старика,
крупнейшего инженера-конструктора, арестовали, оказалось, что когда-то в
молодости у него была недолгая связь с какой-то женщиной, и он ей
выплачивал алименты на ребенка, которого ни разу в жизни не видел, а этот
ребенок, став взрослым, на фронте перешел на сторону немцев, и инженеру
дали 10 лет - отец изменника Родины... большинство идет по статье 58-10,
контрреволюционная агитация - болтали, трепались... взяли перед Первым
мая, вообще перед праздниками особенно сажают... тут была женщина - ей
домой позвонил следователь, и она вдруг услышала голос мужа...
легче, чем после ванны у Людмилы.
высасывают из пальца. Одной сказали: "Жив и работает", а она пришла во
второй раз, и тот же дежурный ей дал справку - "Умер в тридцать девятом
году".
канцеляриста, который вчера работал, быть может, в управлении пожарной
охраны, а завтра, если велит начальство, будет заполнять документы в
наградном отделе.
сказала Женя, и ей показалось - даже не знающие ее заметили, что она
говорит не своим голосом.
взгляд не был взглядом обычного канцеляриста - умный, запоминающий взгляд
гэбиста.
этом стуле старика из Тимирязевской академии.
подчеркнула это слово жирной чертой.
Она несколько раз перекладывала паспорт из одного отделения сумки в другое
и поняла, что ей не хочется уходить от людей, стоявших в очереди.
здесь, что она бросила ради него все, приехала к нему.
жизни. Но та жизнь, с художественными выставками, театрами, обедами в
ресторанах, с поездками на дачу, с симфоническими концертами, ушла так
далеко, что, казалось, это была не ее жизнь. Ушел Сталинград, Куйбышев,