приготовившись, извлек инструмент...
и превосходная! Знакомый медик так и не отыскался, и, как я уже говорил вам,
это дело приписали ему. Он убил или не он, не могу вам сказать. Но так как я
имел честь быть приглашенным на вскрытие вместе с двумя или тремя собратьями
по профессии и присутствовал при самом тщательном исследовании раны, то
скажу не колеблясь, что она сделала бы честь любому хирургу; а если это был
профан, то ее надо считать или произведением высокого искусства, или
результатом необычайно счастливого и благоприятного стечения обстоятельств.
объяснять дальше, водя большим и указательным пальцами по своему жилету, а
также взял на себя труд отойти в угол комнаты и изобразить сначала убитого,
потом убийцу, что он и проделал с большим успехом. После того как бутылка
была выпита и история рассказана, Джонас был все в таком же приподнятом
настроении и так же непохож на себя, как и тогда, когда садились за стол.
Если, как рассуждал Джоблинг, причиной тому было хорошее пищеварение, он,
должно быть, не уступал в этом отношении страусу.
также, хотя вино пили в изобилии и ели всякие пряные кушанья. И в девять
часов вечера оно оставалось совершенно таким же. В карете был зажжен фонарь,
и Джонас, поклявшись, что возьмет с собой карты и бутылку вина, спрятал их
под плащом и направился к двери.
сапогах и в плаще, стоял у подножки, чтобы помочь ему сесть в карету.
потащил его обратно в прихожую, где Монтегю закуривал сигару.
отшвырнул его в сторону. Это движение больше напоминало прежнего Джонаса,
чем все его поведение сегодня; однако он тут же рассмеялся и, ткнув доктора
пальцем, в подражание знакомому медику, которого тот изображал, снова вышел
и сел в карету. Его спутник немедленно последовал за ним. Мистер Бейли
вскарабкался на запятки.
ГЛАВА XLII
погода и не была его пациенткой и никакое третье лицо не просило его
поставить диагноз, это быстрое подтверждение слов доктора как нельзя лучше
свидетельствовало о его профессиональном такте: если бы ночь не грозила
бурей так ясно и бесспорно, мистер Джоблинг, дороживший своей репутацией, не
стал бы высказывать никакого мнения по этому вопросу. Он слишком успешно
применял данное правило в медицине, чтобы забывать о нем в обыкновенных
житейских делах.
настороженно прислушиваясь, в ожидании, что вот-вот грянет гром; когда они
припоминают страшные рассказы об ураганах и землетрясениях, об одиноких
путниках на открытой равнине, об одиноких кораблях среди моря, пораженных
молнией. Уже и сейчас молния вспыхивала и трепетала на черном горизонте; и
глухое рокотанье доносилось вместе с ветром, словно он дул оттуда, где
гремел гром, и был насыщен его слабыми отголосками. Но гроза, хотя и быстро
надвигалась, еще не подошла близко, и разлитая повсюду тишина казалась еще
торжественнее от носившегося в воздухе тяжкого предвестия приближающейся
бури и грома.
зловещим светом, словно гигантские груды меди, которые накалились в горне, а
теперь остывали. До сих пор они надвигались неуклонно и медленно, но теперь
казались неподвижными или почти неподвижными. С грохотом огибая углы улиц,
карета проезжала мимо людей, выбежавших из дому без шляп посмотреть на ту
сторону неба, откуда надвигалась гроза. Но вот начали падать редкие крупные
капли дождя, и гром загрохотал в отдалении.
рукой ее горлышко, словно хотел размолоть его в порошок. Невольно
привлеченный картиной ночи, он отложил колоду карт на подушку; и, движимый
тем же невольным побуждением, понятным его спутнику и без слов, Монтегю
потушил фонарь. Передние окна кареты были опущены, и оба они сидели молча,
глядя на мрачное зрелище перед собой.
путешественниках, едущих по западной дороге и находящихся в одном перегоне
от этого огромного города. Время от времени им навстречу попадался пешеход,
торопившийся укрыться под ближайшим кровом, или неуклюжий фургон, кативший
тяжелой рысью к той же цели. У конюшен и коновязей каждой придорожной
гостиницы стояло по нескольку таких фургонов, в то время как возницы глядели
на грозу из окон и с порогов или закусывали внутри. Повсюду люди тянулись
друг к другу, искали общества, лишь бы не сидеть в одиночестве; и чуть ли не
из каждого дома, мимо которого они проезжали, множество глаз, казалось,
смотрело на ночь и на них.
покоя, однако дело обстояло именно так. Он все что-то ворчал и не один раз
переменил позу, наконец просто-напросто задернул штору со своей стороны и
угрюмо повернулся к окну плечом. Он не смотрел на своего компаньона и ни
единым словом не нарушал молчания, которое царило между ними.
небеса. Окруженные то невыносимо ярким светом, то непроглядной тьмой,*
путники все же торбпи-лись вперед. Даже прибыв на станцию, они не стали
пережидать грозу, но немедленно заказали свежих лошадей, отнюдь не потому,
что наступившее пятиминутное затишье предвещало конец грозы. Они продолжали
свой путь, как будто их толкала и подгоняла ярость бури. Хотя
путешественники не обменялись и десятком слов и отлично могли бы переждать
грозу, что-то заставляло их спешить вперед, словно тайный уговор действовал
между ними.
зал необъятного небесного храма; все сильнее и ярче блистала молния; дождь
поливал все пуще и пуще. Лошади (теперь их везла одна пара) вздрагивали и
бросались в сторону от живых потоков огня, змеившихся по земле перед ними.
Но эти два человека стремились вперед, словно их влекла незримая сила.
вспышке такое множество предметов, какого не увидел бы ясным полднем и за
время в пятьдесят раз большее. Колокола на колокольне, с веревкой и движущим
их колесом; растрепанные птичьи гнезда на крышах и карнизах; растерянные
лица под навесами фургонов, мчавшихся мимо во весь опор; перепуганные
лошади, тревожное ржание которых заглушалось громом; бороны и плуги,
брошенные посреди поля; мили и мили равнин, разделенных живыми изгородями,
дальняя опушка леса, различаемая так же ясно, как и пугало на бобовом поле,
совсем рядом, - все становится видно как на ладони в одно ослепительное,
мерцающее мгновение. Все заливает красный свет, переходящий в желтый, а
потом в синий; потом вспыхивает такой яркий блеск, что ничего не видно,
кроме света, - а после - глубочайшая, непроницаемая тьма.
усилили любопытный оптический обман, который внезапно представился
изумленным глазам Монтегю и так же быстро исчез. Ему показалось, будто он
видит Джонаса с поднятой рукой и стиснутой в ней наподобие молотка бутылкой,
которую тот занес над его головой. Он успел также заметить (или ему
почудилось) выражение его лица - смесь взбудораженности, не оставлявшей
Джонаса весь день, с дикой ненавистью и страхом, - даже волк показался бы
более приятным спутником по сравнению с ним.
лошадей.
сводил с Джонаса глаз и не видел, чтобы тот шевелился, его спутник
по-прежнему сидел неподвижно в своем углу кареты.
сомкнул глаз.
дальше, если вы останавливались только для этого.
глоток.
быть в дороге, - сказал Монтегю голосом, выдававшим волнение, невольно
отодвигаясь подальше.
если б не вы. Не копались бы целый день, так мы сейчас были бы в Солсбери и
крепко спали в теплых постелях. Для чего это мы останавливаемся?
причиной его беспокойства), что мальчик промок до костей.
останавливаемся? Вы собираетесь его развесить для просушки?
твердым голосом.
мальчишек, а уж особенно такого чертенка, как этот. Пусть остается там, где
сидит. Я думаю, он не побоится грома и молнии, не то что другие. Пошел,
кучер! Может, нам и его тоже взять в карету, - проворчал он засмеявшись, - и
Трубников Александр
Браун Дэн
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Лукин Евгений
Суворов Виктор