что она стоит позади него, страшась, что отрывочная музыка в гостиной могла
заглушить ее удаляющиеся шаги. Наконец голос прозвучал опять:
- А месье даже не поехал на похороны кузена?
Он ответил:
- Нет, я здесь с ним простился, перед тем как закрыли гроб, он уже
начал улыбаться. Ты себе представить не можешь, до чего у него был холодный
лоб.
- Ну вот, опять! Разве так разговаривают с дамой, с которой едва
знакомы!
- Что ж, прикажешь говорить по-гуманистически, а не по-человечески?
(Невольно и как-то сонно он растянул это слово, точно потягивался и
зевал.)
- Quelle lague!* Вы все время жили здесь?
______________
* Какой вздор! (франц.).
- Да. Я ждал.
- Чего?
- Тебя.
Над его головой раздался смех, и, продолжая смеяться, она проговорила:
- Дурачок! Меня! Просто тебя не отпустили!
- Неправда, Беренс один раз меня отпустил, он был в гневе. И все-таки
это был бы самовольный отъезд. Кроме старых и зарубцевавшихся следов - я
болел еще в школьном возрасте, ну ты же знаешь, - у меня есть и новый
очажок, который нашел Беренс, из-за него и температура.
- Все еще температура?
- Да, небольшая. Почти постоянно. Иногда перемежается с нормальной. Но
это не перемежающаяся лихорадка.
- De allu io ?*
______________
* Это намек? (франц.).
Он промолчал. Брови над его глазами провидца нахмурились. Через
некоторое время он спросил:
- А где ты побывала?
За ним стукнули рукой по спинке кресла.
- Mai c'e t u auvage!* Где я побывала? Везде. В Москве (голос
произнес Маааскве, с такой же ленивой протяжностью, как "человеееческого"),
в Баку, на немецких курортах, в Испании.
______________
* Прямо дикарь какой-то! (франц.).
- О, в Испании! Ну и как?
- Так себе. Путешествовать там плохо. Жители - наполовину мавры.
Кастилия какая-то сухая, окостеневшая. А Кремль прекраснее, чем тот замок
или монастырь, ну у подножия горной цепи...
- Эскуриал.
- Да, замок Филиппа. Какой-то он бесчеловееечный, этот замок. Мне
гораздо больше понравился каталонский народный танец, сардана, под волынку.
Я вместе с ними танцевала. Все берутся за руки и ведут хоровод. Площадь
полна танцующими, c'e t charma t*. Это очень по-человечески. Я купила себе
синюю шапочку, ее носят там все мужчины и мальчики из народа, вроде фески,
называется бойна. Я надеваю ее во время лежания, и вообще. Месье решит, идет
ли она мне.
______________
* Это прелестно (франц.).
- Какой месье?
- А вот этот, в кресле.
- Я думал: мингер Пеперкорн.
- Он уже решил. Он говорит, что она идет мне замечательно.
- Он это сказал? Сказал всеми словами? Договорил фразу до конца, так
что можно было все понять?
- Ах, мы, видимо, не в духе. Нам хочется быть злым, язвительным. Мы
пытаемся поиздеваться над людьми, которые гораздо великодушнее, лучше и
человечнее, чем мы сами с нашими... avec o ami avard de la Mediterra ee,
o maitre gra d arleur...* Но я не позволю, чтобы моих друзей...
______________
* С нашим болтливым другом с берегов Средиземного моря, с нашим великим
краснобаем (франц.).
- У тебя еще сохранился мой внутренний портрет? - печально прервал он
ее.
Она рассмеялась:
- Надо будет поискать.
- А твой я ношу вот здесь. Кроме того, на моем комоде есть маленький
мольберт, я на ночь ставлю его туда и...
Ганс Касторп не договорил. Перед ним вырос Пеперкорн. Разыскивая свою
спутницу, он вошел через дверь, завешенную портьерой, и теперь стоял перед
креслом того, кто сидел к ней спиной и с кем она, видимо, оживленно болтала,
- не стоял, а высился и притом у самых ног Ганса Касторпа, и тот, несмотря
на свое сомнамбулическое состояние, тут же сообразил, что полагается
вскочить он попытался встать на ноги между обоими, но это было трудно
сделать, поэтому он соскользнул с сиденья боком, в результате чего
действующие лица этой сцены как бы образовали треугольник с креслом
посередине.
Мадам Шоша выполнила требование воспитанного Запада и представила "этих
господ" друг другу. Старый знакомый, сказала она о Гансе Касторпе, еще с тех
времен, когда она была здесь в последний раз. Присутствие господина
Пеперкорна не нуждалось в объяснении. Она назвала его, и голландец из-под
своих, как у идола, задумчиво-углубленных арабесок на лбу и висках устремил
взгляд бледных глаз на молодого человека, протянул ему руку, широкая тыльная
сторона которой была усеяна веснушками "капитанская рука, если бы не копья
ногтей", - решил Ганс Касторп. Впервые он оказался под непосредственным
воздействием мощной индивидуальности Пеперкорна (в его присутствии всегда
приходило на ум именно это слово - индивидуальность, и человек вдруг начинал
понимать, что такое индивидуальность, больше того - он убеждался, что
индивидуальность иначе и выглядеть не может), и Ганс Касторп, при его
хрупком юношеском возрасте, чувствовал себя как бы придавленным тяжестью
этих плечистых багроволицых шестидесяти лет, этого старика в белом пламени
волос, со страдальчески-разорванным ртом и острой бородкой, длинной и узкой,
спускавшейся на глухой, как у пастора, жилет. Впрочем, Пеперкорн был сама
любезность.
- Сударь... - сказал он, - ...весьма. Нет, разрешите мне - весьма!
Сегодня вечером я знакомлюсь с вами, знакомлюсь с внушающим доверие молодым
человеком. Я делаю это вполне сознательно, сударь, от всей души. Вы мне
нравитесь, сударь я... прошу покорно! Кончено. Вы мне нравитесь.
Возразить было нечего. Проработанные жесты голландца были слишком
категоричны. Ганс Касторп пришелся ему по вкусу. И Пеперкорн сделал из этого
соответствующие выводы, он выразил их в форме намеков, а потом они в устах
его спутницы получили разъясняющие и дополняющие уточнения.
- Дитя мое, - сказал он, - ...все хорошо. А что, если бы... Прошу
понять меня правильно. Жизнь коротка, и наши возможности пользоваться тем,
что она предлагает нам... увы, таковы факты, дитя мое. Закон. Неумолимый.
Словом, дитя мое, словом, короче говоря... - Он застыл, сделав выразительный
призывающий жест, как бы говоря, что снимает с себя всякую ответственность,
если, несмотря на его указания, произойдет ошибка.
Но мадам Шоша, видимо, привыкла с полуслова угадывать направление его
желаний. Она сказала:
- Почему бы и не побыть еще вместе, поиграем в карты, разопьем бутылку
вина. Что же вы стоите? - обратилась она к Гансу Касторпу. -
Пошевеливайтесь. Не будем же мы сидеть втроем, надо пригласить людей. Кто
еще остался в гостиной? Зовите всех, кого найдете. Приведите нескольких
друзей с балконов. А мы пригласим доктора Тин-фу от нашего стола.
Пеперкорн потер руки.
- Вот именно, - отозвался он. - Превосходно. Спешите, молодой друг!
Повинуйтесь! Пусть соберется компания. Мы будем играть и есть и пить. И
почувствуем, что мы... Вот именно, молодой человек!
Ганс Касторп поднялся в лифте на второй этаж. Он постучался к
А.К.Ферге, а тот, со своей стороны, вытащил из их шезлонгов Фердинанда
Везаля и господина Альбина, лежавших на нижней галерее. Прокурора Параванта
и чету Магнус застали еще в вестибюле, а фрау Штер и фрейлейн Клеефельд - в
гостиной. И вот под средней люстрой раскрыли большой карточный стол, к нему
пододвинули стулья и столики для закусок. Мингер приветствовал каждого, кто
присоединялся к его компании, любезным взглядом бледных глаз из-под
внимательно приподнятых арабесок на лбу. Вокруг стола уселись двенадцать
человек, Ганс Касторп оказался между величественным хозяином и Клавдией
Шоша на стол положили карты и фишки, ибо сообща было решено сыграть
несколько партий в vi gt et u , а Пеперкорн, с присущей ему
торжественностью, заказал вызванной им карлице белого шабли 1906 года, для
начала - три бутылки, и к нему сладостей, что найдется - сушеных фруктов,
конфет. Потирая руки, он приветствовал появление вкусных вещей и пытался
также выразить свои ощущения отдельными фразами, которые многозначительно
обрывал, и эти ощущения ему действительно удалось выразить, поскольку за
него говорила вся его незаурядная личность. Он положил обе руки на руки
своих соседей и, подняв указательный палец с ногтем в виде копья, потребовал
самого пристального внимания - его охотно послушались - и к восхитительному
золотистому цвету вина в высоких бокалах, к сахару, выступавшему на ягодах
винограда "малага", и к особому сорту маленьких соленых крендельков,
посыпанных маком, которые назвал божественными, причем любое возражение,
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Белогорский Евгений
Кервуд Оливер Дж.