как часто бывает, что, раз начав, уже не можешь ее прекратить!
истично... А бывает ли любовь без эгоизма?
его?.. "А надо забыть. Я была не в силах. Я сейчас не могу... И вот -
кара..."
долго ждала. Боялась потерять сына, которого ревниво присвоила одной се-
бе. И потеряла его. Какой-нибудь минуты оказалось достаточно, чтобы он
ушел от нее. Ее охватил ужас. Ради минуты обладания и страстной надежды
юноша может забыть целую жизнь, наполненную материнским самоотречением.
Она давно предчувствовала это, страшилась этого. Но действительность бы-
ла еще хуже предчувствия... У него не нашлось ни единого слова нежности,
ни единого жеста, в котором отразилось бы уважение, внимание. Он сразу
вышвырнул ее за борт. Что для него прошлое? Он полон только завтрашним,
днем... Она старалась представить себе это завтра и следующую за ним
ночь, когда все рушится. И заранее, признавала себя побежденной.
Как он ни решит, она будет в его распоряжении. Если не в ее власти на-
долго удержать его, то помогать ему она будет до последней минуты.
но. Она приготовила ему лучший костюм, проверила, все ли в порядке, не-
надолго вышла, чтобы подать завтрак. За завтраком (она заставила себя
есть, чтобы ему не почудилось, будто она ищет в нем сочувствия, а он ел
торопливо и жадно, полный мыслью о ближайших часах, которых он ждал с
таким нетерпением!) она посоветовала ему пойти к Бриссо не на квартиру,
а в его адвокатскую контору. Ее доводы были разумны; она говорила спо-
койно. Он согласился. Он был благодарен матери за то, что она, вероятно,
насилует себя ради него. Но он ничем не выразил своей признательности.
Он не намерен был поддаться в эту минуту чувствам. Прежде всего надо
увидеть собственными глазами и принять решение... А что касается той,
которая будет ждать и страдать, что ж, пусть страдает! - Часом больше
или меньше - не все ли равно!.. Она привыкла! Потом он будет нежен...
Да, непременно, к какому бы решению ни пришел. А она после перенесенных
страданий еще глубже насладится счастьем, которое он вернет ей... Теперь
он был слишком уверен в своей власти над ней. Она может ждать... У него
есть время!..
успехи на поприще адвоката, а затем в парламенте выдвинули его в первые
ряды. В Палате он стоял на рубеже между двумя партиями - радикальной и
социалистической, чутко прислушиваясь, куда ветер дует, всегда готовый
переметнуться с одного корабля на другой. Он несколько раз был минист-
ром; ему вручались всевозможные портфели: народного просвещения, труда,
юстиции и даже одно время - морского ведомства. Как и его коллеги, он
чувствовал себя на месте во всех министерских креслах; любой зад хорош
для любого сиденья; в том ли, в другом ли ведомстве, машина одна и та
же, как и приемы управления ею. Нужна сноровка, а все прочее - те, кем
управляют, - мало что значит. В конечном счете самое важное - это аппа-
рат.
идейный кругозор, или вернее свой словесный инвентарь, ничего не изучив
глубоко: он был слишком занят произнесением речей, у него не оставалось
времени слушать. Но говорил он очень хорошо. Впрочем, в одной области
его познания значительно расширились: по части обработки и использования
избирательного стада. В этом деле некоторые из государственных деятелей
Третьей республики считались мастерами; они до тонкости изучили клавиа-
туру инструмента, на котором им приходилось играть, - массы, - и знали
тайну каждого отдельного клавиша - слабости, страстишки, чудачества сво-
их избирателей. Но никто не достиг в этом такой виртуозности, как поч-
тенный Бриссо, никто не заставлял звучать так нарядно и красочно велико-
лепные аккорды демократии, этой громкоголосой идеологии, прикрывающей,
вызывающей и разжигающей добродетели народа и его скрытые пороки. Это
был великий пианист парламента. Его партия - точнее, его партии (ведь он
заигрывал с несколькими) - то и дело пользовались его талантом, застав-
ляя его давать концерты в Палате, то есть произносить там блестящие ре-
чи; эти музыкальные номера, значившиеся на больших белых афишах (которые
выпускались по единогласному решению Палаты за счет избирателей), обле-
тали всю Францию. Он никогда не уклонялся; он постоянно был во всеору-
жии; он одинаково авторитетно говорил на любую тему-с помощью, разумеет-
ся, энергичных и осведомленных секретарей (в его распоряжении был целый
отряд таковых). Его преданность твоей партии - партиям - и славе могла
идти в сравнение только с мощью его легких. Они были неутомимы.
дились Республике во время мировой войны. Она их мобилизовала. На Рожэ
Бриссо была возложена миссия "явить миру и французскому народу простей-
шие истины, во имя которых они обязаны умирать. И с этой миссией его
отправляли в далекие поездки. В первые дни войны он для вида облачился в
форму кавалерийского майора Запаса; он даже был в этом качестве прико-
мандирован на некоторое время к ставке главнокомандующего, прочно обос-
новавшейся в Компьенском замке. Но ему намекнули, что он мог бы с
большим успехом служить родине в американских траншеях, и он надсаживал
там свою неутомимую глотку. Впрочем, во время своих многочисленных поез-
док - по морю и суше, на пути в Лондон или Нью-Йорк, в Турцию или Рос-
сию, почти во все нейтральные и союзные страны - он порой подвергался
серьезным опасностям. Нельзя было отказать Бриссо в храбрости; он так же
усердно дрался бы в Аргоннах и во Фландрии. Но он понимал, что талант
возлагает на него другие обязанности. Чтобы сберечь этот талант для на-
ции, он позволял предохранять свою особу от опасности. Зато, служа роди-
не языком, он щедро расточал свои силы. Где только не гремели раскаты
его голоса! Его слышали в Лондоне, Бордо, Чикаго, Женеве, в Риме и даже,
до революции, в Санкт-Петербурге, во всех городах Франции - на фронте и
в тылу, на панихидах и юбилеях. За границей он слыл воплощением фран-
цузского красноречия. Он принадлежал к великому кабинету министров, во
главе которого стоял Клемансо. Они терпеть не могли друг друга. Бриссо
не выносил бесстыдства и особенно беспринципности, которыми славился че-
ловек с монгольским лицом. А Клемансо глумился над "громкоговорителем":
объединив свои знания и поделив между собой пирог, образовали сияющее
созвездие - Мильеран и Бриан, Бриссо и Клемансо - вокруг неподвижного
светила, главной оси Реванша, крючкотвора Пуанкаре. О незабвенные, так
быстро отошедшие времена священного единения, когда политические вожаки
всех партий и даже беспартийные, подобно сынам Эймона, взобрались все
вместе на круп старой боевой и вьючной лошади, Франции, полные решимости
держаться до тех пор, пока она не победит или не околеет!
завистливые соперники старались замарать прошлое великого оратора, то
есть нескольких вдохновенных и, надо сказать, опрометчивых взлетов в
высь международного пацифизма. Но тому, кто постоянно говорит, неминуемо
приходится говорить обо всем, и нельзя требовать, чтобы его притягивали
к ответу за каждое произнесенное слово: его разорвало бы на части, это
было бы хуже четвертования. Кроме того, пацифизм, как показывает само
слово, есть снадобье, которое в мирное время разрешается употреблять как
вполне безвредное, - оно становится запретным с той минуты, когда затру-
била труба войны: ведь только тогда оно могло бы оказать свое действие.
Великому оратору, разумеется, нетрудно было доказать это всем, за исклю-
чением его бессовестных врагов, - их ничто не могло убедить, даже чисто
корнелевский пафос, с каким Бриссо разоблачал своих вчерашних соратни-
ков, закоренелых пацифистов, этих переодетых немцев, имевших дерзость
продолжать свою игру во время войны, рискуя взбаламутить утомленный на-
род и отнять у нас дорогостоящие плоды победы. Такова уж судьба великих
людей - их преследует клевета; Бриссо был достаточно силен, чтобы не
огорчаться наветами. Он смеялся над ними, смеялся тем громким галльским
смехом, который его почитатели сравнивали со смехом Дантона (сравнение
неуместное: базарный стиль и бесшабашный тон, надо сказать, были не по
вкусу Бриссо). К тому же он был незлопамятен и готов был облагоде-
тельствовать своих врагов. Вся суть для него заключалась лишь в том,
чтобы предварительно надуть их.
успехи на политическом поприще. В семейной жизни он не был счастлив.
Женщина, на которой он женился, богатая, белолицая, дебелая, малокров-
ная, - пулярка, начиненная солидными процентными бумагами, - была совер-
шенно непригодной спутницей жизни для такого человека, "как Бриссо. Она
не блистала ни умом, ни душевными качествами. Лишенная индивидуальности
и, к несчастью, того умения держаться в тени, которое иногда выручает
ничтожество, она заслоняла горизонт своим никчемным существованием. Она
вечно жаловалась и ничему не радовалась, даже талантам и славе своего
мужа. Она отличалась несчастной и, без сомнения, болезненной склонностью
замечать только темные стороны своей жизни, столь богатой преимущества-
ми. Эта женщина брюзжала на все и на вся. Это стало для нее чуть ли не
призванием. Впрочем, она ровно ничего не делала, чтобы хоть что-нибудь
изменить в этой тусклой жизни. Казалось, от нее исходит, все заволаки-
вая, липкий серый туман или октябрьское ненастье. Достаточно было подой-
ти к ней, чтобы схватить насморк. Ясно, что" в этом климате здоровяк Ро-
жэ Бриссо чувствовал себя неважно. Он старался по возможности урезать
сроки своего пребывания в нем и спасался бегством, громко чихая. Он отп-
равлялся на поиски более благодатного климата, и слухи об его успехах по
этой части еще усиливали тоску и мрак, воцарившиеся в его доме.
полнять свои обязанности по отношению к супруге. Не он был повинен в
Володихин Дмитрий
Перумов Ник
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Фазиль Искандер
Акунин Борис