[Бродский:]
показал "Литературную газету" с напечатанными там стихами Слуцкого. Мне
тогда было лет шестнадцать, вероятно. Я в те времена занимался
самообразованием, ходил в библиотеки. Нашел там, к примеру, Роберта
Бернса в переводах Маршака. Мне это все ужасно нравилось, но сам я
ничего не писал и даже не думал об этом. А тут мне показали стихи
Слуцкого, которые на меня произвели очень сильное впечатление. А второй
импульс, который, собственно, и побудил меня взяться за сочинительство,
имел место, я думаю, в 1958 году. В геологических экспедициях об ту
пору подвизался такой поэт -- Владимир Британишский, ученик Слуцкого,
между прочим. И кто-то мне показал его книжку, которая называлась
"Поиски". Я как сейчас помню обложку. Ну, я подумал, что на эту же
самую тему можно и получше написать. Такая
амбициозность-неамбициозность, что-то вроде этого. И я чего-то там
начал сочинять сам. И так оно и пошло.
[Волков:]
Ведь она вышла по-русски в Америке. Тогда, в 1965 году, такого рода
зарубежные публикации -- явление экстраординарное. У всех в памяти был
еще свеж невероятный международный скандал, разразившийся в связи с
изданием "Доктора Живаго" Пастернака в 1957 году в Италии. А также
процесс Синявского-Даниэля в 1965, их как раз и обвиняли в том, что они
печатались на Западе.
[Бродский:]
Америке под эгидой Inter-Language Literary Associates. Я тогда
находился в ссылке. Помню, когда я освободился, мне ее показали: такая
серая книжка, с массой стихотворений. Посмотрел я на нее -- ну ощущение
полной дичи. У меня, вы знаете, было чувство, что это стихи, взятые во
время обыска и напечатанные.
[Волков:]
[Бродский:]
[Волков:]
тоже вышла в Америке в русскоязычном издательстве имени Чехова. Ее-то
вы сами составляли?
[Бродский:]
составили, и я оттуда чего-то выкинул.
[Волков:]
domini", "Фонтан", "Поэмы", "Горбунов и Горчаков" и "Переводы". Это
ваши названия?
[Бродский:]
[Волков:]
[Бродский:]
"Anno domini" -- это лирические стихи, посвященные исключительно
любовной драме. С другой стороны, раздел "Поэмы" озаглавлен
неправильно: это на самом деле не поэмы, а длинные стихи. И там есть
вещи, которые принадлежат к "Anno domini" -- и тематически и
хронологически. "Холмы" -- это просто более ранние стихи, я полагаю.
Просто мне нравилось это стихотворение -- "Холмы". Оно включено в эту
книжку?
[Волков:]
[Бродский:]
[Волков:]
[Бродский:]
когда-то прочитал про художника Утрилло. Он вообще-то был алкаш, и
алкаш очень сильный. В чем мать его, Сюзанна Валадон, всячески Утрилло
поощряла. Мадам вообще считала, что она самый главный художник в семье.
Так вот, когда Утрилло приходил на выставку своих картин, и его просили
указать -- какая картина его, а какая -- подделка, то он этого сделать
не мог. И не потому, что не понимал, а просто ему было уже все равно. И
потому он и не помнил, когда он написал -- или не написал -- ту или
иную картину. И я тоже ничего не помню.
[Волков:]
читал про Пикассо. А из отечественных мастеров такое, как утверждают,
случалось с Ильей Ефимовичем Репиным: он тоже, якобы, не мог отличить
своей собственной работы от подделки.
[Бродский:]
[Волков:]
человек очень любопытный.
[Бродский:]
Только не надо было ему большие сюжетные полотна сочинять.
[Волков:]
рисовальщик! А портреты его? И даже многофигурные композиции -- такие,
как "Торжественное заседание Государственного совета" или
"Пушкин-лицеист, читающий свои стихи" -- меня всегда впечатляли, когда
я их видел в оригинале. Они просто светятся изнутри!
[Бродский:]
замечательная картина. Но есть несколько работ у Репина, которые
находятся по ту сторону добра и зла. Скажем, "Бурлаки на Волге" или тот
же "Пушкин-лицеист". Когда вы мне напомнили про эту картину, я сразу же
вспомнил коридор Ленинградского университета. Там висела картина --
правда, не Пушкин, а Ленин, тоже отвечающий на выпускном экзамене. И
это все сидит на сетчатке, слившись в одно бесконечное серое целое.
[Волков:]
когда ее увидели? Это был, напомню, 1970 год.
[Бродский:]
помню, что когда посмотрел на эту книжку, я понял, что второй такой у
меня не будет. Потому что ваш покорный слуга был к этому моменту уже
другим человеком.
[Волков:]
[Бродский:]
нормальными сантиментами. Который расстраивается по поводу потери,
радуется по поводу -- ну не знаю уж по поводу чего... По поводу
какого-то внутреннего открытия, да? А к моменту выхода книжки я уже
точно знал, что никогда не напишу ничего подобного -- не будет ни тех
сантиментов, ни той открытости, ни тех локальных решений.
[Волков:]
и во всем мире, впрочем -- всегда тяготели к богемному образу жизни, то
я хочу поинтересоваться: а вы в такой жизни участвовали? Ахматова в
свое время весьма увлекалась походами в "Бродячую Собаку". Она, кстати,
рассказывала вам о "Бродячей Собаке"?
Корнев Павел
Белов Вольф
Лукин Евгений
Семенова Мария
Акунин Борис
Володихин Дмитрий