лошадей кстати?
чуть не угодили в канаву, когда я вас окликнул.
тронулась снова. Монтегю не обратил внимания на его слова, но все повторял,
что в такую ночь не годится быть в дороге; казалось, он был необыкновенно
встревожен и никак не мог успокоиться.
если можно так назвать состояние, в каком он выехал из города. Он часто
прикладывался к бутылке, распевал обрывки песен, нисколько не заботясь ни о
такте, ни о мотиве, ни о стройности, лишь бы выходило погромче, и понуждал
своего молчаливого приятеля веселиться вместе с ним.
усилием сказал Монтегю, - и вообще говоря, неотразимы; но в такую ночь... вы
же слышите?..
от молнии, которая сверкала не в одном направлении, а во всех направлениях
сразу. -
Припев, припев!
замолчал, словно удивляясь самому себе. - Я ее не слышал с тех пор, как был
мальчишкой; и почему она вдруг пришла мне в голову, не знаю, разве только
молнией занесло. "Кому суждено!" Нет, нет! "Тот падет все равно!" Нет, нет!
Нет! Ха-ха-ха!
странно вторила ночи и в то же время так грубо вторгалась в ее ужасы, что
его спутник, никогда не отличавшийся храбростью, отшатнулся от него в диком
страхе. Вместо того чтобы Джонасу быть его послушным орудием, они поменялись
местами. Но для этого была причина, говорил себе Монтегю; унижение,
естественно, внушало такому человеку желание шумно настаивать на своей
независимости и в порыве своеволия забывать о своем действительном
положении. Будучи довольно изобретателен, когда дело касалось таких
предметов, Монтегю утешал себя этим доводом. Но все же он ощущал смутную
тревогу и уныние, и ему было не по себе.
теперь, глядя на Джонаса каждый раз, как наступала тьма, он мог представить
себе эту фигуру в любом положении, какое подсказывало ему его душевное
состояние. С другой стороны, он прекрасно знал, что у Джонаса нет никаких
оснований любить его; но если бы даже та пантомима, которую он наблюдал с
таким ужасом, была действительностью, а не плодом фантазии, можно было
только сказать, что она вполне гармонировала с дьявольским весельем Джонаса
и вместе с тем была бессильным выражением его ненависти. "Если бы желание
убивало, - подумал мошенник, - я бы недолго прожил".
железной уздой, а до тех пор всего лучше дать ему волю и предоставить
развлекаться, как он хочет, на собственный, хотя и не совсем обычный лад.
Терпеть его пока что - не так уж трудно. "Когда удастся получить все что
можно, - думал Монтегю, - я улизну за море и там посмеюсь над ним - с
деньгами в кармане".
постоянно возвращаются одни и те же мысли, томительно повторяясь, а Джонас
тем временем развлекался, как видно отбросив всякие размышления. Они решили,
что доедут до Солсбери и отправятся к мистеру Пекснифу утром; и, готовясь
обмануть этого достойного человека, его любезный зять веселился и буйствовал
еще пуще прежнего.
угрюмо и зловеще. Молния, теперь почти безопасная, еще сверкала ярко и
часто. Дождь хлестал с такой же силой, как и прежде.
перегоне им попались норовистые лошади. Они еще в конюшне были сильно
напуганы грозой, а выйдя на волю в ту мрачную пору между ночью и утром,
когда вспышки молнии еще не умерялись рассветом и все предметы на пути
казались больше и неопределеннее, чем ночью, совсем перестали слушаться; и
вдруг, испугавшись чего-то на краю дороги, бешено понесли вниз по крутому
склону, сбросили кучера, подтащили карету к канаве и, рванувшись вперед, с
грохотом перевернули ее у края самой канавы.
на землю. Джонас, шатаясь, первый поднялся на ноги. Он чувствовал слабость и
сильное головокружение; кое-как добравшись до изгороди, он ухватился за нее
и встал, тупо озираясь по сторонам и чувствуя, что все окружающее плывет у
него перед глазами. Однако постепенно он пришел в себя и скоро заметил, что
Монтегю лежит без чувств посреди дороги, в нескольких шагах от лошадей.
ослабевшее тело - он подбежал к лошадям и потянул их под уздцы с такой
силою, что они неистово забились, при каждом своем движении грозя раздавить
лежащего на дороге человека, - еще полминуты и его мозг брызнул бы на
мостовую.
их криком.
Эи> вы, дьяволы! Но!
перестать, он как будто совсем потерял голову.
убьют!
бросившись вперед с опасностью для собственной жизни, спас Монтегю, оттащив
его по грязи и лужам в сторону, где опасность уже не грозила ему. После
этого он подбежал к Джонасу, ножом они быстро обрезали постромки и,
освободив лошадей от разбитой коляски, снова подняли их на ноги, пораненных
и окровавленных. Только теперь кучер и Джонас нашли время взглянуть друг на
друга, раньше им было не до того.
Что бы вы делали без меня?
головой. - Вам надо было сперва оттащить его. Я уж на нем крест поставил.
резко засмеявшись. - Как вы думаете, не зашибло его?
про себя, увидев, что тот сидит под изгородью и бессмысленно водит вокруг
глазами.
случае,
сильно дрожал, но, кроме нескольких порезов и синяков, никаких увечий у него
не оказалось.
Только порезы и синяки, а?
джентльмена, а у него только синяки и порезы, - заметил кучер. - Когда вам
придется еще раз побывать в такой переделке - чего, я надеюсь, не случится,
- не тяните за повод упавшую лошадь, если на дороге лежит человек. Второй
раз это так не сойдет - вы задавите его насмерть; тем бы и кончилось, если б
я не подошел вовремя, это уж как пить дать.
также послал его туда, куда он вряд ли отправился бы по собственной охоте.
Но Монтегю, который напряженно вслушивался в каждое слово, вдруг перебил
разговор восклицанием:
девался?
перебросило через живую изгородь, или через калитку, и теперь он лежал на
соседнем поле, по всей видимости мертвый.
- воскликнул Монтегю, - я наперед знал, что добром не кончится. Посмотрите
на мальчика!
примета...
этим хотите сказать?
я слышал, вы ему не отец, и у вас нет никаких причин особенно о нем
заботиться. Эй, ты! Поднимайся!
слабого и неровного биения сердца. После недолгих переговоров кучер оседлал
ту лошадь, которая пострадала меньше, и взял мальчика на руки, а Монтегю и
Джонас, ведя на поводу вторую лошадь и неся вдвоем чемодан, пошли рядом с
ним по направлению к Солсбери.
кого-нибудь на помощь, если бы поторопились, - сказал Джонас. - А ну-ка,