Чтение 152–й страницы книги ~Сорок пять~

вам докучал, я удаляюсь.

- Прощайте, дорогой господин Тень.

- Прощайте, достойнейший господин Эрнотон.

Шико отступил на шаг назад, и тотчас же дверь перед самым его носом
закрылась.

Он послушал, не дожидается ли недоверчивый молодой человек его ухода, но
до него донеслись шаги Эрнотона вверх по лестнице. Шико мог спокойно
возвратиться к себе, где он и заперся, твердо решив не нарушать привычек
нового соседа, но, по своей собственной привычке, не слишком терять его из
виду.

Действительно, Шико был не такой человек, чтобы пренебречь каким-либо
фактом, имеющим, на его взгляд, хоть малейшее значение, не ощупав, не
перевернув этого факта туда и сюда, не произведя с дотошностью знатока
рассечения и обследования. Было ли то достоинством или недостатком натуры
Шико, но, помимо воли его, все запечатлевавшееся в его мозгу как бы
напрашивалось на анализ своими наиболее выступающими гранями, так что у
несчастного Шико все мозговые извилины постоянно задевались, подвергались
непрерывному раздражению, от них каждый раз требовалась новая работа.

Шико, дотоле озабоченный одной фразой из письма герцога де Гиза:
"Полностью одобряю ваш план относительно Сорока пяти", - на время перестал о
ней думать, решив заняться ею несколько позже. Теперь же он был весь
поглощен новой заботой, вытеснившей прежнюю.

Шико рассуждал, что появление Эрнотона в качество полноправного хозяина в
этом таинственном доме, чьи обитатели внезапно исчезли, - вещь необычайно
странная.

Тем более что к этим первоначальным обитателям могла, по его мнению,
относиться одна фраза из письма герцога де Гиза, касавшаяся герцога
Анжуйского.

Эта случайность казалась достойной внимания, Шико привык верить в
знаменательные случайности.

Порою, в соответствующей беседе, он даже развивал весьма остроумные
теории на этот счет. Основой этих теорий была одна мысль, на наш взгляд,
стоящая любой другой.

Вот в чем она состояла.

Случайность - это, так сказать, резерв господа бога. Всемогущий вводит в
действие свой резерв лишь в очень важных обстоятельствах, в особенности
теперь, когда он убедился, что люди стали достаточно проницательны и умеют
взвешивать и предвидеть возможный оборот событий, наблюдая природу и
закономерное устройство ее элементов.

Между тем господь бог любит или должен любить расстраивать замыслы
существ, обуянных гордыней: некогда он покарал их за гордыню потопом, а в
будущем покарает всемирным пожаром.

Итак, господь бог, говорим мы или, вернее, говорит Шико, любит
расстраивать замыслы гордецов при помощи явлений им неизвестных,
вмешательств которых они предвидеть не в состоянии.

Легко видеть, что теория эта подкрепляется весьма убедительной
аргументацией и может дать пищу для блестящих философских трудов. Но, без
сомнения, читатель, которому, как и Шико, не терпится узнать, что делает в
этом доме Карменж, будет благодарен нам, если мы прервем нить этих
рассуждений.

Итак, Шико рассудил, что появление Эрнотона в доме, где он видел Реми, -
вещь очень странная.

Он рассудил, что странно это по двум причинам: во-первых, потому, что оба
эти человека совершенно не знали друг друга и, значит, между ними, наверно,
появился посредник, неизвестный Шико.

Во-вторых, дом был, по-видимому, продан Эрнотону, у которого денег на эту
покупку не было.

"Правда, - сказал сам себе Шико, устраиваясь насколько он мог удобно на
водосточной трубе, своем обычном наблюдательном пункте, - правда, молодой
человек утверждает, что к нему должен кто-то прийти и этот "кто-то" -
женщина. В наше время женщины богаты и могут позволить себе любые причуды.
Эрнотон кому-то понравился, ему назначили свидание и велели купить этот дом;
дом он купил и на свидание согласился. Эрнотон, - продолжал размышлять Шико,
- живет при дворе: видимо, дела у него завелись с придворной дамой. Полюбит
ли он ее, бедняга? Избави его бог! Тогда он погибнет в этой пучине. Ну,
ладно, мораль мне ему читать, что ли? Нравоучения тут дважды бесполезны и
стократ нелепы. Бесполезны, ибо он их не слышит, а если бы и слышал, то не
захотел бы слушать. Нелепы, ибо лучше бы мне отправиться спать да
поразмыслить немного о бедняге Борроме. Кстати, - тут Шико помрачнел, - я
заметил одну вещь: что раскаяние не существует, что чувство это весьма
относительное. Ясно, что я не испытываю угрызений совести оттого, что убил
Борроме, раз мой интерес к делам господина де Карменжа заставляет меня
забыть об этом убийстве. Да и он, удайся ему пригвоздить меня к столу, как я
пригвоздил его к стене, наверное, не испытывал бы сейчас больше угрызений,
чем я".

Рассуждения Шико, его соображения и философические раздумья длились не
менее полутора часов. Но от этих забот его оторвало появление со стороны
гостиницы "Гордый рыцарь" каких-то носилок. Носилки остановились у порога
таинственного дома. Из них вышла дама, закутанная вуалью, и исчезла за
полуоткрытой дверью.

- Бедняга! - прошептал Шико. - Я не ошибся, он и вправду ждал женщину.
Можно идти спать.

Шико встал, но вдруг замер на месте, хотя и продолжал стоять.

- Нет, ошибся, - сказал он, - спать я не стану. Однако одно остается
неизменным: не угрызения совести помешают мне заснуть, а любопытство. Это -
святая истина: если я остаюсь на своем наблюдательном пункте, то ради одного
- я хочу знать, какая из наших благородных дам удостоила прекрасного
Эрнотона своей любви. Лучше уж оставаться здесь и наблюдать - ведь если я
пойду спать, то наверняка встану с постели и возвращусь.

С этими словами Шико сел на прежнее место.

Прошел приблизительно час. Мы не беремся сказать, думал ли Шико в это
время о неизвестной даме или о Борроме, терзало ли его любопытство или
угрызения совести. Внезапно ему почудился конский топот в конце улицы.

И действительно, вскоре показался закутанный в плащ всадник. Он
остановился посреди улицы, словно припоминая местность.

Туг он заметил носилки и находившихся при них слуг.

Всадник подъехал к ним. Он был вооружен: слышалось, как его шпага звенит
о шпоры.

Слуги при носилках пытались помешать ему проехать к дому, но он тихо
сказал им несколько слов, и они не только почтительно расступились, но один
из них, когда всадник спешился, даже принял из его рук поводья.

Неизвестный подошел к двери и очень громко постучался.

"Черт побери! - сказал себе Шико. - Хорошо я сделал, что остался!
Предчувствие, что тут должно что-то произойти, меня не обмануло. Вот и муж,
бедняга Эрнотон! Сейчас кто-то кого-то прирежет. Однако, если это муж, он
очень уж любезно заявляет о своем появлении таким оглушительным стуком".

Впрочем, несмотря на то что незнакомец столь решительно стучал, ему,
видно, не решались открыть.

- Откройте! - кричал стучавший.

- Открывайте, открывайте! - повторяли за ним слуги.

- Сомнений нет, - рассуждал Шико, - это муж. Он пригрозил носильщикам
поркой или виселицей, и они перешли на его сторону. Бедный Эрнотон! Да с
него кожу сдерут! Если, однако же, я не вмешаюсь в это дело: ведь он в свое
время пришел мне на помощь, и, следовательно, в подобном же случае я обязан
помочь ему. А мне сдается, что случай как раз наступил и другого такого не
будет.

Шико отличался решительностью и великодушием, да к тому же еще и
любопытством. Он отцепил от пояса свою длинную шпагу, зажал ее под мышку и
быстро спустился вниз.

Шико умел открывать дверь совершенно бесшумно, уменье это необходимо
всякому, кто хочет слушать с пользой для себя.

Шико скользнул под балкон, скрылся за колонной и стал ждать.

Не успел он устроиться, как дверь дома напротив открылась по одному
слову, которое незнакомец шепнул в замочную скважину. Однако сам он
оставался на пороге.

Спустя мгновение в пролете двери оказалась прибывшая в носилках дама.

Дама оперлась на руку всадника, он усадил ее в носилки, закрыл дверцу и
вскочил в седло.

- Можно не сомневаться, это был муж, - сказал себе Шико. - Довольно,
впрочем, мягкотелый муж, ему в голову не пришло пошарить в доме и проткнуть
живот моему приятелю Карменжу.

Носилки двинулись в путь, всадник ехал шагом у дверцы.

- Ей-богу! - сказал себе Шико. - Надо мне проследить за этими людьми,
разведать, кто они и куда направляются. Тогда я смогу подать какой-нибудь
основательный совет моему другу Карменжу.

И Шико последовал за шествием, соблюдая все предосторожности: он держался
у самой стены, стараясь к тому же, чтобы шаги его заглушались топотом ног
носильщиков и лошадиных копыт.

Шико пришлось испытать величайшее изумление, когда он увидел, что носилки
остановились перед гостиницей "Гордый рыцарь".

Почти в тот же самый миг дверь ее открылась, словно кто-то за нею
поджидал прибывших. Дама, лицо которой было по-прежнему скрыто вуалью, вышла
из носилок и поднялась в башенку: окно второго этажа было освещено.

За нею поднялся муж.

Перед ними обоими выступала г-жа Фурнишон с факелом в руке.

- Ну и ну, - сказал себе Шико, скрестив руки, - теперь я уж ничего не
понимаю!..

Глава 20