КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ
министр заговорил со мной в таких выражениях:
которая славится своим талантом. Утверждают, что она божественно поет и
танцует и восхищает зрителей своей декламацией; уверяют даже, будто она
красива. Такой перл, конечно, достоин появиться при дворе. Король любит
комедию, музыку и танцы; не следует лишать его удовольствия видеть и
слышать особу, обладающую столь редкими достоинствами. Поэтому я решил
отправить тебя в Толедо, чтобы ты сам мог судить, действительно ли она -
такая замечательная артистка. Я буду сообразовываться с тем впечатлением,
которое она на тебя произведет, и вполне полагаюсь на твое суждение.
собрался в дорогу с одним слугой, которого заставил снять министерскую
ливрею, дабы проделать все с меньшей оглаской; это очень понравилось его
светлости.
неподалеку от замка. Не успел я сойти с коня, как гостиник, очевидно,
принимая меня за какого-нибудь местного дворянина, сказал мне:
присутствовать при величественной церемонии ауто-да-фе, которая состоится
завтра?
нежели подать ему повод для расспросов относительно причин, приведших меня
в Толедо.
никогда не бывало: будет, говорят, свыше сотни преступников, а среди них
насчитывают более десяти присужденных к сожжению.
всех городских колоколов: этим благовестом давали знать народу, что
ауто-да-фе сейчас начнется. Любопытствуя увидеть это торжество, я наскоро
оделся и направился к зданию инквизиции. Неподалеку оттуда, а также вдоль
всех улиц, по коим должна была пройти процессия, воздвигнуты были помосты,
и я за свои деньги поместился на одном из них. Вскоре я увидал знамена
инквизиции, а позади них доминиканцев, возглавлявших шествие.
Непосредственно за этими добрыми иноками выступали жертвы, которых святая
инквизиция сегодня собиралась заклать. Несчастные шли гуськом, с
непокрытой головой и босыми ногами; каждый держал в руке свечу, а его
восприемник (*205) шагал рядом с ним. На некоторых преступниках были
широкие нарамники из желтого холста, испещренные красными андреевскими
крестами и называемые "сан-бенито"; другие носили "карочи", то есть
высокие бумажные колпаки в форме сахарных голов, расписанные языками
пламени и фигурами дьяволов.
сострадание к ним, дабы мне не вменили этого в преступление, я вдруг узнал
среди увенчанных "карочею" преподобного брата Иларио и его сотоварища,
брата Амбросио. Они прошли так близко от меня, что я не мог ошибиться.
распутная жизнь этих двух негодяев, отдало их в руки инквизиционного
суда!"
голове у меня помутилось, так что я едва не упал в обморок. Моя связь с
этими мошенниками, приключение в Хельве, словом, все, что мы вместе
проделали, предстало в то мгновение перед моим мысленным взором, и я не
знал, как мне благодарить бога за то, что он уберег меня от нарамника и
"карочи".
ужасного зрелища, которое мне пришлось увидать. Но тягостные образы,
заполнявшие мое воображение, незаметно рассеялись, и я стал думать только
о том, как бы удачнее исполнить поручение, возложенное на меня моим
начальником. Я с нетерпением дожидался момента, когда можно будет
отправиться в театр, считая, что с этого мне надлежало начать. Как только
наступил назначенный час, я пошел в комедийный дом и уселся там рядом с
каким-то кавалером ордена Алькантары. Вскоре я завязал с ним разговор.
вам с вопросом?
особую честь.
ли так хорошо о них отзываются?
крупные дарования. Между прочим, вы увидите прекрасную Лукресию,
четырнадцатилетнюю актрису, которая вас поразит. Когда она появится на
сцене, мне не придется вам на нее указывать: вы сами легко ее узнаете.
что будет и что ей даже предстоит исполнить блестящую роль в нынешней
пьесе.
ничем, что могло сделать их очаровательными; но, несмотря на блеск их
брильянтов, я не признал ни в одной из них той, которой дожидался. Кавалер
ордена Алькантары так превознес Лукресию, что я не мог себе ее
представить, не увидав воочию. Наконец, сама прекрасная Лукресия вышла
из-за кулис, и ее появление на сцене было возвещено длительными и
всеобщими рукоплесканиями.
сколько прелести! что за прекрасные глаза! какое пленительное создание!
сильно меня потрясла. При первой же произнесенной ею тираде я нашел в ней
естественность выражения, огонь и ум не по возрасту и охотно присоединил
свои аплодисменты к тем, которыми все присутствовавшие награждали ее во
время представления.
Лукресию.
поет. Это - сирена: горе тем, кто слушает ее, не приняв предосторожности
Улисса (*206). Танцы ее не менее гибельны: ее па столь же опасные, как и
голос, чаруют взор и принуждают сдаться любое сердце.
счастливец имеет удовольствие разоряться из-за столь любезной красавицы?
приписывает ей никакой секретной интриги. Тем не менее, - продолжал
кавалер, - возможно, что таковая имеется, ибо Лукресия находится под
надзором своей тетки Эстрельи, несомненно, самой ловкой из всех
комедианток.
принадлежит ли эта Эстрелья к толедской труппе.
мы, право, можем пожалеть об этом. Обычно она играет наперсницу и
превосходно справляется с этой ролью. Сколько остроумия вкладывает она в
свою игру! Может быть, даже слишком много. Но это приятный недостаток,
который нетрудно извинить.
нарисованному им портрету я больше не сомневался в том, что это - Лаура,
та самая Лаура, о которой я столько раз упоминал в своей повести и которую
покинул в Гренаде.
Там я спросил Эстрелью и, повсюду ища ее глазами, обнаружил в
артистической, где она беседовала с несколькими сеньорами, которые, быть
может, интересовались ею только как теткой Лукресии. Я подошел, чтобы
поздороваться с Лаурой; но не то из прихоти, не то в наказание за мой
внезапный отъезд из Гренады, она притворилась, будто не узнает меня, и
приняла мой поклон так сухо, что я был несколько озадачен. Вместо того
чтобы со смехом упрекнуть ее за такой ледяной прием, я был так глуп, что
рассердился. Я даже резко повернулся и покинул артистическую, в гневе
решив на следующий день возвратиться в Мадрид.
чести выступить перед королем; для этого стоит только описать Лукресию
перед министром так, как мне будет угодно. Нужно лишь сказать ему, что
танцует она неграциозно, что в голосе ее слышится резкость и, наконец, что
вся ее прелесть - в молодости. Я уверен, что у его светлости пройдет
желание привлечь ее ко двору".
со мной; но гнев мой продолжался недолго. На следующий день, когда я уже
собрался уезжать, мальчик-лакей вошел в мою комнату и сказал мне:
тут же прочитал следующие слова: