педерасты двинулись на приступ женских задов, копьеносцы отомстили им за
недавнее поругание, после чего снова овладели нами, а мальчиков заставили
лизать нам вагины. Этот акт завершился следующим образом: кардиналы
привязали эти юные и прелестные создания к стене, установили железный стул в
рабочее положение и выпороли их. Именно в этот момент оба фавна
почувствовали в себе желание сбросить новую порцию семени как тигры,
почуявшие близкую добычу, бросая вокруг кровожадные взгляда, они приказали
схватить женщин и выпороть наблюдая экзекуцию, каждый содомировал мальчика
и целовал в зад другого. Когда они освободились от бремени во второй раз,
вся компания перешла к столу.
Нас ожидала очень впечатляющая и живописная трапеза, и я позволю себе
описать ее подробнее.
Посреди круглой залы стоял круглый стол на шесть персон, за который
сели кардиналы, Олимпия, Раймонда, Элиза и я. На некотором расстоянии,
позади наших кресел, в четыре яруса располагались скамьи, окружавшие стол и
образующие подобие амфитеатра. На скамьях сидели пятьдесят самых избранных
куртизанок Рима, скрытые за ворохом живых цветов сирени, гвоздик и
наперстянки, - из которых то там, то сям торчали, будто шелковистые набухшие
бутоны, обнаженные ягодицы это было самое восхитительное зрелище, какое
может предложить буйство Природы в сочетании с человеческим сладострастием.
Двадцать купидонов, представленных красивыми юношами, образовали свод над
нашими головами, и комната освещалась тонкими восковыми свечами, которые эти
юные боги держали в руках. Стоило нажать рычаг, и хитроумный механизм убирал
одно блюдо и подавал следующее: край стола, где стояла серебряная посуда
обедающих, оставался неподвижен, а середина медленно провалилась вниз и
снова поднялась, уставленная шестью маленькими золотыми гондолами с
изысканными мясными яствами. Позади нас стояли шестеро мальчиков,
облаченных, как ганимеды, в провоцирующие одеяния, и подливали нам редчайшие
вина. Наши распутники, которые велели женщинам одеться к обеду, выразили
желание, чтобы мы вновь разделись, но не сразу, а постепенно, как это делала
вавилонская блудница. Когда на столе появилась легкая закуска, мы сняли с
себя воздушный шарф корсаж развязали, когда подали омлет, а последняя
тряпка была сброшена при появлении фруктов, и по мере смены блюд возрастала
и становилась все гнуснее похоть генералов. Десерт был подан в пятнадцати
миниатюрных лодочках из зеленого с золотом фарфора. Двенадцать маленьких
девочек шести-семи-летнего возраста, обнаженные и увитые гирляндами из мирта
и роз, наполняли наши бокалы заморскими винами и ликерами. Обильное застолье
слегка вскружило нам головы, Бахус наполнил наших развратников новой силой и
энергией, которая начала воздействовать на нервы, идущие в центр эрекции, и
шум и веселье за столом достигли апогея.
- Послушайте, уважаемый и гениальный поэт, - обратился хозяин дома к
кардиналу де Бернису, - сейчас по Риму гуляет несколько любопытных и
очаровательных стишков, которые молва приписывает вашему перу наши гости
способны оценить такого рода литературу, поэтому я просил бы вас прочесть
эти произведения.
- Это просто предложения, - махнул рукой Бернис, - и меня весьма
удивляет их популярность, потому что я никому, кроме его святейшества, не
показывал их.
- Тогда я тоже не понимаю, почему они стали притчей во языцех. Однако
прошу вас, кардинал, мы жаждем услышать эти перлы в исполнении автора.
- Мне нечего скрывать от философов, которые здесь собрались. Первый
стишок - вольное переложение знаменитого сонета де Барро {Жак Балле, сеньор
замка Барро, состоявший в близких отношениях с Теофилем де Вио, родился в
Париже в 1602 году. Безнаказанное распутство этих двоих злодеев было
беспримерным. Говорят, что хорошо известный сонет, о котором здесь
упоминалось (это, кстати, один из самых скабрезных образцов поэзии того, да
и более позднего времени), написан им во время болезни. Впоследствие Балле
отрекся от него, что совсем неудивительно, ибо здоровый телом и рассудком
человек не может взять на себя авторство подобного произведения. Возможно, в
переложении кардинала наши читатели найдут его не столь непереносимым.
(Прим. автора)} , второй - "Ода Приапу". Начну с первого {Кардинал де Бернис
написал эти строки по-итальянски, здесь они даются в переводе самой
Жюльеты.}.
Sot Dieu! te jugemet ot lei d'atrocite,
To uique laiir coite a l'ijutice:
Mai j'ai tat fait de mal, que ta diviite
Doit, ar orgueil au moi, m'a arreter da la lice.
Foutu Dieu! la gradeur de mo imiete
Ne laie e to ouvoir que le choix du ulice,
Et je argue le fruit de ta ferocite,
Si ta vaie colere atted que je erie,
Cotete, e m'ecraat, to deir motrueux,
Sa craidre que de leur 'ecoulet de me yeux,
Toe doc! je m'e fout red-moi guerre our guerre:
Je argue, e eriat, ta eroe et ta loi,
E tel lieu de mo coeur que fra to toerre,
Il e le trouvera que lei d'horreur our toi.
Когда стихли восторженные аплодисменты, Бернис начал читать свою оду.
Foutre de Sait et de la Vierge,
Foutre de Age et de Dieu!
Sur eux tou je rale ma verge,
Lorque je veux la mettre e feu...
C'et toi que j'ivoque a mo aide,
Toi qui, da le cul, d'u vit raide,
Laca le foutre a gro ouillo!
Du Chaufour, outie mo aleie,
Et, our u itat, a ma veie
Prete l'ardeur de te couillo.
Que tout ade, que tout 'emrae:
Accourez, utai et gito:
Pour exciter ma vive extae,
Motrez-moi vo cul frai et rod,
Offrez vo fee arrodie,
Vo cuie ferme et odie,
Vo egi roide et charu,
Vo au tout remli de crotte
Mai urtout deguiez le motte:
Je 'aime a foutre que de cul.
Fixez-vou, charmate image,
Reroduiez-vou ou me yeux
Soyez l'ojet de me hommage,
Me legilateur et me Dieux!
Qu'a Gito l'o eleve u temle
Ou jour et uit l'o vou cotemle,
E adotat vo douce moeur.
La merde y ervira d'offrade,
Le grigueaude de guirlade,
Le vit de acrificateur.
Homme, aleie, dromadaire,
Tout, juqu'a l'ifame Jeu.
Da le cieux, ou l'eau, ur la terre.
Tout ou dit que l'o fout de cul
Raioale ou o, tout 'e mele,
E tou lieux le cul ou aelle,
Le cul met tou le vil e rut,
Le cul du oheur et le voie,
Da le cut git toute la joie.
Mai, hor du cul, oit de alut,
Devoi, que l'efer vou retiee.
Pour vou ot faite e loia,
Mai leur faile et frivole chaie
N'a ur o erit aucu oide.
Aux rive du Jourdai aiile.
Du fil de Dieu la voix horrile
Tache e vai de arler au coeur:
U cul arait, aet il outre?
No, je voi ader mo jea foutre
Et Dieu 'et lu qu'u eculeur
Au giro de la aite Eglie.
Sur l'autel meme ou Dieu efait,
Tou le mati je odomie
D'u garco le cul rodelet.
Me cher ami, que l'o e trome
Side le catholique ome
O eut me oucoer jaloux
Ae, relat, vivez au large:
Quad j'ecule et que je decharge.
J'ai ie lu de laiir que vou.
D'eculeur l'hitoire fourmille,
O e recotra a tout momet.
Borgia, de a rore fille,
Lime a laiir le cul charmat,
Dieu le Pere ecule Marie.
Le Sait-Erit fout Zacharie.
Il e foutet tou qu'a l'ever
Et c'et ur u troe de fee
Qu'avec e uere romee,