глобальное приемо-передающее устройство. Неужели кто-то думает, что
установил эту гигантскую присоску, чтобы позабавить четверку заросших и
дурно пахнущих студентов, желающих послушать последнюю модную пластинку
через вставленный в ухо японский наушник? На наших глазах. Бобур как ворота
подземного царства Агарты, как памятник все возрождающимся синархическим
справедливостям. А те - два, три, четыре миллиарда Тех, они не знают об этом
или стараются не знать. Глупые и гилики. А пневматики в течение шести веков
обращены к своей цели.
больше насторожившись. Приближалась полночь. Мне нужно было спрятаться в
моем наблюдательном пункте до Их прихода.
не зажигая фонарик, все еще под властью воспоминаний о послеобеденных
галлюцинациях, и вошел в галерею с моделями железных дорог.
звуки быстрых шагов, шум переставляемых предметов.
вдоль стендов с моделями поездов и вскоре добрался до статуи Грамма, в
трансепте. Статуя возвышалась на деревянном кубическом постаменте
(кубический камень Эзода!), словно охраняя вход в хоры. Я помнил, что моя
статуя Свободы должна находиться прямо за его спиной.
которому можно было выйти из вентиляционной шахты. И действительно, оттуда
появился человек с фонарем, возможно газовым, с цветными стеклами. Фонарь
отбрасывал на лицо красноватый свет. Я влип в угол, и он меня не заметил. К
нему приблизился кто-то с хоров. "Поторопитесь-сказал он подошедшему - они
будут через час".
их немного, я смогу ускользнуть к Свободе незамеченным. Пока не пришли тем
же путем Они, Бог знает откуда и сколько. Я долго сидел затаившись, следя за
отблесками фонарей в церкви, за чередованием света и тени. Я вычислял, когда
они отдалятся от Свободы настолько, чтобы я оказался в тени. В какой-то
момент я рискнул проскользнул вдоль левого бока Грамма, с трудом прижимаясь
к стене и втягивая живот. Хорошо, что я худой как щепка, Лия...
Сердце билось учащенно, а может, это стучали зубы.
воздуха все больше. Без сомнения, именно так во время пыток можно
сознательно вызвать обморок, чтобы не чувствовать боли. И в самом деле, я
почувствовал, как медленно погружаюсь в объятия Подземного Мира.
тайна, которую лишь другая тайна может изъяснить, это тайна на тайне,
которая тешится тайной.
блики.
всякого шума, ступни оперлись на отмель, заселенную морскими ежами.
цыпочки, опустился на пятки. Пытка стала выносимое. Только тогда, высунув
осторожно голову из будки, я посмотрел налево, направо и убедился, что моя
засада остается в тени. Я мог видеть, не будучи видимым.
десятков, по фонарю у каждого участника бала, число которых прибывало каждую
минуту. Они выныривали из постамента памятника Грамму, проходили через
бывший соборный хор и устраивались в нефе. Господи, сказал я себе, что за
шабаш на Лысой Горе, нарисованный Диснеем!
назойливый шум, как в театре, когда статисты вразнобой бормочут
"чтоговоритькогданеочемговорить".
приплюснутой дугою восточную выпуклость абсиды, достигая окраиной этого как
бы полукруга статуи Паскаля. Под статуей располагался пылающий жертвенник,
на который постоянно подбрасывали травы, эссенции. Дым пробирался ко мне в
будку, драл горло, приводил меня в состояние тупого перевозбуждения.
какая-то штука, какая-то тонкая и подвижная тень.
купола.
хором. Шар стал крупнее, трос, державший его, толще, он напоминал
корабельный канат или витой кабель.
Пантеона. Было похоже, как будто я смотрел на Луну в телескоп.
впервые, за полтысячелетия до Фуко. Чтобы позволить маятнику качаться
свободно, они к тому же убрали некоторые предметы, добавив к амфитеатру хора
свой грубый фонарный полукруг, антистрофу - сцену.
Ведь под половым покрытием хора не вмонтирован, как на прежнем месте,
магнитный амортизатор? И тут же увидел как. У окраины хора, рядом с
двигателями Дизеля, находился человек, который, в любой момент готовый, как
кот, совершить прыжок в зависимости от изменений колебательного плана, -
мягким движением руки добавлял шару, всякий раз когда шар проносился в
радиусе его действия, новый небольшой импульс, точно рассчитывая силу толчка
длинных и гибких пальцев.
команду, я понял, что это фокусник, иллюзионист "Маленького цирка мадам
Олкотт", профессионал, умеющий великолепно дозировать энергию нажима, с
железными запястьями, с привычкою работать на микроскопических различиях. А
может быть, он даже был способен сквозь тонкие подметки своих лакированных
туфель прочувствовать течения Земли и привести свои руки в соответствие
тайной жизни шара и тайной жизни Земли, на призывы которой реагировал шар?
между автомобилями нефа, проныривали около дрезин и мотоциклов, почти что
перекатывались в потемках, кто подтаскивал трон и покрытый красным сукном
стол заседаний в широкую галерею в дальнем конце нефа, кто примащивал
дополнительные фонари. В своей мелкости, в ночном мельтешенье они ковыляли,
как рахитичные дети, и я заметил у одного, проходившего рядом, монголоидные
черты лица и лысый череп. Это были Мини-Монстры мадам Олкотт, мерзейшие
карлики-уроды, которых я видел на плакате в лавке Слоан.
Я увидел Алекса и Дениса, Гигантов Авалона, затянутых в ремни из черной кожи
с нашлепками, действительно гигантских, белокурых: они стояли прислонившись
к громадному Обеиссану, крестом сложивши руки, выжидая.
торжественностью, властным жестом призвал к порядку. Я узнал Браманти лишь
по его кровавой тунике, белому плащу и митре, которые видел во время
знаменитого мистического вечера в Пьемонте. Браманти приблизился к
жертвеннику, плеснул на него что-то, всех обдало чадом и вслед за этим
жирная белая волна дыма и аромата распространилась по всей зале. Как тогда в
Рио, подумал я, как тогда в Пьемонте на алхимическом балу. А у меня нет
агогона. Я завесил платком рот и ноздри, как противогазом. Но все тщетно:
сразу во множестве направлений, как в луна-парке.
Буджолд Лоис
Шилова Юлия
Махров Алексей
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия