Ведь я не ошибаюсь, да?
знала, как вам угодить. И скажите мне, что теперь все будет иначе.
заглядывая в глаза, смотревшие на нее с такой любовью, - причины я не могу
вам сказать. Не мне это говорить, не вам слушать; но так получилось и так
должно быть, я знаю. Неужели я бы поступала таким образом, если бы не была в
этом уверена?
Флоренс, глядя на нее как бы в испуге.
слезы, струящиеся по лицу, не скрыли от нее Эдит.
не могу видеть вас такой печальной. Успокойтесь. Вы видите, что я сдерживаю
себя. А разве это мне легко?
последние слова, а затем добавила:
глубине души я остаюсь для вас все тою же и всегда буду такой. А то, что я
делаю, я делаю не для себя.
А зачем это делается - не имеет значения. Дорогая Флоренс, так лучше... это
необходимо... чтобы мы встречались реже. Дружбу, которая связывала нас до
сих пор, нужно разорвать.
также, что дружеские отношения между нами неуместны и вредны, хотя мне
следовало бы знать, что добра от них не будет. Мой путь пролегал по тропам,
по которым вы никогда не пойдете, и отсюда мой путь ведет... бог весть
куда... я его не вижу.
непонятный страх и отчужденность, которые однажды уже заметила Флоренс. А
потом ею овладели те же мрачная гордыня и злоба, словно гневный аккорд
пробежал по струнам неистовой арфы. Но на смену им не пришли кротость и
смирение. На этот раз она не опустила головы, не заплакала, не сказала, что
вся ее надежда - это Флоренс. Она сидела с высоко поднятой головой, точно
прекрасная Медуза, которая смотрит на человека в упор, чтобы убить его. И
она бы это сделала, если бы обладала такими чарами.
перемена, о которой вы мне не сказали и которая меня пугает. Позвольте мне
побыть немного с вами.
сделаю все, чтобы видеть вас пореже. Не задавайте мне никаких вопросов, но
верьте, что, если я кажусь непостоянной или капризной по отношению к вам, я
поступаю так не по своей воле и не ради себя. Хотя теперь мы не так близки
друг другу, как раньше, верьте, что в глубине души я не изменилась. Простите
мне, что я еще более омрачила ваш мрачный дом. Я - тень, упавшая на него, и
я это прекрасно знаю. Больше никогда не будем говорить об этом.
расстаться?
расстаться, - сказала Эдит. - Не спрашивайте больше ни о чем. Ступайте,
Флоренс. С вами моя любовь и мое раскаяние.
взглядом удаляющуюся фигуру, словно в этом образе отошел от нее добрый ангел
и оставил ее добычей высокомерных и негодующих страстей, которые теперь
завладели ею и наложили свою печать па ее чело.
прежде. В течение многих дней они редко встречались, разве что за столом и в
присутствии мистера Домби. В таких случаях Эдит, властная, непреклонная и
молчаливая, даже не смотрела на нее. Если при этом находился мистер Каркер -
а это бывало часто в период выздоровления мистера Домби и впоследствии, -
Эдит еще больше сторонилась ее и была еще сдержаннее, чем обычно. Но когда
бы ни случалось ей встретиться с Флоренс наедине, она обнимала ее так же
нежно, как и раньше, хотя надменное ее лицо уже не так смягчалось. И часто,
вернувшись домой поздно вечером, она, как в былые времена, тихонько входила
в комнату Флоренс и шептала: "Спокойной ночи", склонившись над ее подушкой.
Не ведая во сне о ее посещениях, Флоренс иногда просыпалась, словно ей
приснились эти слова, произнесенные чуть слышно, и как будто ощущала на
своей щеке прикосновение губ. Но это случалось все реже и реже, по мере того
как шло время.
прежде, пришло вслед за пустотой в ее собственном сердце. Подобно тому как
образ отца, которого она любила, стал чем-то нереальным, так и Эдит,
разделяя судьбу всех, кого Флоренс любила, с каждым днем отступала,
расплывалась, бледнела вдали. Мало-помалу она отошла от Флоренс, точно
призрак прежней Эдит; мало-помалу пропасть, их разделявшая, расширилась и
стала казаться глубже; мало-помалу вся прежняя ее пылкость и нежность
застыли, вытесненные той непреклонной, гневной отвагой, с какой она стояла у
края невидимой для Флоренс бездны, дерзая смотреть вниз.
только мыслью; хотя это было слабым утешением для ее измученного сердца, она
старалась найти в ней какое-то успокоение. Не разрываясь больше между
любовью и долгом по отношению к двоим, Флоренс могла любить обоих, не обижая
ни того, ни другого. Она могла им обоим, словно теням, созданным ее
воображением, отвести место в своем сердце и не оскорблять их никакими
сомнениями.
недоумение, вызванное переменой, происшедшей с Эдит, овладевало ее мыслями и
пугало ее. Но она не любопытствовала, спокойно отдаваясь снова тихой грусти
и одиночеству. Флоренс нужно было только вспомнить о том, что звезда,
сулившая ей счастье, померкла во мраке, окутавшем весь дом, и она плакала и
смирялась.
ее юное сердце, изливалась на призрачные тени, и в реальном мире, где этот
могучий поток ее любви почти всегда возвращался вспять; и вот ей минуло
семнадцать лет. Уединенная жизнь сделала ее застенчивой и скромной, но не
ожесточила ее кроткого нрава и пылкого сердца. Дитя - судя по невинному ее
простодушию, женщина - если судить по скромному ее достоинству и глубокому,
напряженному чувству. В ее прекрасном лице и нежной, хрупкой фигуре как бы
сочетались и сливались дитя и женщина; казалось, лето хотя и настало, весна
не хочет отступить и старается затмить прелестью бутонов распустившиеся
цветы. Но в ее голосе, проникавшем в душу, в ее тихом взоре, в каком-то
странном сиянии, по временам как бы озарявшем ее лицо, и в задумчивой ее
красоте было что-то напоминающее умершего брата. И на совете в зале слуг
перешептывались об этом, покачивали головой и тем с большим аппетитом ели и
пили, еще теснее связанные узами дружбы.
миссис Домби и о мистере Каркере, который как будто был посредником между
супругами и приходил и уходил, словно пытался их примирить, но всегда
безуспешно. Все они сокрушались о прискорбном положении дел, и все порешили
на том, что миссис Пипчин (неприязнь к которой оставалась нерушимой)
приложила к этому руку; во всяком случае, приятно было иметь такой
прекрасный объект для насмешек, и они усердно этим пользовались и очень
веселились.
Домби, считали, что они подходят друг к другу, - во всяком случае, если
говорить о высокомерии, - но особого внимания этому вопросу не уделяли.
После смерти миссис Скьютон молодая леди с обнаженной спиной довольно долго
не являлась, сообщив со свойственным ей очаровательным хихиканьем кое-кому
из близких друзей, что с этим семейством у нее неразрывно связано
представление о надгробных плитах и тому подобных ужасах. Но, придя в этот
дом, она не нашла в нем ничего ужасного, и только золотые брелоки на часовой
цепочке мистера Домби она с возмущением осудила как предрассудок *. Эта юная
прелестница принципиально возражала против падчериц, - но ничего
предосудительного она не могла сказать о Флоренс, кроме того, что ей
недостает "изящества" - быть может, она подразумевала под этим спину. Многие
из тех, кого приглашали лишь в торжественных случаях, вряд ли знали, кто
такая Флоренс, и, возвращаясь домой, говорили: "Вот как? Так это мисс Домби
сидела там в уголку? Очень хорошенькая, но немножко хрупкая на вид и
задумчивая".
была Флоренс, когда в замешательстве и едва ли не в испуге заняла место за
обеденным столом накануне второй годовщины бракосочетания своего отца с Эдит
(первая годовщина совпала с болезнью миссис Скьютон, разбитой параличом).
Основаниями для ее опасений служили только знаменательный день, мина ее
отца, которую она подметила, быстро бросив на него взгляд, и присутствие
мистера Каркера, неприятное ей всегда, а сегодня - больше чем когда бы то ни
было.
присутствовать в тот день на званом вечере и обед был назначен на более
поздний час. Она появилась, когда все уже сидели за столом, и мистер Каркер
встал и подвел ее к ее месту. Как ни была она ослепительно прекрасна, что-то
в выражении ее лица и в осанке навеки и безнадежно отделяло ее от Флоренс и
от всех остальных. И, однако, был момент, когда Флоренс поймала на себе ее
Влодавец Леонид
Березин Федор
Березин Федор
Шилова Юлия
Смит Кордвейнер
Шилова Юлия