read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



мне... Ни слова больше. Я вас прошу чокнуться со мной и выпить до дна, рука
об руку. Это еще не значит, что я предлагаю вам перейти на братское "ты" - я
хотел было, но все-таки удержался, решив, что это было бы, пожалуй,
преждевременно. Весьма вероятно, что я в самом ближайшем будущем вам и...
Можете не сомневаться! Но если вы желаете и настаиваете на том, чтобы мы
теперь же...
Ганс Касторп жестом выразил свое согласие с предложенной Пеперкорном
отсрочкой.
- Хорошо, мальчуган. Хорошо, товарищ. Неполноценность - хорошо. Хорошо
и страшно. Безответственность - очень хорошо. Блага - не хорошо! Требования!
Священные женские требования жизни к мужской чести и силе...
Ганс Касторп неожиданно обнаружил, что Пеперкорн отчаянно пьян. Но даже
опьянение не казалось в нем чем-то низменным и постыдным, не бесчестило его,
но придавало его величественному облику что-то грандиозное, вызывающее
благоговенье. Да ведь сам Вакх, думал Ганс Касторп, будучи пьян, опирался на
своих восторженных последователей, не теряя при этом ни капли своей
божественности, ведь все дело в том, кто пьян, крупная индивидуальность или
ничтожество. Ганс Касторп усиленно старался, чтобы в нем ни на чуточку не
убавилось почтения к подавляющей личности спутника Клавдии Шоша,
проработанные жесты которого уже стали вялыми, а язык начал заплетаться.
- Ну, побратим, - сказал Пеперкорн в непринужденном и гордом хмелю,
откидываясь назад мощным телом, кладя вытянутую руку на стол и тихонько
постукивая по нему вялым кулаком... - в будущем... в близком будущем, хотя
благоразумие пока еще... хорошо. Ясно. Жизнь, молодой человек, это женщина,
распростертая женщина, пышно вздымаются ее груди, словно два близнеца, мягко
круглится живот между выпуклыми бедрами, у нее тонкие руки, упругие ляжки и
полузакрытые глаза, и она с великолепным и насмешливым вызовом требует от
нас величайшей настойчивости и напряжения всех сил нашего мужского желания,
которое может одержать победу, а может быть и посрамлено, - посрамлено,
понимаете ли вы, молодой человек, что это такое? Поражение чувства перед
лицом жизни, вот где неполноценность, для нее не может быть ни прощения, ни
жалости, ни пощады, напротив, ее отвергают без снисхождения, с ироническим
смехом, и тогда все кончено, молодой человек, и отрезано... Стыд и бесчестие
- слишком слабые выражения для этого крушения и банкротства, для этого
ужасного позора. Это - финал, адское отчаяние. Страшный суд...
По мере того как голландец говорил, он все больше откидывал назад свое
могучее тело, а царственное чело все ниже склонялось на грудь, словно он
готов был заснуть. Но с последним словом он замахнулся вялым кулаком и
уронил его на стол с такой силой, что хилый Ганс Касторп, чьи нервы и без
того были взвинчены игрой, вином и необычностью этого вечера, испуганно
вздрогнул и с почтительным страхом взглянул на разгневанного властителя.
"Страшный суд"! Как подходило ему это выражение! Ганс Касторп не помнил,
чтобы кто-нибудь когда-нибудь употреблял в его присутствии эти слова -
только на уроках закона божьего. И сейчас это не было случайностью, подумал
он, ибо кому из всех известных ему людей больше пристали подобные громовые
слова, у кого были соответствующие им масштабы, если ставить этот вопрос
по-настоящему? Их мог бы при случае произнести недомерок Нафта по это было
бы узурпацией и пародией, тогда как в устах Пеперкорна эти громовые слова
прозвучали со всей яростно гремящей мощью трубного гласа, - словом,
приобрели все свое библейское величие. "Боже мой, вот это индивидуальность,
- в сотый раз восклицал он про себя. - Наконец-то я столкнулся с
исключительным человеком - и он оказался спутником Клавдии!" Основательно
захмелев и сам, он вертел одной рукой свою рюмку, другую засунул в карман и
прищурил один глаз, чтобы защитить его от дыма папиросы, которую держал в
уголке рта. И разве не подобало ему молчать, после того как призванный
говорить произнес громовые слова? К чему тут его тощий голос? Но, приученный
к дискуссиям своими демократическими воспитателями - оба были по натуре
демократами, хотя один из них и противился такому определению, - Ганс
Касторп все же поддался соблазну и пустился в один из своих чистосердечных
комментариев, сказав:
- Ваши замечания, мингер Пеперкорн (что это еще за слово "замечания"?
"Замечания" по поводу Страшного суда?), заставляют мои мысли еще раз
вернуться к тому, что мы с вами установили относительно порока, а именно,
что порок - это презрение к простейшим, как вы метко выразились, - к
священным, или, как мне хотелось бы выразиться, к классическим дарам жизни,
так сказать, к дарам жизни большого масштаба, и предпочтение им даров более
поздних, выдуманных, утонченных, наслаждению которыми "предаются", как
выразился один из нас, а ведь великим дарам жизни себя "посвящают", им
"воздают хвалу". Но в этом же скрыто и оправдание - извините меня, я, по
натуре, имею склонность оправдывать, хотя, если оправдываешь, о каких
масштабах может идти речь, я это ясно ощущаю, в этом и состоит оправдание
порока и именно постольку, поскольку источником порока является
неполноценность, как вы ее назвали. Об ужасах неполноценности вами высказаны
мысли таких масштабов, что, прямо говорю, я поражен. Но мне кажется,
порочный человек все-таки весьма восприимчив к этим ужасам, он вполне
признает их, ибо именно бессилие его чувств в отношении классических даров
жизни и толкает его к пороку, и тут нет оскорбления жизни или может не быть,
это может предстать, наоборот, как прославление этих даров, поскольку всякая
утонченность связана с хмелем и возбуждением, то есть со timula tia, она
служит для повышения силы наших чувств, мы видим, что и тут цель и смысл -
все-таки сама жизнь, любовь к чувствам, стремление неполноценного к
чувству... я хочу сказать...
Что он нес? Разве не достаточно было той демократической дерзости,
которую он позволил себе, сказав "один из нас", ставя на одну доску такую
крупную индивидуальность, как Пеперкорн, и себя самого? Или он черпал
мужество для этой дерзости из прошлых времен, которые придавали теперешним
правам владения нечто довольно сомнительное? Или он уже до того зарвался,
что счел нужным пуститься в совершенно неприличный анализ порока? А теперь
вот и выкручивайся, ибо ясно, что он вызвал к жизни какие-то грозные силы.
Пока его гость говорил, мингер Пеперкорн продолжал сидеть, откинув
плечи и свесив голову на грудь, и вначале казалось, что слова Ганса Касторпа
едва ли доходят до его сознания. Но постепенно, по мере того как молодой
человек все больше сбивался, голландец начал отделяться от спинки стула, он
приподнимался все выше и выше, пока не выпрямился во весь рост, его
величественное чело побагровело, лобные арабески сдвинулись вверх и
напряглись, бледные глазки расширились, в них вспыхнула угроза. Что в нем
назревало? Должно быть, такая вспышка гнева, в сравнении с которой
предыдущая казалась лишь выражением легкого неудовольствия. Нижней губой
мингер яростно уперся в верхнюю, так что углы рта опустились, а подбородок
выпятился, и медленно стал поднимать лежавшую на столе правую руку - сначала
до уровня головы, затем выше, сжав эту руку в кулак, царственно замахиваясь
для сокрушительного удара, которым он намеревался сразить
болтуна-демократишку, а тот - перетрусил, и хоть и был восхищен
развертывающимся перед ним зрелищем столь царственного гнева, но с трудом
скрывал свой страх и желание удрать. С торопливой предупредительностью Ганс
Касторп сказал:
- Ну, разумеется, я неудачно выразился. Все это вопрос масштабов, и
только. То, что грандиозно, не назовешь порочным. Порок не может быть
грандиозен. Утонченностям большие масштабы не присущи, но человечеству, в
его стремлении к чувству, дано искони некое вспомогательное средство,
опьяняющее и воодушевляющее, оно само принадлежит к числу классических даров
жизни, ему, так сказать, присущи простота и святость, а потому в нем самом и
нет тяготения к пороку, это вспомогательное средство больших масштабов -
вино, дар богов человечеству, как утверждали еще древние гуманистические
народы, филантропическое изобретенье некоего бога, с которым, позвольте мне
это отметить, связано даже развитие цивилизации. Ведь мы знаем, что
благодаря уменью выращивать и давить виноград люди перестали быть варварами,
обрели культурные нравы, и до сих пор народы, в чьих странах растет
виноград, считаются или считают себя культурнее, чем те, у кого нет
виноделия, например, кимвры{318}, что, несомненно, заслуживает внимания. Ибо
это показывает, что культура - вовсе не плод рассудка и ясно выраженной
трезвости ума, она скорее связана с воодушевлением, с хмелем и
услажденностью чувств разве - разрешите мне дерзкий вопрос - и вы не
смотрите на это так же?
Ну и хитрец этот Ганс Касторп, или, как выразился с непринужденностью
литератора господин Сеттембрини, - малый себе на уме! Неосторожный и даже
дерзкий в общении с крупными индивидуальностями - и вместе с тем умеющий в
случае чего ловко выпутаться из беды. Попав в опаснее положение, он,
во-первых, сымпровизировал блестящую речь в защиту пьянства, затем, как бы
попутно, свернул на культуру, - говоря по правде, в первобытно устрашающей
позе мингера Пеперкорна ее ощущалось весьма мало, - и наконец заставил его
ослабить напряженность этой позы и понять ее неуместность, задав
величественно застывшему голландцу вопрос, на который невозможно было
отвечать с занесенным кулаком.
И Пеперкорн действительно смягчился в своем допотопном лютом гневе: он
медленно опустил руку на стол, кровь отлила от головы. "Ну, твое счастье!" -
как бы говорило его лицо, на котором можно было прочесть точно позабытую на
нем и лишь условную разгневанность гроза миновала, а тут еще вмешалась
мадам Шоша, указавшая своему спутнику на то, что общее веселье нарушено и
настроение у присутствующих падает.
- Милый Друг, вы забываете о своих гостях, - сказала она по-французски.
- Вы занялись только вашим соседом, с которым вам, бесспорно, надо выяснить
какие-то важные вопросы. Но тем временем игра почти прекратилась, и, боюсь,
гостям стало скучно. Может быть, мы закончим вечер?
Пеперкорн тотчас повернулся к сидевшим за столом. Она была права:
деморализация, равнодушие, отупение уже овладевали гостями, и они
развлекались всякими шалостями, точно школьники, оставшиеся без надзора.
Несколько человек дремали.
- Господа! - воскликнул Пеперкорн и поднял указательный палец - этот
палец, острый, словно копье, казался занесенной саблей или боевым знаменем.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 [ 153 ] 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.