Dieu e moque de l'uiver
Sait Xavier uii, ce grad age
Dot o vate l'eit divi.
Sait Xavier vomit ete et rage
Cotre le exe femii.
Mai le grave et charmat aotre
S'e dedommage comme u autre.
Iterreto mieux e leco:
Si, de colere, u co l'irrite,
C'et que le cul d'u jeuite
Vaut a e yeux cet mille co.
Pre de la, voyez Sait Atoie
Da le cul de co cher ourceau,
E dictat le regle du moie,
Itroduire u vit aez eau.
A ul dager il e uccome,
L'eclair rille, la foudre tome,
So vit et toujour droit et log.
Et le coqui, da Dieu le Pere
Mettrait, je croi, a verge altiere
Veat de foutre o cocho.
Ceedat Jeu da l'Olyme,
Sodomiat o cher aa,
Veut que ait Eutuche le grime,
E aiat le cul d'Agria.
Et le jea-fotre, a Madeleie,
Pedat ce tem, doe la eie
De lui chatouiller le couillo.
Ami, jou le meme farce
N'ayat a de aite our garce,
Eculo au moi de gito.
O Lucifer! toi que j'adore,
Toi qui fait riller mo erit
Si chez toi l'o foutait ecore,
Da to cul je mettrai mo vit.
Mai uique, ar u ort arare,
L'o e ade lu au Teare,
Je veux y voler da u cul.
La, mo lu grad tourmet, a doute,
Sera de voir qu'u demo foute,
Et que mo cul 'et oit foutu.
Accale-moi doc d'ifortue,
Foutu Dieu qui me fait horreur
Ce 'et q'a de ame commue
A qui tu eux foutre malheur:
Pour moi je argue to audace.
Que da u cul je foutimae,
Je me ri de to vai effort
J'e fai autat de loi de l'homme:
Le vrai ectateur de Sodome
Se fout et de Dieux et du ort.
Кардинал умолк, и снова раздались громкие крики "ура" и аплодисменты.
Слушатели решили, что эта ода намного сильнее и выразительнее, нежели
одноименное творение Пирона {Пирон (1689-1773), поэт, драматург, автор
эпиграмм.} граничащее с трусостью, ибо он вставил туда всех богов вместо
того, чтобы высмеять только христианских идолов.
Компания, оживленная и возбужденная всем услышанным, поднялась из-за
стола и переместилась в салон в состоянии почти полного опьянения. Там уже
находились пятьдесят куртизанок, чьи задницы услаждали наш взор во время
банкета, а также шестеро мальчиков-прислужников и дюжина певиц, подававших
десерт. Нежный возраст этих нимф и их очаровательные мордашки воодушевили
наших развратников, и они, как львы, набросились на двоих самых юных. Но
совокупления не получилось, и оба пришли в ярость. Они связали девочек,
подкатили свою адскую машину и содрали с жертв кожу при помощи девятихвостых
плеток с заостренными наконечниками в продолжение экзекуции мы ласкали и
обсасывали их и добились-таки эрекции. Тут же привели еще двух девушек, и
благодаря нашему искусству либертены совершили содомию но сберегая силы,
они скоро оставили свои жертвы и накинулись на других их похоть обратилась
на мальчиков, потом снова на девочек, таким образом все это юное поколение
прошло через их руки, и только после того, как каждый из них лишил
девственности семь или восемь детей обоего пола, погас огонь их гнусной
похоти Альбани сбросил пыл в зад десятилетнего мальчика, Бернис - в потроха
шестилетней крошки, после чего оба священнослужителя, мертвецки пьяные и
смертельно усталые, завалились на кушетки и мгновенно захрапели... Мы не
спеша оделись.
Хотя я совершенно отупела от вина и плотских утех, в моей голове
оставалась одна светлая мысль о воровстве, которая не давала мне покоя я
вспомнила, что первый поход в сокровищницу Альбани еще не до конца опустошил
ее. Я наказала Раймонде отвлекать Олимпию и, захватив с собой Элизу, еще раз
вернулась в кабинет, где находился секретер хозяина, отыскала ключ, и мы
взяли все, что нашли. После этого второго налета общая добыча составила
полтора миллиона франков. Олимпия ничего не заметила, а вы можете себе
представить радость моего кавалера, когда мы пришли домой, нагруженные таким
богатством. Однако несколько дней спустя в дверь мою постучала Олимпия.
- Кардинала обокрали более, чем на миллион, - с порога объявила она, -
это было приданое его племянницы. Не то, чтобы он подозревает тебя,
Жюльетта, но так уж совпало, что ограбление и вечеринка случились в один и
тот же день, и он почему-то думает о твоих компаньонках. Тебе ничего не
известно об этом?
И вот здесь, по своей давней привычке, я обратилась к своему
воображению в поисках какого-нибудь нового злодейства, способного прикрыть
то, которым я себя запятнала. Я еще раньше услышала о том, что перед самым
нашим визитом на виллу Альбани, другая его племянница, которую он
преследовал своими настойчивыми приставаниями, сбежала из дворца кардинала в
страхе за свою девственность. Я напомнила Олимпии о внезапном отъезде
девушки, подчеркнув это странное совпадение, и она быстро передала мои слова
кардиналу, который, то ли по слабости ума, то ли по злобе, а может быть, из
слепого чувства мести, немедленно пустил всех ищеек Папского государства по
следу своей племянницы. Бедную девочку схватили на границе Неаполитанского
королевства в тот самый момент, когда она пришла просить убежища в
Цистериканском монастыре, оттуда препроводили назад в Рим и бросили в
темницу. Сбригани нанял свидетелей, которые свидетельствовали против нее, и
оставалось только установить, что она сделала с указанными деньгами с нашей
помощью нашлись и другие очевидцы, утверждавшие, что она передала все
богатство некоему неаполитанцу, который покинул Рим в тот же день, что и
она, и который, как они предполагают, был ее возлюбленным... Все эти
показания настолько соответствовали друг другу, каждое из них было настолько
убедительным, а все вместе настолько неопровержимыми, что на седьмой день
суд вынес бедняжке смертный приговор. Она была обезглавлена на площади
святого Анджело, и я имела удовольствие присутствовать на казни вместе с
Сбригани, который в продолжение всей торжественно-мрачной церемонии держал в
моем влагалище три пальца.
"О, Всевышний! - с ликованием воскликнула я про себя, когда с глухим
стуком опустился топор, и отрубленная голова скатилась в корзину. - Вот как
ты казнишь невинных, вот как торжествуют твои дети, которые усердно и верно
служат тебе в этом мире, чья красота и справедливость является отражением
твоей сущности. Я обокрала кардинала, его племянница, к которой он воспылал
преступной страстью, сбежала от него, предупредив тем самым большой грех, и
вот в качестве награды за свое преступление я купаюсь в спазмах восторга,
она же погибает на эшафоте. О, Святейшее и Величественнейшее Существо! Вот,
стало быть, каковы твои пути неисповедимые, которыми ты своей любящей рукой
ведешь нас, смертных, - действительно есть за что боготворить тебя!"
Несмотря на все свои безумства, я продолжала с вожделением думать об
очаровательной герцогине Грийо. Ей было не более двадцати лет, и последние
восемнадцать месяцев она находилась в законном браке с шестидесятилетним
человеком, которого презирала и ненавидела ее звали Онорина, и в смысле уз
плоти она была также далека от старого сатира, как и в тот день, когда мать
вытащила ее из монастыря Святой Урсулы в Болонье, чтобы выдать за него. Я не
думаю, что герцог не предпринимал никаких попыток и усилий подобраться к
телу юной супруги, но все они были безуспешными. До тех пор я заходила к
герцогине всего лишь два раза - первым был визит вежливости, когда я вручила
свои рекомендательные письма, второй раз я пришла, чтобы снова вкусить
неизъяснимое удовольствие от ее общества. В третий раз я была настроена
самым решительным образом, намереваясь объявить ей о своей страсти и
удовлетворить ее, невзирая на все препятствия, которые могла воздвигнуть
между нами ее добропорядочность.
Я предстала перед ней в одном из тех умопомрачительных туалетов,
которые просто не могут не соблазнить и не растопить самое ледяное сердце.
Мне с самого начала улыбалась удача - я застала прелестницу одну. После
первых комплиментов я вложила всю свою страсть в пламенные взгляды, но
добыча ускользнула от меня, укрывшись под панцирем скромности. Тогда на
смену взглядам пришли панегирики и кокетство взявши герцогиню за одну руку,
я воскликнула:
- Знаете, прелесть моя, если есть Бог на свете и если он справедлив,
тогда вы, конечно же, самая счастливая женщина в мире, ибо вы, без сомнения,
самая прекрасная.
- Это говорит ваша снисходительность, а я смотрю на себя
беспристрастно.
- О, мадам, сама беспристрастность требует, чтобы все боги предоставили