ли вывеска хороша, с охотой в трактир идешь, а коль дурна - и силком не
затащишь.
рациональный подход к жизни не мог смириться с тем, что в этом мире есть
нечто такое, от чего не спасут ни слова, ни власть, ни деньги. Она сде-
лала официальный запрос в Мадрид: правда ли, что в горах басков водятся
ящерицы, отвар из которых излечивает раковую опухоль? Ответ был неопре-
деленным. Но газеты Европы уже наполнились слухами, будто русская импе-
ратрица сама больна раком и готовится к операции. Она велела узнать: от-
куда сея ложь произросла? Оказывается, газетсры германского Кельна уже
давно сообщали о болезни Екатерины в таких выражениях: "Она умирает от
рака, и это большое счастье для всего мира". Екатерина сказала:
чтобы через торговые связи контролировать политику Пруссии, противо-
борствующую венским каверзам (это было сейчас на руку русскому Кабине-
ту). Вскоре Потемкин доложил, что Ламбро Каччиони, верный слуга России,
жалуется: война не принесла грекам свободы, а тем, кто бежал в русские
пределы, земли отведены плохие. Потемкин сказал, что эллины народ умный,
Россия должна исповедовать их опыт в коммерции, в дипломатии и навигации
флотской. Петербург по его почину вскоре обогатился Греческой гимназией,
для которой Академия выделила лучших педагогов. Учеников пичкали иност-
ранными языками (вплоть до албанского), моралью с логикой, танцами с
фехтованием и алгеброй - "до интеграла и дифференциала". Так незаметно,
исподволь, Россия готовила будущих борцов за греческую свободу и незави-
симость...
влекли иностранцев, желавших обрести новую родину. Россия жестоко пере-
малывала людские судьбы: живописцы могли стать экзекуторами, граверы -
варить пастилу, кондитеры - разводить овец, шлюхи могли превратиться в
русских графинь, а французские маркизы - в убогих кастелянш. До самого
ледостава прибывали в Петербург корабли, бросая якоря возле Биржи. Но
часто, вместо рабочих рук и разумных голов, государство получало болва-
нов и авантюристов. Немецкий офицер с длиннейшей шпагой требовал, чтобы
его везли прямо в Зимний дворец:
не знали, как уберечь от него свои кошельки...
ря. Это прибыла герцогиня Кингстон - с единой целью - увидеть великую
государыню.
для эшафота или лупанария, - сказала Екатерина, забираясь в карету. -
Герцогине Кингстон давно под шестьдесят, но сэр Гуннинг сказывал, что на
безбожных карнавалах Венеции она является во всем том, в чем и родилась,
не забывая, однако, прикрыть срам гирляндой из розочек... Я же знаю! Из
театров Лондона ее выводили с полицией, а в Берлине она выпивала две бу-
тылки подряд, после чего еще танцевала.
ки-аристократки имеют по шесть баронетских титулов, а в двенадцать лет
они уже невесты милордов, к шестнадцати успевают побывать женами пэров и
герцогов, после чего, быстро овдовев, начинают путешествовать. Из этого
чванного мира лондонской элиты вышла и герцогиня Кингстон. Толпы народа
заполняли набережные Невы, дивясь ее большому красочному кораблю; наряд-
ные лодки знати приставали к трапу его. Кингстонша, как прозвали ее в
народе, принимала гостей в герцогской короне, унизанной рубинами, знако-
мила со своей плавучей картинной галереей, которая высоко ценилась зна-
токами. Она говорила, что согласна пополнить Эрмитаж любой картиной, ка-
кая приглянется императрице, включая и подлинник Рафаэля. Герцогиня
рассказывала, что будет счастлива, если ее пожалуют в статс-дамы русско-
го двора... Из кареты разглядывая корабль, Екатерина сказала:
статс-дамы сопряжено с заслугами мужа... Какие же заслуги у герцогини
Кингстон перед Россией?
нравилось дразнить самолюбие Англии, прощавшей аристократам любые прес-
тупления, если они не раскрыты, и карающей грехи женщин, если они не су-
мели укрыть их от глаз общества. Кингстон со слезами просила у Екатерины
политического убежища; императрица подарила ей земли на Неве возле Шлис-
сельбурга, позволила строиться в окрестностях столицы и в самом городе.
Но, увы, Петров покинул миллионершу...
но редактировать тебя сама стану!
Петров был привлекателен, человечен, умен, писал что хотел, говорил что
думал, а иногда язвил больно:
столом, осуждал за неумение жить:
ца, которому все завидуют. Уже имсньишко на Орловщине покупаю. Мужиков с
бабами обрету, хозяйствовать стану на английский лад и писать свободно.
А ты, Вася, так и околеешь в скудости, эпитафии на могилки сочиняя.
читывал. Да что стихи? Ныне я, брат, с кабинет-секретарем Безбородко ис-
торию Украины готовлю...
Коли учнет стихи читать, за версту тебя слюнями обрызгает... Бездарен и
глуп!
альный, Державину на Олимпах не сиживать.
открывает. Меня зовет - директорствовать.
его бурно вырвало на ковры. Шатаясь, бледный, он с трудом поднялся из-за
стола. - Яд? - спросил он Рубана.
подлец, чтобы травить ядом счастливого...
тократы, Петров слег в постель, а консилиум врачей, беседуя по-латыни,
предрек ему смерть.
беседуйте на диалекте новогреческом: этого языка не успел еще постичь в
жизни своей... Да, умираю!
сказал, что вылечить Петрова не может.
това - племянница - прихорашивается. В миниатюрную "ароматницу" она за-
сыпала свежую дозу духов в порошке, упрятала их за упругий лиф платья.
Чтобы шлейф не мешал при ходьбе, она прищемила его "пажем", привесив
шнурок к поясу.
избранное собрание Эрмитажа, при входе в который императрицей было на-
чертано: "ХОЗЯЙКА ЗДЕШНИХ МЕСТ НЕ ТЕРПИТ ПРИНУЖДЕНИЙ". Потемкина одоле-
вали женщины, он все время получал от них записочки. "Целую тридцать
миллионов раз... вели прислать Библию! Сего вечеру его дома не будет.
Утешь нас!" Другая дама хлопотала о карьере сына: "Вспоминаю дешперацию
прежнюю, хочу снова возиться. Скоро ли сына моего устроите? Не будьте
так злы в меланхолии. Писать не могу, муж ревнив. Глаза закрою, и нашу
экспрессию наблюдаю. Сыну моему лучше всего в Новотроицком полку быть,
близ имений своих..."
добрели и приосанились. Живо восприняв легкость нравов, девицы перестали
дичиться, а дядюшка бывал иногда странен и целовал их на софе-под карти-
ной Греза... Санька не была ослепительной розой, но, рослая и грудастая,
скоро обрела поступь королевы и некую монументальную величавость. Потем-
кин не сразу, но заметил, что девка глазами в кавалеров стреляет. Вече-
ром, позвав ее к чаю, он разложил фрейлину на софе и выдрал розгами, -
как дядя племянницу. Зареванная, Санька призналась: