рассуждать, он был безжалостен, как только может быть безжалостен в по-
рыве страсти семнадцатилетний юноша. Ни на одно мгновение не пришло ему
в голову, что этот человек может быть добр, может быть слаб, как все
обыкновенные люди, что, узнай он своего сына, он бы души в нем не чаял.
Ведь, подобно всем обыкновенным людям, он - хранит под грудой пороков,
лжи, грязи священный тайник, где живут чистые чувства, нетронутая прав-
да. Марк не думал о том, что это поколение старых буквоедов, фразеров,
пустозвонов на античный манер (подделка под античность, галло-римский
хлам!) с детства привыкло к суесловию, что оно стало жертвой этой при-
вычки, как становятся ею комедианты... Commediante... tragediante... Оно
уже не в состоянии, даже если бы захотело, вернуться к правде жизни,
отыскать эту правду под придушившей ее глыбой слов.
кровь, выходя на дорогу жизни, предпочитает даже преступление отврати-
тельному бессилию и его спутнику-болтовне! Если преступление убивает, то
бессилие мертворожденно...
тывается, что воспроизводит жесты, интонации, которые подметил у отца,
он вспоминает, что щеголял ими прежде, чем узнал о существовании подлин-
ника, который он копирует... Как бы решительно ни вытравлял он из себя
наследие этого человека, он все же несет его в себе...
помимо моей воли, я окажусь его копией, если он повторится во мне, если
я буду продолжать его, - я убью себя!"
не думал возвращаться домой. Как показаться матери? Поведать ей о своем
разочаровании?..
павшей щекой, как будто опаленный расплавленным металлом. Простая женщи-
на, седоволосая, вела его за руку, не сводя с него любящих и скорбных
глаз; он прижимался к ней...
гордый образ, ее молчание, ее жизнь, богатая испытаниями и ничем не
опошленными страстями, ее нетронутая, не изъеденная ложью душа, ее отв-
ращение к словам, глубина ее одиночества на жизненном пути, который она
прошла без спутника, и эта неподкупная воля, против которой он взбунто-
вался, которую он проклинал и которую теперь благословляет, ее несгибае-
мый закон правды... Как она вырастала рядом с человеком, которого он се-
годня узнал и отринул, человеком толпы!.. И теперь ему стала понятна и
дорога ревнивая страстность, которую она проявила, оспаривая его у отца,
ее несправедливость.
венна!"
ней вчера вечером, сегодня утром... И он бросился домой. К ней. Он зас-
тавил ее страдать. Он исправит свою вину. Слава богу, время еще есть...
Он не то пролепетал, не то крикнул что-то. Аннета, увидев, что он взвол-
нован, быстро проговорила:
вглядываясь в лицо сына, поправляла ее, стараясь ослабить впечатление от
ее слов, пыталась шутить, во всем винила себя. (Вот чего Сильвия не
рассказала ему.)
работать.
уборку. Налощила пол, навела блеск на медную посуду и взялась за окна.
Стоя на маленькой стремянке, она протирала стекла открытого окна, выхо-
дившего на улицу, потом стала прикреплять занавески... Лестница ли сос-
кользнула, или Аннета на несколько секунд потеряла сознание? Что это бы-
лоследствие переутомления и тревоги или, быть может, один из тех стран-
ных обмороков, какие бывали у нее иногда и проходили так быстро, что она
не успевала их заметить? Очнувшись, Аннета увидела, что лежит на полу.
Она чуть не выпала на улицу, но лестница скользнула, повалилась набок и
закрыла окно, разбив стекло. Лоб и рука у Аннеты были в крови; когда она
попыталась подняться, то поняла по боли в лодыжке, что у нее вывихнута
правая нога. На звон разбитого стекла, осколки которого посыпались на
улицу, прибежала привратница. Она позвала Сильвию.
происшествие Именно сегодня несчастный случай был для нее непозволи-
тельной роскошью. Сегодня ей было особенно тяжело нуждаться в помощи, а
еще тяжелее производить впечатление, будто она молит Марка о жалости:
она считала это гнусным, оскорбительным и для себя и для него. Аннета
напрягала все силы, чтобы остаться на ногах, но боль взяла верх, силы
изменили ей, она дала уложить себя. Это было для нее унижением. Она пов-
торяла:
что Марк решил повидаться с отцом, и нашла, что глупо было со стороны
Аннеты все открывать сыну, - она забыла, что сама приняла косвенное
участие в этом деле. Но было бы неуместно донимать сестру упреками в та-
кую минуту, и весь ее гнев обратился на Марка. Она, как и Аннета, нис-
колько не сомневалась, что мальчик расстанется с ними. Она знала, что он
себялюбив, тщеславен и, не колеблясь, ради собственного удовольствия,
поступится другими. От этого она любила его не меньше. Даже еще больше.
Она узнавала в нем себя. Вот почему она ему не прощала. И никогда не
простит, если он расстанется с ними. Если?.. Дело уже сделано! Раз его
до сих пор нет, ясно, что он остался у Бриссо, что он у него обедает.
Она не допускала никаких уважительных причин этого опоздания, никаких
случайностей. Она была несправедливее, чем Аннета и Марк, вместе взятые.
каждом слове. Марк, не отличавшийся терпением, весь ощетинился, отвечая
враждой на вражду. Но Аннета в своем смирении перед сыном думала только
о том, чтобы ее простили. Можно было подумать, что она заболела по своей
вине. Тон Сильвии коробил ее больше, чем Марка. Она перебила ее.
важно...
заупрямилась - не уходила, а Марк не хотел говорить в ее присутствии.
Аннета молила ее взглядом, Сильвия прикидывалась, что ничего не замеча-
ет... И вдруг швырнула полотенце, которое было у нее в руках, молча под-
нялась и ушла.
Марк смотрел на Аннету. Она избегала его взгляда; она боялась, что ее
глаза скажут все, и не хотела этого, не хотела оказывать давление на сы-
на.
не мог начать рассказ о пережитом за день. Он еще раз бросил взгляд на
неподвижно распростертую мать, смотревшую в окно. Остановился... Подошел
к ней, бросился на колени, прижался щекой к одеялу. Целуя прикрытые ноги
Аннеты, он стиснул ее руки, вытянутые вдоль тела, обеими руками и ска-
зал:
уже двадцатилетние. Призваны девятнадцатилетние. Завтра будут взяты во-
семнадцатилетние. На очереди Марк.
война, ее пугало молчание Марка. Она боялась узнать, о чем он думает. А
если боялась - значит, знала.
бы его. Но дело касалось Марка. С кем посоветоваться? С Сильвией? Та
сразу по своей привычке воскликнула: