разжевать все до конца и закончить рифмованной прописной истиной, ради
которой не стоило, быть может, и поэтического огорода городить.
[Бродский:]
чрезвычайно неуютная -- доведенная до конца. Отсюда, быть может, и
возникает впечатление, что эта мысль, что называется, тычет в вас
пальцем. О некоторой дидактичности можно говорить применительно к
Пастернаку: "Жизнь прожить -- не поле перейти" и тому подобное, но ни в
коем случае не в связи с Цветаевой. Если содержание цветаевской поэзии
и можно было бы свести к какой-то формуле, то это: "На твой безумный
мир / Ответ один -- отказ". И в этом отказе Цветаева черпает даже
какое-то удовлетворение; это "нет" она произносит с чувственным
удовольствием: "Не-е-е-е-т!"
[Волков:]
афористичность. Всю Цветаеву можно растаскать на цитаты, почти как
грибоедовское "Горе от ума".
[Бродский:]
[Волков:]
[Бродский:]
звук. Помните знаменитый альманах хрущевских времен "Тарусские
страницы"? Он вышел, кажется, в 1961 году. Там была подборка стихов
Цветаевой (за что, между прочим, всем составителям сборника -- низкий
поклон). И когда я прочел одно из стихотворений -- из цикла "Деревья"
-- я был совершенно потрясен. Цветаева там говорит: "Други!
Братственный сонм! Вы, чьим взмахом сметен / След обиды земной. / Лес!
-- Элизиум мой!" Что это такое? Разве она про деревья говорит?
[Волков:]
[Бродский:]
не только формула.
[Волков:]
внимания уделяют роли женщин в культуре, исследуют особенности вклада
женщин в живопись, театр, литературу. Считаете ли вы, что женская
поэзия есть нечто специфическое?
[Бродский:]
между прочим. Много лет назад (по-моему, в 1956 году) я где-то прочел,
как на собрании польских писателей, где обсуждался вопрос о
соцреализме, некто встал и заявил : "Я за реализм без прилагательного".
Польские дела...
[Волков:]
мужского?
[Бродский:]
воспоминаний. / И первая -- как бы вчерашний день... " -- я не знаю,
кто это говорит -- мужчина или женщина.
[Волков:]
Эти строчки произносит именно женщина с царственной осанкой...
[Бродский:]
Ахматовой, а того, что она говорит. То же самое с Цветаевой. "Други!
Братственный сонм!" -- это кто говорит? Мужчина или женщина?
[Волков:]
сделала?!" Это уж такой женский выкрик...
[Бродский:]
по сути... По сути -- это просто голос трагедии. (Кстати, муза трагедии
-- женского пола, как и все прочие музы.) Голос колоссального
неблагополучия. Иов -- мужчина или женщина? Цветаева -- Иов в юбке.
[Волков:]
эротична?
[Бродский:]
по части эротики всех за пояс затыкает -- и Кузмина, и остальных. "И не
сквозь, и не сквозь, и не сквозь..." Или еще: "Я любовь узнаю по боли
всего тела вдоль". Дальше чего еще надо! Другое дело, что здесь
опять-таки не эротика главное, а звук. У Цветаевой звук -- всегда самое
главное, независимо от того, о чем идет речь. И она права: собственно
говоря, все есть звук, который, в конце концов, сводится к одному:
"тик-так, тик-так". Шутка...
[Волков:]
того -- от Каролины Павловой до Мирры Лохвицкой -- женщины составляли в
ней маргинальную часть. И вдруг сразу два таких дарования, как Цветаева
и Ахматова, стоящие в ряду с гигантами мировой поэзии!
[Бродский:]
есть. Дело в том, что женщины более чутки к этическим нарушениям, к
психической и интеллектуальной безнравственности. А эта поголовная
аморалка есть именно то, что XX век нам предложил в избытке. И я вот
что еще скажу. Мужчина по своей биологической роли -- лриспособленец,
да? Простой житейский пример. Муж приходит с работы домой, приводит с
собой начальника. Они обедают, потом начальник уходит. Жена мужу
говорит: "Как ты мог этого мерзавца привести ко мне в дом?" А дом,
между прочим, содержится на деньги, которые этот самый мерзавец мужу и
выдает. "Ко мне в дом!" Женщина стоит на этической позиции, потому что
может себе это позволить. У мужчин другая цель, поэтому они на многое
закрывают глаза. Когда на самом-то деле итогом существования должна
быть этическая позиция, этическая оценка. И у женщин дело с этим
обстоит гораздо лучше.
[Волков:]
довольно-таки скользкой аферой советской разведки, в которой принял
участие ее муж Сергей Эфрон: убийство перебежчика Игнатия Рейсса, затем
побег Эфрона в Москву. Эфрон был советским шпионом в самую мрачную
сталинскую эпоху. С этической точки зрения куда уж как легко осудить
подобную фигуру! Но Цветаева, очевидно, полностью и до конца приняла и
поддерживала Эфрона.
[Бродский:]
Цветаева полюбила Эфрона в юности -- и навсегда. Она была человек
большой внутренней честности. Она пошла за Эфроном "как собака", по
собственным ее словам. Вот вам этика ее поступка: быть верной самой
себе. Быть верной тому обещанию, которое Цветаева дала, будучи
девочкой. Все.
[Волков:]
оправдать тем, что она якобы ничего не знала о шпионской деятельности
Эфрона. Конечно, знала! Если бы драматические события, связанные с
убийством Рейсса, были для нее сюрпризом, Цветаева никогда не
последовала бы за Эфроном в Москву. Вполне вероятно, что Эфрон не
посвящал ее в детали своей шпионской работы. Но о главном Цветаева
знала или в крайнем случае догадывалась. Это видно из ее писем.
[Бродский:]
Собственно, не знаю даже -- катастрофа ли. Роль поэта в человеческом
общежитии -- одушевлять оное: человеков не менее, чем мебель. Цветаева