шириной! Проклятье, да по ней я вслепую пройду, даже во сне! Три фута
шириной, в темноте, и самое меньшее пятьдесят футов до булыжной мостовой.
Мэт старался не думать и о том, что будет, если, вернувшись, он не застанет
Сандара. Нужно быть круглым дураком, чтобы клюнуть на такую идиотскую идею:
выдать себя за пойманного ловцом воришку! Скорей всего, вернувшись на крышу,
Мэт обнаружит, что Сандара - в лучшем случае - и след простыл! Хорошо еще,
если тот не приведет солдат, чтобы воплотить в жизнь свою идею, только
арестантом Мэт будет уже не мнимым, а самым настоящим! Не думай об этом!
Просто делай то, что надо делать именно сейчас. По крайней мере, наконец-то
увижу, на что это все похоже.
бойница - расширяющийся кнаружи глубокий клин, вырубленный в скале, с узкой
высокой амбразурой для лучника. Иначе и быть не могло. Если на Твердыню
нападут, как-то же надо отразить попытку штурмующих прорваться в крепость по
этой тропинке. Амбразура была темна. Похоже, в ней сейчас никого нет.
Кстати, Мэт постарался выбросить из головы даже мысль о возможном тут
часовом.
посох поперек стены, у самой Твердыни, и скинул со спины узел. Он торопливо
затолкал его в амбразуру, заклинил в бойнице, изо всех сил вбил поглубже:
ему надо было поднять побольше шума в Твердыне, как можно больше шума.
Откинутый в сторону уголок промасленной ткани явил связанные воедино фитили.
Еще у себя в комнате Мэт, недолго поразмыслив, обрезал длинные фитили
вровень с короткими, а оставшимися кусочками связал все фитили вместе.
Наверное, тогда фейерверки взорвутся все одновременно, и на получившиеся в
результате вспышку и гром сбегутся все, кто еще не окончательно оглох.
на обожженные пальцы, прежде чем он сумел ее снять. В эту минуту он очень
пожалел, что не знает того хитрого трюка Алудры, при помощи которого она с
такой легкостью зажгла тогда фонарь. В коробочке у Мата оказался темный
кусочек древесного угля, покоящийся на ложе из песка. Проволочная ручка
превратилась в импровизированные щипцы, Мэт раза три-четыре дунул на уголек,
и вот тот уже затлел красным глазком. Мэт ткнул разгоревшимся угольком в
связку фитилей, а когда те зашипели, занялись пламенем, кинул щипцы и уголек
за стену, схватил свой посох и стремглав понесся по гребню стены подальше от
Твердыни.
шарахнет или не очень! Я свою дурацкую шею могу свер...
кулаком его двинуло в спину, вышибив из легких весь воздух еще до того, как
сбило с ног. Мэт шмякнулся на живот, едва удержав свой посох, - тот
вознамерился вырваться из рук и улететь за стену. Некоторое время юноша
полежал на гребне, заставляя легкие вновь заработать и стараясь не думать,
не ушла ли на сей раз вся его удача на то, чтобы он не свалился со стены. В
ушах будто звенели хором все колокола Тар Валона.
клубилось у бойницы. За дымной завесой очертания затененной амбразуры как
будто изменились. Она стала больше. Мэт не понимал, как и почему, но она
казалась много шире прежнего.
собирался провести Мэта в Твердыню под видом выловленного вора, - или он
торопился обратно вместе с солдатами. А на другом конце мог открыться проход
внутрь, и там у Сандара нет возможности предать его. Мэт повернулся и
помчался назад, откуда бежал, больше не тревожась ни о темноте, ни о
возможности упасть со стены.
середине попросту исчез, оставив рваную дыру - ее будто пробивали кувалдой
не один час. Дыра казалась достаточно большой, чтобы в нее пролез человек.
Во имя Света, как? Но удивляться не было времени.
и спрыгнул на пол уже в Твердыне. Не пробежал он и дюжины шагов, как
появились Защитники Твердыни. Их было не меньше десятка, и они смятенно
перекрикивались. Почта все были только в рубашках, ни на ком не блестели
шлем или кираса. У нескольких были фонами. В руках некоторых сверкали
обнаженные мечи.
те проклятые штуковины! Ослепленный Светом дурак!
бросился на солдат, пока они, увидев его, еще не пришли в себя, он врезался
в гущу противников, наотмашь нанося удары по головам, мечам, коленям, по
всему, до чего достаивал, но понимал, что их слишком много, в одиночку ему
не справиться, понимал, что его дурацкий бросок дорого обойдется Эгвейн и
остальным.
схватившиеся за мечи солдаты, его тонкий посох описывал дуги и круги еще
быстрее, чем оружие Мэта. Застигнутые врасплох, зажатые между двумя
нападающими, вооруженными боевыми шестами, солдаты падали, точно вбитые
шарами кегли.
такое!.. Эй, игрок, а что ты там устроил? Та вспышка, и грохот еще, разбитый
камень. Ты что, молнию призвал? - Голос его упал до шепота. - Я связался с
мужчиной, который способен направлять?
звенело, но сквозь тонкий звон он слышал, как вдалеке глухо топочут по камню
тяжелые сапоги. - Камеры! Покажи дорогу к камерам, Сандар, пока сюда не
заявилось еще больше этих!
топота. - Надо поторопиться! Если нас найдут - убьют!
раскатилось по всей Твердыне.
вас или умру! Обещаю!
***
обратил на них столько же внимания, сколько и на звук, который раздался
немногим ранее, - рев, приглушенным громом пробившийся откуда-то снизу. Бок
болел, горела старая рана, готовая вновь открыться от напряжения после
нелегкого подъема по крепостной стене. Но на боль Ранд тоже не обращал
внимания. Кривая улыбка сковала его черты - страшная улыбка ненависти,
которую он, как ни хотел, все не мог содрать с лица. Теперь уже близко. То,
что он видел во сне. Калландор.
будет кончено. Погоня, злые насмешки, выслеживание, травля. Со всем этим я
покончу!
Твердыни.
***
привкус, и ее мучила жажда. Ранд? Что? Почему я опять видела во сне Мэта, а
потом еще и Ранда... И Мэт кричал, что он идет? Что это значит?
бросал трепещущие тени единственный чадящий факел из тростника, и, вспомнив
все, закричала:
ни утешали Эгвейн, поверить их словам было трудно - слишком озабочены и
испуганы были их избитые лица. Но одно то, что их трое, уняло крики девушки.
Она была не одна. Пленница, но не одна. И не в ошейнике.
нее болел каждый мускул. Она помнила каждый невидимый удар, обрушившийся на
нее, когда ее одолел приступ бешенства; этот приступ едва не свел ее с ума,
когда она поняла... Нет, не буду думать об этом. Я должна думать о том, как
нам спастись. Эгвейн откинулась назад, оперлась спиной о стену. Боль
сражалась в ней с усталостью; она отказывалась сдаться, и эта борьба
забирала у нее последние крупицы силы, и казалось, что синяки саднят еще
больше.
Голый, холодный и жесткий пол. Серую шершавость стен нарушала только дверь,
крепко сколоченная из грубых досок, вся в царапинах и расщепах, будто ее
скребли бесчисленные отчаявшиеся пальцы. Камень испещряли надписи, большая
часть которых была сделана нетвердой, обессилевшей рукой. Одно из посланий
молило: "Да смилостивится надо мной Свет и позволит мне умереть". Эгвейн
прогнала эти слова из своих мыслей.
было больно. Еще до того, как Илэйн кивнула, Эгвейн поняла, что спрашивать
незачем было. Распухшая щека золотоволосой женщины, ее рассеченная губа и
подбитый глаз были достаточным ответом, даже если б сама Эгвейн не
чувствовала своих ссадин и ушибов. Сумей Найнив дотянуться до Истинного
Источника, они бы уже были исцелены.
потом еще раз, и снова. - Она резко дернула свою косу, в голосе ее, несмотря
на страх и безнадежность, прорезался гнев. - Одна из них сидит снаружи.
Амико, та девчонка с молочно-белым личиком, если они не сменились с тех пор,