лентяя, он легче добивался драгоценных уроков, при одной мысли лишиться
которых приходил в отчаяние. Удовольствие перечить и потребность подчи-
нять себе подзадоривали сварливую, воинственную душу старого профессора,
и никогда Беппо не получал таких познаний, как в те минуты, когда он
почти вырывал их у раздраженного и иронически настроенного маэстро вмес-
те с четкими, красноречивыми и пылкими выводами.
исшествий, следствия которых, однако, сыграли огромную роль в истории
искусства, ибо гений одного из самых плодовитых и знаменитых композито-
ров прошлого века получил здесь свое развитие и свою санкцию, вне дома
Порпоры совершались события, имевшие более непосредственное влияние на
жизнь Консуэло. Корилла, весьма деятельная в борьбе за собственные инте-
ресы, умелая, а потому и способная выйти победительницей, день ото дня
отвоевывала позиции и, уже совсем оправившись после родов, вела перего-
воры о своем поступлении на императорскую сцену. Искусная певица, но
посредственная в музыкальном отношении артистка, она гораздо больше, чем
Консуэло, нравилась директору и его жене. Оба прекрасно понимали, что
ученая Порпорина отнесется свысока, хотя и не выкажет этого, как к опе-
рам маэстро Гольцбауэра, так и к таланту его супруги. Они также хорошо
знали, что крупные таланты, выступая с плохими партнерами в ничтожных
произведениях, не соответствующих их вкусам и насилующих их совесть, не
всегда умеют передать тот рутинный подъем, тот наивный жар, какие раз-
вязно вносят посредственности в исполнение самых низкопробных опер, ка-
жущихся тягостной какофонией - так они плохо разучены и плохо поняты их
партнерами.
над своей ролью и над своим окружением, это завистливое окружение не
чувствует к ним благодарности. Композитор, догадываясь об их душевных
муках, дрожит и боится, как бы искусственное воодушевление вдруг не ос-
тыло и не подорвало его успеха. Даже удивленная публика испытывает бе-
зотчетное смущение, угадывает чудовищную аномалию, сочувствует гени-
альному актеру, порабощенному вульгарной идеей, рвущемуся из тесных
оков, в которые он позволил заковать себя, и, чуть не вздыхая, аплодиру-
ет его мужественным усилиям. Г-н Гольцбауэр прекрасно отдавал себе отчет
в том, как мало Консуэло ценила его музыкальные произведения. К нес-
частью, она однажды сама сообщила ему об этом. Переодетая мальчиком,
считая, что имеет дело с одним из тех лиц, которых встречаешь во время
путешествия в первый и последний раз, она высказалась откровенно и никак
не предполагала, что вскоре ее судьба артистки будет в руках незнакомца,
друга каноника. Гольцбауэр не забыл этого и, оскорбленный до глубины ду-
ши, спокойный, сдержанный, вежливый, поклялся закрыть ей путь к артисти-
ческому поприщу, но так как ему не хотелось, чтобы Порпора, его ученица
и те, кого он называл их партией, могли обвинить его в мелочной мсти-
тельности и низкой обидчивости, он только своей жене рассказал о встрече
с Консуэло и о разговоре за завтраком в доме священника. Эта встреча,
казалось, не оставила никакого следа в памяти господина директора,
по-видимому он забыл даже физиономию маленького Бертони и совершенно не
подозревал, что этот странствующий певец и Порпорина могли быть одним и
тем же лицом.
го путешествия, - делилась она своими мыслями с Беппо, оставшись с ним
наедине, - раз этот человек, так приглядывавшийся ко мне своими ясными,
проницательными глазами, совершенно не узнает меня здесь.
заметил Иосиф, - и, быть может, не получи он вашей записки, так бы ни-
когда и не признал вас.
поверхностным, небрежно-гордым взглядом, поэтому он, в сущности, никого
не видит. Я уверена, что тогда, в Пассау, он так бы и не догадался, что
я женщина, не сообщи ему этого барон Тренк. Гольцбауэр же, как только
увидел меня здесь и вообще каждый раз, как мы встречаемся, глядит на ме-
ня с таким вниманием и любопытством - совсем как тогда, в доме священни-
ка. Спрашивается, почему он великодушно сохраняет в тайне мое сумасброд-
ное приключение, которое могло бы повредить моей репутации, перетолкуй
он его в дурную сторону, и даже могло поссорить меня с учителем, считаю-
щим, что я прибыла в Вену без всяких потрясений, препятствий и романти-
ческих происшествий? А в то же время этот самый Гольцбауэр втихомолку
поносит и мой голос и мою манеру петь, вообще всячески злословит на мой
счет, чтобы только не приглашать меня на императорскую сцену. Он ненави-
дит и хочет отстранить меня, но, имея в руках самое мощное против меня
орудие, почему-то не пускает его в ход. Я просто теряюсь в догадках!
дальнейших ее приключениях, надо припомнить, что многочисленная и
сильная партия работала против нее. Корилла была красива и доступна, и
могущественный министр Кауниц часто навещал ее; он любил вмешиваться в
закулисные интриги, а МарияТерезия, отдыхая от государственных дел, за-
бавлялась его болтовней на эту тему и, в душе смеясь над маленькими сла-
бостями великого человека, сама находила удовольствие в театральных
сплетнях: они напоминали ей в миниатюре, но с откровенным бесстыдством,
то, что представляли в ту эпоху три самых влиятельных двора Европы, уп-
равляемые интригами женщин, - ее собственный двор, двор русской царицы и
двор г-жи Помпадур.
желающему с ней говорить. Этот лицемерно-отеческий обычай еще и поныне
сохранился при австрийском дворе, а сын Марии-Терезии, Иосиф II, свято
придерживался его. Помимо того, Мария-Терезия очень легко давала особые
аудиенции лицам, желавшим поступить к ней на службу, да и вообще никогда
не бывало государыни, к которой было бы легче проникнуть.
увидев открытое лицо Консуэло, быть может, проникнется особым расположе-
нием к ней. По крайней мере маэстро надеялся на это. Зная, как требова-
тельна императрица в отношении нравственности и благопристойности, он
говорил себе, что Мария-Терезия, без сомнения, будет поражена скром-
ностью и непорочностью, которыми дышало все существо его ученицы.
весин; через полчаса вошла императрица. Она принимала высокопоставленных
особ и была еще в парадном туалете - такой, какой ее изображают на золо-
тых цехинах; в парчовом платье, в императорской мантии, с короной на го-
лове и с маленькой венгерской саблей сбоку. Императрица была действи-
тельно красива в таком виде, но отнюдь не величественна и не идеально
царственна, как описывали ее придворные, а свежа, весела, с открытым
счастливым лицом, с доверчивым смелым взглядом. То был и вправду "ко-
роль" Мария-Терезия, которую венгерские магнаты в порыве энтузиазма воз-
вели на престол с саблей в руке; но на первый взгляд это был скорее доб-
рый, чем великий король. В ней не было кокетства, и простота ее обраще-
ния говорила о ясности души, лишенной женского коварства. Когда она
пристально смотрела на кого-нибудь, особенно когда с настойчивостью доп-
рашивала, можно было уловить в этом смеющемся приветливом лице лукавство
и даже холодную хитрость. Но хитрость была мужская, если хотите, импера-
торская, без желания поддеть.
- я уже осведомлена, что у нее большие познания, великолепный голос, и я
не забыла, какое удовольствие она доставила мне при исполнении оратории
"Освобожденная Бетулия". Но предварительно я хочу поговорить с ней нае-
дине. Мне надо спросить ее кое о чем, и так как, я думаю, она будет чис-
тосердечна, я надеюсь, что смогу оказать ей покровительство, которого
она у меня просит.
таться совсем наедине с Консуэло. Он удалился в соседнюю галерею, где
ужасно продрог, ибо двор, разоренный расходами на войну, соблюдал чрез-
вычайную экономию, а характер Марии-Терезии еще этому способствовал.
Германии и самой великой женщиной Европы того времени, Консуэло, однако,
не почувствовала ни робости, ни смущения. Беспечность ли артистки делала
ее равнодушной к воинственному великолепию, блиставшему вокруг Марии-Те-
резии и отражавшемуся на самом ее туалете, или благородство и искрен-
ность души придавали ей моральную силу, только Консуэло ждала спокойно,
без всякого волнения, пока ее величеству угодно будет обратиться к ней с
вопросом.
ными камнями перевязь, которая давила на ее белое круглое плечо и вреза-
лась ей в кожу, и начала так:
сомневаюсь в том, что ты прекрасно училась и много знаешь в своем деле,
но как тебе, наверное, известно, в моих глазах талант не имеет значения
без хорошего поведения, и я ценю чистую, благочестивую душу выше гени-
альности.
колько не поощрило ее воздать хвалу самой себе, а так как она вообще пи-
тала смертельное отвращение к хвастовству своими добродетелями, которым
следовала не задумываясь, она молча ждала, чтобы императрица спросила ее
более определенно о ее принципах и намерениях. А между тем тут-то ей и
представлялся удобный случай обратиться к монархине с ловко составленным
мадригалом о своем ангельском благочестии, о своих высоких добродетелях
и о невозможности плохо вести себя, имея перед глазами такой образец,
Николаев Андрей
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей