ла Станислава Понятовского, строила насмешки над королем Пруссии. Густа-
ва III она... побаивалась.
веслами по воде, бросила якоря возле Ораниенбаума. Коляски были готовы,
переезд до столицы занял всего три часа. "Русские офицеры, - вспоминал
король, - не зная, кто я таков, с удивлением глядели на мой мундир Карла
XII, на белый платок, повязанный вокруг левой руки". Густав 111 и его
посол Нолькен застали графа Панина в неглиже. Никита Иванович в гневе
сбросил с головы ночной колпак, крикнул Нолькену:
зданием шведского посольства с утра толпился народ. Публика собиралась и
в Летнем саду, полагая, что гость не преминет осмотреть знаменитую ре-
шетку Фельтена. Но король с Паниным, наспех одетым, сразу отъехали в
Царское Село, где их ожидали императрица с сыном и беременною невесткой.
За семейным столом Екатерина заверила кузена" что политика России сво-
дится неизменно к поддержанию добрых отношений с соседями. Густав III,
решив подурачиться, написал на салфетке "sestra", а Екатерина - слово
"brat". В конце застолья король пожелал увезти салфетку в Швецию:
урочище "Кексрексксинен" происходила закладка Чесменского дворца, в ос-
нование которого наследник Карла XII положил первый кирпич. Он был умен,
и, если Екатерина делала вид, будто забыла о дне Полтавской битвы, ко-
роль сам ей напомнил:
ние распри между шведами и русскими преданы забвению: я не требую от вас
ни Лифляндии, ни Эстляндии.
королю деликатный выговор:
Шеффер понял, что стены имеют уши.
самого замечательного при вашем дворе...
бирских мехов. Густав был удивлен: дамы русского двора одевались как
крестьянки. Екатерина пояснила ему: костюм - дело национальное, а ново-
модные роскоши, отвращая людей от патриотизма, способны делать людей
космополитами.
шведский мундир времен Карла Двенадцатого, ибо он удобен в движении
средь сурового климата моей страны.
ровождал его в Петропавловскую крепость, где находился Монетный двор.
Здесь их ожидал ученый секретарь Нартов, сын токаря Петра I; в при-
сутствии короля он выбил медаль в его честь - золотую. Из подвалов Гор-
ного корпуса шведского короля спустили под землю, в искусственный руд-
ник, где в поте лица трудились юные кадеты, будущие офицеры-рудознатцы.
императора Петра Великого.
перед фигурой Петра, затем Потемкин шлепнул на стол краги из лосиной ко-
жи.
тащил его из траншеи в крепости Фридериксхалле.
краги которой доходили ему до локтя.
его был накрыт стол, расставлены стулья. Под звуки музыки глобус медлен-
но затворил пирующих в своей круглой сфере, словно запечатал внутри.
нам вести откровенную беседу о политике... Мария-Тсрезия состарилась,
вряд ли начнет войну. Франция с молодым королем войны побаивается. Анг-
лийский король занят борьбою с колониями в Америке. Неужели же нам, Шве-
ции и России, не стать оплотом вечного мира на Балтике?..
Серафима. Он спросил короля, что примечательного хотелось бы ему вывезти
из России.
Помимо исторических краг с кровью моего предка, я желаю иметь рецепт
щей, которыми вы меня угостили.
пучих квасов и кислых щей. Густав предложил Екатерине союз, она уклони-
лась:
ответ.
тийскую воду - "братец" уплыл. Потемкин застал Екатерину за перлюстраци-
ей. В гневе она показала ему, что пишет негодяй Павел мерзавцу Панину,
издеваясь над ней, матерью, и королем Густавом; наконец, в письме к
прусскому королю Фридриху II цесаревич подробно извещал его о сути бесед
с королем Швеции. Екатерина сказала Безбородко:
что я кормлю врага в своем же доме?
ходе своей первой беременности. Екатерина надела очки и велела невестке
поддернуть юбки повыше:
и татарские, чтобы внезапно обрушиться на пределы Новой России, размять
конницей слабые и разрозненные гарнизоны. Опять заполыхают пожары, с
петлями на шеях потащат на продажу в Кафу растрепанных баб, детей малых,
стыдливых девушек... О, Боже! Сколько потеряла Русь людей своих за эти
кромешные столетия? Миллионы. Потемкин присел к столу. В углу комнаты
котятки пили молочко, их тонкие хвостики мелко вздрагивали. Светлейший
снова обратился к жуткой статистике прошлого. Бывало и так, что караваны
русских, украинцев и поляков двигались через ворота Ор-Капу (Перекоп)
день за днем, ночь за ночью, и один иностранец даже спросил татар: "Ска-
жите честно, остались ли еще люди в той стране, в которой вы, татары,
сейчас побывали?.."
зу, и стал писать. Он писал Суворову, он писал и Румянцеву, а в переводе
на военный язык все его слова обозначали четкий и бодрый призыв: "Впе-
ред!"
глядела с высоты ворот Ор-Капу в желтые ногайские степи. Суворов настег-
нул коня, вступившего на мост, связующий степи со зловредным ханством.
Пожилой янычар без порток, в одной рубахе, поднял ружье, целясь... Шпа-
гой его-раз!
устои моста, через который потоком вливалась в Крым прославленная в боях
конница, двигалась, торча штыками, неутомимая пехота. За армянскими де-
ревнями, зловонными от множества замоченных кож, Суворов собрал офице-
ров:
искусным, дабы войны не учалось во гневе...
Суворову блюдечко с медом, жестами показывая на кибитку, где прятались
его жена и дочь, просил:
кусты и тюльпаны. Суворов указал плетью:
ножны. Гнали татар нагайками, без жалости дубася по согнутым спинам,
пропахшим полынью, кумысом и потом. Ураганом пронеслась через Тавриду
кавалерия, и сразу притихла ненавистная, проклятая Кафа, главный рынок
по продаже рабов. А на горизонте едва виднелись турецкие корабли - это
удирал из Крыма Девлет-Гирей...
Кафы на арабском скакуне. Величаво спешился и, сохраняя достоинство,
приблизился к Суворову. Тот широким жестом обвел панораму будущей Феодо-
Прозоров Александр
Земляной Андрей
Афанасьев Роман
Суворов Виктор
Суворов Виктор
Орловский Гай Юлий