догом, моим дагом и моим дигом, да если бы вы мне подыграли десять двойных
су, а я не прочь ведь игрануть, - так и быть, гляди, глупыши! Но ведь сейчас
не масленица.
обернулся, внимательно оглядел все вокруг своими маленькими блестящими
глазами и заметил в нескольких шагах полицейского, стоявшего к ним спиной. У
Гавроша вырвалось:
понадоблюсь ночью, можешь меня там найти. Я живу на антресолях. Привратника
у меня нет. Спросишь господина Гавроша.
Бастилии. Пятилетний мальчуган, тащившийся за своим братом, которого в свою
очередь тащил Гаврош, несколько раз обернулся, чтобы поглядеть на уходившего
"Петр -р -рушку".
полицейского, содержала только один секрет: звукосочетание диг, повторенное
раз пять или шесть различным способом. Слог диг не произносится отдельно,
но, искусно вставленный в слова какой-нибудь фразы, обозначает: "Будем
осторожны, нельзя говорить свободно". Кроме того, в фразе Монпарнаса были
еще литературные красоты, ускользнувшие от Гавроша: мой дог, мой даг и мой
диг - выражение на арго тюрьмы Тампль, обозначавшее: "моя собака, мой нож и
моя жена", весьма употребительное среди шутов и скоморохов того великого
века, когда писал Мольер и рисовал Калло.
пристани, у канала, прорытого на месте старого рва крепости-тюрьмы, виднелся
причудливый монумент, исчезнувший из памяти парижан, но достойный оставить в
ней какой-нибудь след, потому что он был воплощением мысли "члена Института,
главнокомандующего египетской армией".
макет, этот великолепный черновой набросок, этот грандиозный труп
наполеоновской идеи, развеянной двумя-тремя порывами ветра событий и
отбрасываемой ими все дальше от нас, стал историческим и приобрел нечто
завершенное, противоречащее его временному назначению. Это был слон вышиной
в сорок футов, сделанный из досок и камня, с башней на спине, наподобие
дома; когда-то маляр выкрасил его в зеленый цвет, а небо, дождь и время
перекрасили его в черный. В этом пустынном открытом углу площади широкий лоб
колосса, его хобот, клыки, башня, необъятный круп, черные, подобные
колоннам, ноги вырисовывались ночью на звездном фоне неба страшным,
фантастическим силуэтом. Что он обозначал - неизвестно. Это было нечто вроде
символического изображения народной мощи. Это было мрачно, загадочно и
огромно. Это было исполинское привидение, вздымавшееся у вас на глазах рядом
с невидимым призраком Бастилии.
на него. Слон разрушался с каждым годом; отвалившиеся куски штукатурки
оставляли на его боках после себя отвратительные язвины. "Эдилы", как
выражаются на изящном арго салонов, забыли о нем с 1814 года. Он стоял
здесь, в своем углу, угрюмый, больной, разрушающийся, окруженный сгнившей
изгородью, загаженный пьяными кучерами; трещины бороздили его брюхо, из
хвоста выпирал прут от каркаса, высокая трава росла между ногами. Так как
уровень площади в течение тридцати лет становился вокруг него все выше
благодаря медленному и непрерывному наслоению земли, которое незаметно
поднимает почву больших городов, то он очутился во впадине, как будто земля
осела под ним. Он стоял загрязненный, непризнанный, отталкивающий и
надменный - безобразный на взгляд мещан, грустный на взгляд мыслителя. Он
чем-то напоминал груду мусора, который скоро выметут, и одновременно нечто
исполненное величия, что будет вскоре развенчано.
сродни мраку. Как только спускались сумерки, старый слон преображался; он
приобретал спокойный и страшный облик в грозной невозмутимости тьмы.
Принадлежа прошлому, он принадлежал ночи; мрак был к лицу исполину.
бесформенный, но несомненно величественный и отмеченный печатью великолепной
и дикой важности, исчез, и теперь там безмятежно царствует что-то вроде
гигантской печи, украшенной трубой и заступившей место сумрачной
девятибашенной Бастилии, почти так же, как буржуазный строй заступает место
феодального. Совершенно естественно для печи быть символом эпохи, могущество
которой таится в паровом котле. Эта эпоха пройдет, она уже прошла; люди
начинают понимать, что если сила и может заключаться в котле, то могущество
заключается лишь в мозгу; другими словами, ведут вперед и влекут за собой
мир не локомотивы, а идеи. Прицепляйте локомотивы к идеям, это хорошо, но не
принимайте коня за всадника.
одно: творец слона и при помощи гипса достиг великого; творец печной трубы и
из бронзы создал ничтожное.
колонной, этот неудавшийся памятник революции-недоноска, был в 1832 году еще
закрыт огромной деревянной рубашкой, об исчезновении которой мы лично
сожалеем, и длинным дощатым забором, окончательно отгородившим слона.
Гаврош и направился со своими двумя "малышами".
не извращаем действительности и что двадцать лет тому назад суд
исправительной полиции осудил ребенка, застигнутого спящим внутри того же
бастильского слона, за бродяжничество и повреждение памятника.
бесконечно большое на бесконечно малое, и сказал:
окружавшей слона, и помог малышам пробраться сквозь отверстие. Дети, слегка
испуганные, молча следовали за Гаврошем, доверяясь этому маленькому
привидению в лохмотьях, которое дало им хлеба и обещало ночлег.
дровяного склада. Гаврош с неожиданной силой поднял ее и прислонил к одной
из передних ног слона. Там, куда упиралась лестница, можно было заметить в
брюхе колосса черную дыру. Гаврош указал своим гостям на лестницу и дыру.
внимания, очутился у трещины. Он проник в нее наподобие ужа, скользнувшего в
щель, и провалился внутрь, а мгновение спустя дети неясно различили его
бледное лицо, появившееся, подобно беловатому, тусклому пятну, на краю дыры,
затопленной мраком.
Лезь ты! - крикнул он старшему. - Я подам тебе руку.
доверие, а кроме того, шел сильный дождь. Старший осмелел. Младший, увидев,
что его брат поднимается, оставив его одного между лап огромного зверя,
хотел разреветься, но не посмел.
подбадривал его восклицаниями, словно учитель фехтования-ученика или
погонщик - мула:
его за руку и подтянул к себе.
обезьяны скользнул вдоль ноги слона, спрыгнул в траву, схватил пятилетнего
мальчугана в охапку, поставил его на самую середину лестницы, потом начал
подниматься позади него, крича старшему:
был поднят, втащен, втянут, втолкнут, засунут в дыру, так, что не успел
опомниться, а Гаврош, вскочив вслед за ним, пинком ноги сбросил лестницу в
траву, захлопал в ладоши и закричал:
Доброта исполинов! Этот необъятный памятник, заключавший мысль императора,
стал гнездышком гамена. Ребенок был принят под защиту великаном. Разряженные
буржуа, проходившие мимо слона на площади Бастилии, презрительно меряя его
выпученными глазами, самодовольно повторяли: "Для чего это нужно?" Это нужно
было для того, чтобы спасти от холода, инея, града, дождя, чтобы защитить от
зимнего ветра, чтобы избавить от ночлега в грязи, кончающегося лихорадкой, и
от ночлега в снегу, кончающегося смертью, маленькое существо, не имевшее ни
отца, ни матери, ни хлеба, ни одежды, ни пристанища. Это нужно было для
того, чтобы приютить невинного, которого общество оттолкнуло от себя. Это
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Каргалов Вадим