насупился:
как бы играя в гнев, напуская его на себя, забавляясь им:
старобуржуйские отхватывали! Устраивались!
явно сожалеющий, что сбивает меня с намеченного пути, глушит во мне радужное
настроение и должен убеждать в том, в чем убеждать ему, как можно было
догадаться по тону и лицу, никого не хотелось.
ты мне не начальник!
мягкой, еще не совсем заросшей тропе, которая была прежде дорогой и вела в
мое родное село. Мне хотелось шуметь, ругаться, доказывать правоту, которую
я ощущал в себе полновесно, законно. Ах, как нравится нам доказывать то, что
в доказательствах не нуждается, что доказывать легко, заранее зная, какое
внутреннее удовольствие получишь от этого. Молодой я был, прыткий, но с
очень обостренным чутьем окопника, точно знающего, где могут выстрелить, где
нет, где могут "качать права", а где и самому качнуть их возможно.
Милиционер тащился за мной, просил вернуться, но рук не применял, сознавал,
видать: руками трогать фронтовика нельзя, драка будет, бой.
голос курящего человека. На резной деревянной терраске старинной двухэтажной
дачи стояла женщина. Одета она была в роскошное японское кимоно, на котором
чего только изображено не было! Волосы женщины в крупных завитках, со лба
прихвачены голубой лентой, лицо густо смазано кремом, и оттого сразу не
разглядишь, что женщина уже в немалых годах, девственно-небесная лента не
гармонирует, книжно говоря, с ее обличьем, истасканным и несколько даже
суровым. В ухоженных, пухленьких руках ее детская лейка.
мимо меня, -- не подчиняется гражданин, век, говорит, здесь ходили.
прибитым вдоль борта терраски, взглянула на меня темными, все еще горячими в
глубине глазами и чуть свела брови на переносице, но, вспомнив про морщины,
тут же расцепила их. Мы лишь секунду, может, и меньше, смотрели друг на
дружку, однако и за короткий миг успела возникнуть между нами неприязнь.
Здесь, напротив дач, по ту сторону Енисея, возле Шалунина быка, нашли мою
утопленницу-мать. Бабушка моя, тетки и дядья, братья и сестры, односельчане,
гонимые нуждой и бедой, перетаскивали в котомках из города и в город по
старой дороге столько всего, что поезду не увезти. Возле этих мест я чуть не
замерз военной порой, идя на помощь к овдовевшей многодетной тетке. Здесь
все освящено прошлой жизнью и памятью родных мне людей, а она, эта вот дама,
по какому праву здесь? И от кого загородилась?
и правоту мою постигла -- кто поросенка украл, у того ведь в ушах верещит!
-- и задохнулась от бешенства, может быть, впервые осознав: всю жизнь ей
неспокойно будет от таких вот, как этот молодец, прямых и правых в своем
гневе, со своими первобытными требованиями, привитыми не первобытными,
правда, книгами, фильмами, учителями, пионервожатыми и родителями, -- жить в
братстве, все делить пополам. И сама она, барственно устроившаяся в лихое
для своего народа время, небось учила или учит детей -- жить братством,
каждую крошку делить пополам и, если придет час, -- по-братски защищать
Родину.
злостью, раздельно сказал я, -- я по этой дороге на войну уходил!.. -- Я еще
хотел заявить, что по этой дороге и вернуться загадал, много всякой всячины
наговорил бы и про войну, и про разбитые города и села, где люди, опухшие от
голода, складывают камень на камень, про забитые народом поезда, общежития,
тесные бараки, про госпиталь, где на палату выдавалась одна пара тапочек и
один халат, раненых перевязывали старыми и плохо отстиранными бинтами, про
форму "двадцать", про норму резервных полков, про голодавший Ленинград,
про... про все бы сказал я, убежденный в законном праве, добытом кровью,
ходить, где захочу, говорить, что думаю, требовать одинакового для всех
хлеба.
терраски. -- Да проводите его, а то еще сопрет чего-нибудь. -- Не обращая на
меня больше никакого внимания, женщина, несмотря на ленту и роскошное
кимоно, сразу сделавшаяся некрасивой, наклонила детскую лейку над ящиком, из
лейки тонкими ниточками весело полилась вода, струйки виляли, падали мимо
ящика, рвались на лету -- нервничала все же тетенька, трепало нутро ее
злобой, может, и стыдом.
после, когда я протопал уже версты четыре. Во мне это и до сих пор, что в
толстовском мальчике: оскорбление, хамство, черный поклеп расшибают на
месте, оглушают до того, что я теряю всякую сообразительность. Как такой
бравый, недавно женатый, с боевыми медалями на груди, с ранениями на лице и
под гимнастеркой, шел я тогда под присмотром -- не запомнил и не хочу
помнить. Зато уж точно помню: в следующий приезд я покорно обогнул забор --
длинный, зеленый, с застенчивой ниточкой колючей проволоки, обнаружил
пробитую телегами и машинами круговую дорогу, сбоку натоптана была сухая
тропинка новым поколением моих земляков, из которых мало кто знает, что
пролегала когда-то прямая дорога вдоль берега Енисея, по ней ездили и ходили
в город и из города односельчане, и почти все наши мужики ушли той дорогой
на войну, многим из них не суждено было изведать счастья возвратного пуги.
секретарь крайкома. И беседовал "по душам" я, должно быть, с его женой или
свояченицей -- редкая удача, жены и родичи нынешних секретарей, как и
свойственники губернаторов когда-то, уже не снисходят до бесед с
простолюдьем, да и не допускают посторонних "подсматривать" их жизнь
надежные кордоны с телеустанов- ками на воротах, в терем, где жируют
современные сиятельства, "нет ходу никому", кроме холуев и "доверенных лиц".
вместе с самим Сталиным делал народу ручкой с трибуны Мавзолея во дни
всеобщих ликований.
согнали послом в Польшу, где он постепенно засох, забылся и сошел на нет.
переоборудована она по последним достижениям архитектурной мысли и новейшей
техники. Вокруг нее возведены другие, не менее роскошные дачи, и заборы
вокруг них, и охрана такая, что уж трудящиеся и дорога притиснуты к самой
горе, скоро, видать, выгонят дорогу на гору, а то и вовсе закроют. У кого
нет спецпропуска, тот не сунется сюда. На Енисей, особенно в протоку, нет
доступа совсем, суда, лодки, самоходки привычно рулят в обход, по-за
островом плавают.
и улучшающего свои бытовые условия. И Собакинский совхоз наконец-то обрел
достойное название -- "Удачный".
крупные вожди следовал очередной деятель местного производства, приученно
считая: "Вождю -- вождево", а "народу -- народово".
"просторах", в "среде народной", ценится у нас гораздо выше, чем столичный.
Должно быть, мошенник из глубинки качественно лучше.
царствуй. Но вся беда в том, что желающих попасть в крупные вожди у нас
много, а мест в Кремле мало. Вот и приходится иному деятелю местного
масштаба из кожи лезть, чтоб попасть под сияние кремлевских звезд. Край,
область разорит такой старатель, дыму напустит, землю под видом освоения
целины в пыль превратит, реки загородит и замутит, народ оголодит, наврет с
три короба, наприписывает достижений на целую Эфиопию, а все никак в Кремль
попасть не может.
влиятельное лицо, как угодничают, расшибаются в доску, лишь бы выделили,
заприметили, увезли с собою.
у меня сомнение, поскольку, как известно, на свете ничего никогда не стояло
и не стоит на месте, а обязательно куда-то движется, так вот, эти вожди
горазды были изредка навещать народонаселение отдаленных районов, чтоб еще и
еще узреть праздничные, рукоплещущие толпы трудящихся, послушать радостные
речи о том, какие они передовые и прозорливые руководители и скромные люди.
показывать здесь почетным гостям особо нечего, немногие архитектурные
памятники и красивые строения ретивые борцы бурных лет повзрывали и срыли,
город и окрестности закоптили, Енисей захламили, так возят всех почетных
гостей и туристов "угощать" великим сооружением времени -- Красноярской
гидростанцией, которой в каскаде из двенадцати могучих гидростанций надлежит
в корне преобразить дикие края Сибири.
низкоспинного угождения затащил вождя на тот самый Слизневский утес, где я
сидел в годы юности и плакал от умиления, глядя на совсем еще не
преображенный Енисей и родное село. Полюбовался вождь на действительно
редкостные виды, сказал, что, мол, очень красиво, "Почти как у Швейцарии",
да только "лазить на утес круто больно".
заверил дорогого гостя, как он еще раз соизволит осчастливить его край и
город своим посещением, то уж дикую эту скалу найдет преображенной и
Шилова Юлия
Трубников Александр
Шилова Юлия
Плотников Александр
Лукин Евгений
Шилова Юлия