и мы с ним оба ждали, но больше ничего не слышали.
быть вызван ужасом, но не болью; он допросил ее заново с самого начала и
убедился, что ни ее, ни ее мужа, также вызванного свидетелем, никоим
образом невозможно поколебать. Они уверяли, что крик неизвестной женщины
произвел на них глубокое, неизгладимое впечатление. Он преследовал их
обоих, и, вернувшись в палатку, они все время о нем говорили. Муж не хотел
отыскивать место, откуда доносился крик, потому что были уже сумерки, а ей
все чудилось, что там, в лесу, убили какую-то женщину или девушку, и
потому она не хотела оставаться здесь дольше, и на следующее же утро они
отправились на другое озеро.
Дэм, показал, что в час, указанный миссис Донэгью, он шел берегом к
гостинице на озере Большой Выпи и не только видел мужчину и женщину в
лодке, примерно в описанном свидетельницей месте, но южнее на берегу
залива заметил также и палатку этих туристов. Он показал еще, что лодку,
находящуюся в Лунной бухте, невозможно увидеть откуда-либо со стороны, -
разве только если вы находитесь у самого входа в бухту. Вход очень узок, и
с озера бухта совершенно не видна. Были и еще свидетели, подтвердившие
это.
час, когда в высоком, узком зале суда свет вечернего солнца уже стал
меркнуть, Мейсон начал читать письма Роберты одно за другим, совсем просто
и без всякой декламации, но с тем сочувствием и глубоким волнением, какое
пробудилось в нем при первом их чтении. Тогда они заставили его плакать.
дня после ее отъезда из Ликурга, - и прочел их все, вплоть до
четырнадцатого, пятнадцатого, шестнадцатого и семнадцатого.
событиям и фактам можно было воссоздать всю историю знакомства Роберты с
Клайдом, вплоть до его намерения приехать за нею через три недели, затем
через месяц, затем восьмого или девятого июля... и затем - ее внезапная
угроза, после чего он поспешно решил встретиться с нею в Фонде. И пока
Мейсон читал эти бесконечно трогательные письма, влажные глаза,
появившиеся в руках платки и покашливание свидетельствовали о силе их
воздействия на публику и на присяжных.
чувствую, и весело проводить время. Хорошо тебе говорить, когда ты в
Ликурге, окружен друзьями и тебя повсюду приглашают. Мне трудно
разговаривать по телефону от Уилкоксов: всегда кто-нибудь может меня
услышать, а ты все время напоминаешь, что нельзя говорить и того и
другого. Мне надо было о многом тебя спросить, но по телефону не удалось.
Ты все время только повторяешь, что все уладится. Но ты не сказал
определенно, что приедешь двадцать седьмого. Я не совсем разобрала - было
очень плохо слышно, - но как будто ты почему-то задержишься еще позже. Но
это невозможно, Клайд! Папа и мама третьего уезжают в Хемилтон, к дяде. А
Том и Эмилия в тот же день поедут к сестре. Но я не могу и не хочу опять
ехать к ней. И не могу оставаться здесь совсем одна. Так что ты должен,
право же, должен приехать, как обещал. Клайд, в таком положении я не могу
дольше ждать, и ты просто должен приехать и увезти меня отсюда. Только,
пожалуйста, умоляю тебя, не мучай меня больше никакими отсрочками".
тогда торжественно обещал приехать за мной самое позднее через три недели
и уверял, что за это время успеешь все устроить, соберешь достаточно денег
и мы сможем жить на них, пока ты не найдешь где-нибудь другую работу. Но
третьего июля будет уже почти месяц, как я здесь, а вчера ты совсем не был
уверен, что сумеешь приехать третьего. А ведь я сказала тебе, что мои
родители уезжают на десять дней в Хемилтон. Потом, правда, ты сказал, что
приедешь, но сказал как будто для того, чтобы меня успокоить. И я с тех
пор ужасно волнуюсь.
в обморок, и кроме того, я все время мучительно думаю, как же мне быть,
если ты не приедешь, и это сводит меня с ума".
все было по-иному. Но что же мне делать? Я знаю, ты скажешь, что я так же
виновата во всем, как и ты. Если бы люди знали, они бы, наверно, тоже так
думали. Но ведь я так просила тебя, чтобы ты не заставлял меня идти на то,
чего я не хотела делать, - я и тогда боялась, что пожалею об этом. Но я
слишком тебя любила, чтобы дать тебе уйти, раз ты так настаивал..."
время я много молилась об этом - правда, молилась, потому что жизнь теперь
совсем не так дорога мне, как было прежде, когда мы встретились и ты меня
полюбил. Какое это было счастливое время! Если бы все сложилось
по-иному... Если бы мы с тобой тогда не встретились! Так было бы гораздо
лучше и для меня и для всех нас. Но теперь я не могу, Клайд, ведь у меня
нет ни гроша и нет другой возможности дать имя нашему ребенку. Но если бы
я не боялась принести страшное горе и позор маме и отцу и всем своим
родным, поверь, я предпочла бы совсем другой выход. Это чистая правда".
тогда мы ездили на озеро Крам и на другие озера возле Фонды и Гловерсвила
и Литл-Фолз, а теперь... теперь... Только что за Томом и Эмилией зашли их
друзья и подруги, и они пошли собирать землянику. А я смотрела им вслед и
думала, что не могу пойти с ними и никогда уже не буду такой, как они... и
я долго-долго плакала".
столько славных уголков, и все они мне так дороги! Ведь я прожила здесь
всю свою жизнь. Во-первых, у нас тут есть колодец, со всех сторон обросший
зеленым мхом. Я пошла и попрощалась с ним, потому что теперь не скоро
опять приду к нему - может быть, никогда. Потом - старая яблоня; мы всегда
играли под нею, когда были маленькими, - Эмилия, Том, Гифорд и я. Потом
"Вера" - забавная маленькая беседка в фруктовом саду, - мы в ней тоже
иногда играли.
уезжаю из дому с таким чувством, как будто никогда больше не вернусь. А
мама, бедная мама, я так люблю ее, и мне так тяжело, что я ее обманула!
Она никогда не сердится и всегда мне очень помогает. Иногда мне хочется
все рассказать ей, но я не могу. У нее и без того немало огорчений, и я не
могла бы нанести ей такой жестокий удар. Нет, если я уеду и когда-нибудь
вернусь, - замужняя или мертвая, мне это уже почти все равно, - она ничего
не узнает, я не доставлю ей никакого горя, и это для меня гораздо важнее,
чем самая жизнь. Итак, до свидания, Клайд, мы встретимся, как ты сказал
мне по телефону. Прости, что я доставила тебе столько беспокойства.
перевернута последняя страница, - усталый, но торжествующий от сознания,
что его доводы исчерпывающи и неопровержимы, воскликнул:
вместе с мужем и Эмилией и была безмерно измучена долгими, напряженными
днями процесса и особенно этим чтением, вырвался крик, похожий на рыдание,
и она упала в обморок. Клайд, тоже усталый и измученный, услышав ее крик и
увидев, что она упала, вскочил... Тотчас предостерегающая рука Джефсона
опустилась на его плечо, а тем временем судебные пристава и ближайшие
соседи из публики, поддерживая миссис Олден, помогли ей и Тайтусу выйти из
зала. Эта сцена чрезвычайно взволновала всех присутствующих и привела их в
такую ярость, как будто Клайд тут же на месте совершил еще одно
преступление.
стрелки стенных часов показывали пять, и все в суде устали; поэтому судья
Оберуолцер счел нужным объявить перерыв до завтрашнего утра.
о том, что наутро предстоит выступление защиты и любопытно, каковы ее
свидетели и позволят ли Клайду перед лицом такого невероятного множества
показаний против него выступить в качестве свидетеля в свою защиту, или же
его защитники удовольствуются более или менее правдоподобными ссылками на
невменяемость и нравственную неустойчивость? Это может кончиться для него
пожизненным тюремным заключением - не меньше.
себя, хватит ли у него завтра мужества выступить в качестве свидетеля, как
это было ими давно и тщательно обдумано... И еще он думал (из тюрьмы и
обратно его водили без наручников): нельзя ли, если никто не будет
смотреть, завтра вечером, когда все встанут с места, и толпа придет в
движение, и его конвоиры направятся к нему... нельзя ли... вот если бы
побежать, или нет - непринужденно, спокойно, но быстро и как бы ненароком
подойти к этой лестнице, а потом - вниз и... ну, куда бы она ни вела... не
Шилова Юлия
Андреев Николай
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Андреев Николай