что вы живете в Отейле, ей ведь оказали помощь в вашем доме. А в каком
месте Отейля?
номер?
надлежал маркизу де СенМеран?
какая странность...
я не могу понять.
Монте-Кристо, - чтобы эта антипатия лишила меня удовольствия видеть вас
у себя.
бормотал Вильфор.
субботу, в шесть часов, я жду вас, и если вы не приедете, то, знаете, я
могу подумать... что с этим домом, уже двадцать лет необитаемым, связано
нечто зловещее, какая-нибудь кровавая легенда.
няться.
зала г-жа де Вильфор, - и даже как будто собирались сказать, почему
именно, но как раз заговорили о другом.
куда я еду.
вещь, о которой я нередко мечтал целыми часами.
дороги, на пригорке, эти вздымающиеся кверху черные суставчатые руки,
похожие на лапы огромного жука, и, уверяю вас, я всегда глядел на них с
волнением. Я думал о том, что эти странные знаки, так четко рассекающие
воздух и передающие за триста лье неведомую волю человека, сидящего за
столом, другому человеку, сидящему в конце линии за другим столом, выри-
совываются на серых тучах или голубом небе только силою желания этого
всемогущего властелина; и я думал о духах, сильфах, гномах - словом, о
тайных силах, - и смеялся. Но у меня никогда не являлось желания поближе
рассмотреть этих огромных насекомых с белым брюшком и тощими черными ла-
пами, потому что я боялся найти под их каменными крыльями маленькое че-
ловеческое существо, очень важное, очень педантичное, напичканное наука-
ми, каббалистикой или колдовством. Но в одно прекрасное утро я узнал,
что всяким телеграфом управляет несчастный служака, получающий в год ты-
сячу двести франков и созерцающий целый день не небо, как астроном, не
воду, как рыболов, не пейзаж, как праздный гуляка, а такое же насекомое
с белым брюшком и черными лапами, своего корреспондента, находящегося за
четыре или пять лье от него. Тогда мне стало любопытно посмотреть вблизи
на эту живую куколку, на то, как она из глубины своего кокона играет с
соседней куколкой, дергая одну веревочку за другой.
вать мне то, чего я не хочу знать, и станут насильно объяснять мне тай-
ну, которой сами не понимают. Черт возьми, я хочу сохранить свои иллюзии
относительно насекомых; достаточно того, что я утратил иллюзии относи-
тельно людей. Так что я не поеду ни на телеграф министерства внутренних
дел, ни на телеграф Обсерватории. Мне нужен телеграф на вольном воздухе,
чтобы увидеть без прикрас бедного малого, окаменевшего в своей башенке.
Вильфор.
го не хочу понимать. С той минуты, как я что-нибудь пойму, телеграф пе-
рестанет существовать для меня и останется только знак, посланный госпо-
дином Дюшателем или господином де Монталиве и переданный байоннскому
префекту в виде двух греческих слов. А я хочу оставить во всей их чисто-
те насекомое с черными лапами и страшное слово и сохранить все мое к ним
почтение.
чего не увидите.
ях.
лентину наследства и уходили, очень довольные тем, что составили акт,
делающий им немалую честь.
те-Кристо выехал через заставу Анфер, направился по Орлеанской дороге,
миновал деревню Лина, не останавливаясь около телеграфа, который, как
раз в то время, когда граф проезжал мимо, двигал своими длинными, тощими
руками, и доехал до башни Монлери, расположенной, как всем известно, на
самой возвышенной точке одноименной долины.
ке, шириной в полтора фута, начал подниматься в гору; дойдя до вершины,
он оказался перед изгородью, на которой уже зеленели плоды, сменившие
розовые и белые цветы.
деревянная решетка, привешенная на ивовых петлях и запирающаяся пос-
редством гвоздя и веревки. Граф тотчас же освоился с этим механизмом, и
калитка отворилась.
шириной; с одной стороны он был окаймлен той частью изгороди, в которой
было устроено остроумное приспособление, описанное нами под названием
калитки, а с другой примыкал к старой башне, обвитой плющом и усеянной
желтыми левкоями и гвоздиками.
бабушка, которую пришли поздравить внуки, могла бы поведать немало ужас-
ных драм, если бы У нее нашелся и голос в придачу к тем грозным ушам,
которые старая пословица приписывает стенам.
окаймленной бордюром и многолетнею толстою букса, чьи оттенки привели он
в восхищение взор Делакруа, нашего современного Рубенса. Дорожка эта
имела вид восьмерки и заворачивала, переплетаясь, так что на прост-
ранстве двадцати шагов можно было сделать прогулку в целых шестьдесят.
Никогда еще Флоре, веселой и юной богине добрых латинских садовников, не
служили так старательно и так чистосердечно, как в этом маленьком сади-
ке.
было ни одного листочка со следами мушки, ни одной жилки, обезображенной
зеленой тлей, которая опустошает и пожирает растения на сырой почве. А
между тем в саду было достаточно сыро; об этом говорили черная, как са-
жа, земля и густая листва деревьев. Впрочем, естественную влажность
быстро заменила бы искусственная, благодаря врытой в углу сада бочке со
стоячей водой, где на зеленой ряске неизменно пребывали лягушка и жаба,
которые, вероятно, из-за несоответствия характеров, постоянно сидели
друг к другу спиной на противоположных сторонах круга.
сорного побега; ни одна модница не холит и не подрезает так тщательно
герани, кактусы и рододендроны в своей фарфоровой жардиньерке, как это
делал хозяин садика, пока еще незримый.
тановился и окинул взглядом все это владение.
страстный садовод.
Ильин Андрей
Акунин Борис
Лукьяненко Сергей
Громыко Ольга
Прозоров Александр
Прозоров Александр