оправданием Иоганну. Мол, хоть он и не участвует в операции, но все равно
его подстерегает опасность, причем ничуть не меньшая, чем Зубова. Ведь не
в силах же он предугадать, когда и откуда будет совершено покушение на
Генриха.
себя и Генриха, но тогда польские патриоты попадут в засаду.
чрезвычайно сложного положения, в которое он попал. А что, если попытаться
убедить Генриха, чтобы он не выходил из своего номера в гостинице? Нет,
Генрих сейчас необычайно взвинчен и не захочет довольствоваться обществом
Вайса. Он скорее предпочтет компанию, с которой прибыл сюда для ревизии
"штаба Вали". Вместе со своими берлинскими коллегами будет по-прежнему
бурно развлекаться в кабаках и ресторанах, где на него всего легче
совершить покушение.
это означало бы выдать на расправу контрразведке спровоцированных
Душкевичем поляков.
Чижевский выполнит задание. Но Иоганн не считал необходимым ставить его в
известность об этом. Вполне достаточно, если Чижевский будет
руководствоваться в своих действиях сознанием, что срыв задания ставит под
угрозу жизнь многих поляков.
И был встречен с подчеркнутой неприветливостью, которая могла бы выглядеть
оскорбительной, если бы Иоганн с первых же слов не обезоружил Генриха
своим подкупающим простодушием.
улыбкой: - Понимаешь, соскучился. - И, бросив взгляд на столик с
закусками, на окаменело сидевшего в позе неприступного величия полковника
Иоахима фон Зальца, на Ангелику Бюхер, полулежавшую несколько поодаль в
качалке с бокалом красного вина, который она грела в ладонях, спросил: -
Можно, я поем у тебя? - И пожаловался: - Весь день на ногах, ужасно
голоден.
троих его присутствие в этой комнате. И, поняв это, выдвинул неотразимый
повод для визита. Ну разве можно отказать в гостеприимстве
проголодавшемуся человеку? Это было бы верхом неприличия.
ледяного лица полковника и негодующей физиономии Ангелики, молча сел за
стол и так сосредоточенно занялся едой, что спустя некоторое время его
даже перестали замечать.
это Вайсу было, в сущности, начхать. Он достиг того, чего хотел. Победил в
этом крохотном турнире на выдержку, волю и самообладание.
появлением Вайса разговор. Вылетая из его рта, сухие слова, казалось,
потрескивали.
мы одарены фанатической способностью быть преданными идеалу, заложенному в
наши сердца и умы еще предками. Вначале Европа, а потом и весь мир - вот
он, наш идеал. Мы должны обладать миром во имя национального самосознания.
Наша историческая миссия - властвовать над народами.
цели, - вещал своим скрипучим голосом Зальц. - Извечный страх перед
насилием над личностью, над целыми народами мы превратили в универсальное
орудие. Доблестная готовность немецкого солдата идти на смерть
складывается из двух моментов. Его сознание абсолютно подчинено мысли, что
уклонение от этой готовности грозит ему смертью. И страх перед наказанием
освобождает его от психической боязни смерти. Так страх перед насилием
порождает способность к насилию. Как бы противна ни была нашей природе
жестокость, она диктуется гуманной необходимостью: страх перед жестокостью
уменьшит количество людей, которые могут стать жертвой жестокого
возмездия...
за облаками сигарного дыма, - к приговоренным военным преступникам
свидетельствовали бы о нашей неспособности решительно аннулировать все то,
что чуждо нашему духу, заражено социальной инфекцией марксизма. Чтобы
закончить наш разговор, скажу вам, любезный господин Шварцкопф, что я
решительно не согласен с вами...
спросил, не поднимая глаз:
следует, что самый храбрый немецкий солдат одновременно и самый большой
трус? И мы должны быть жестокими из страха, чтобы нас самих не повесили за
недостаточную жестокость? - Не дожидаясь ответа, Вайс развалился в кресле
и, ковыряя в зубах спичкой, обратился к Генриху: - Следуя программе
господина Иоахима фон Зальца, ты должен прийти к выводу: необходимо
принять участие в казни военнослужащих. Ведь таким способом ты подтвердишь
правильность его умозаключений - бесстрашно разделаешься с приговоренными
только из боязни быть обвиненным в слабодушии? - Твердо взглянув в белесые
глаза полковника, Вайс сказал: - Так получается, если следовать вашей
логике. - Ухмыльнулся: - Во всяком случае, меня такая логика не
воодушевила бы, хотя она и выражена столь торжественными словами, что они
могли бы стать гимном трусости.
завизжал фон Зальц.
чем, что наносит оскорбление доблестному вермахту. А вы сейчас обвинили
его в трусости.
же подтвердить это.
полковник излагал нацистские идеи, правда, в несколько обнаженном виде.
позволил себе лишнее.
руку: - Ведь мы с вами старые друзья?
погорячился.
полковника, напомнила: - Вы, кажется, хотели отдохнуть?
живо:
Тебя действительно затошнило от его откровений, или это мне только
показалось?
отказываюсь присутствовать при казни.
меня за дружескую услугу: ведь я помог им убраться отсюда.
палачей-добровольцев из лагеря военнопленных, любой русский охотно
согласился бы?
попытались бы их спасти?
военнопленных!
чем-то убедили бы и меня.
этим четырем...
парировал Вайс.
дружба в том и заключается, чтобы не щадить своей шкуры ради друга.
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Никитин Юрий
Суворов Виктор
Распопов Дмитрий