Чтение 156–й страницы книги ~На повестке дня

Комната выглядела уютной. Видно было, что шедевры прошлого
предназначены для того, чтобы ими пользовались, а не только любовались. Взяв
в руки пульт дистанционного управления, Самуил Уинтерс выключил телевизор.

- Ну, что скажешь? - произнес он.

- Дай мне подумать, Самуил. - Мандель обвел взглядом кабинет. -
Скажи-ка, ведь у тебя все это с самого рождения. И тем не менее ты всю жизнь
работаешь не покладая рук.

- Я историк по образованию, то есть выбрал сферу деятельности, в
которой наличие состояния многое упрощает, - ответил Уинтерс. - Временами я
испытываю из-за этого чувство вины. Я всегда могу поехать туда, куда хочу,
пользоваться архивами, к которым у других нет доступа. И тот вклад, который
я внес в науку, вряд ли сопоставим с полученным мною удовольствием. Моя жена
часто говорила мне об этом. - Он взглянул на портрет миловидной темноволосой
женщины, одетой по моде сороковых годов. Портрет висел позади письменного
стола между двумя огромными окнами, выходящими на Семьдесят третью улицу.

- Тебе ее не хватает?

- Это трудно выразить словами. Я часто прихожу сюда, чтобы поговорить с
ней.

- Я тоже не думал, что смогу дальше жить без Ханны. Но странно, что,
памятуя о том, через что ей пришлось пройти в Германии, я молил Бога, чтобы
она покинула меня первой, хотя это звучит ужасно. Я считал, что смерть еще
одного любимого человека станет невыносимой для нее и она не справится с
горем в одиночестве.

- Очень благородно с твоей стороны, как и все то, что ты говоришь и
делаешь, мой старый друг. В особенности, учитывая то, что тебе предстоит
сделать. И ты, я уверен, сделаешь это лучше меня.

- Чепуха!

- Именно ты должен воплотить в жизнь эту идею, и тогда все будут
молиться на тебя.

- Кстати, Самуил, когда ты последний раз был в синагоге?

- Дай вспомнить. Сын женился в Париже, тогда я сломал ногу и не смог
присутствовать на свадьбе, а дочь сбежала с этим сумасшедшим красавцем
киношником, зарабатывающим гораздо больше денег, чем заслуживают все его
сценарии, в которых я ничего не понимаю, так что это, наверное, было в 1945
году, когда я вернулся с войны. Ну конечно! - Самуил Уинтерс взглянул на
портрет жены. - Она заставила меня туда пойти, а мне не терпелось затащить
ее в постель.

- Ну что ты такое говоришь! Я не верю ни одному твоему слову.

- В данном случае ты не прав.

- А ведь он может стать опасным, - неожиданно сменил тему разговора
Мандель, переходя к обсуждению кандидатуры Эвана Кендрика.

Но Уинтерс понял его, поскольку в ходе их беседы продолжал размышлять о
том же.

- Почему? Все, что мы узнали о нем, и, уверен, нам предстоит узнать еще
больше, свидетельствует об отсутствии у него страстного стремления к власти.
Так в чем же опасность?

- В его фанатичной независимости.

- Но это же хорошо! Из него может получиться прекрасный президент. Он
не потерпит напыщенных болтунов, соглашателей и подхалимов. Первых, как мы
видели, он уже разнес в пух и прах, а с остальными будет еще легче
расправиться.

- Значит, я неверно выразился, - сказал Мандель. - Возможно, потому,
что сам в этом еще толком не разобрался.

- Или это я такой тупой. Иаков, все-таки что ты хочешь мне сказать?

- А что, если он узнает о нашем существовании? Предположим, этот
Кендрик узнает, что его кодовое имя Икар и что он является продуктом
общества "Инвер Брасс".

- Узнает? Но каким образом? Нет, это невозможно.

- Путем здравых рассуждений, а этот молодой человек умен, можно сделать
и невозможное, и какова тогда будет его реакция? Тем более, что он фанатично
стремится сохранить свою независимость.

Самуил Уинтерс подпер ладонью подбородок и уставился в выходящее на
улицу окно, затем перевел взгляд на портрет жены.

- Кажется, я понимаю, куда ты клонишь, - произнес он, поминая неясные
образы из своего прошлого. - Он придет в ярость. Он будет считать себя
частью той трясины коррупции в которую его как бы бесповоротно втянули. Его
возмущению не будет предела.

- На твой взгляд, как он поступит, находясь в таком состоянии? -
развивал свою мысль Мандель. - В долгосрочном плане, зачем ему раскрывать
наши имена? Возникнут недомолвки, слухи. Помнишь, что было, когда
трехсторонняя комиссия36 продвигала Джимми Картера? В тех слухах
было гораздо больше правды, чем вымысла, но никого это не волновало. А что
сделает Кендрик?

- Боже мой! - тихо произнес Уинтерс. - Ничего, кроме отвращения, это у
него не вызовет.

- Тебе, Самуил, это что-нибудь напоминает?

- Да, но это случилось много лет назад. Тогда и время и обстоятельства
были другими.

- Не думаю, что многое изменилось.

- Но я не занимал никаких высоких постов.

- Тебе не составило бы труда занять их. Блестящий, сказочно богатый
декан Колумбийского университета, к которому обращались за советом все
президенты, чьи выступления в комитетах палаты представителей и сената
приводили к изменению национальной политики... Тебя выдвинули на пост
губернатора штата Нью-Йорк, буквально единогласно проголосовали за тебя в
Олбани, и вот тогда, всего за несколько недель до съезда партии, ты узнаешь,
что какая-то неизвестная тебе политическая организация содействовала твоему
выдвижению и неизбежному последующему избранию.

- Для меня это было сильным ударом. Я ничего не слышал об этой
организации и о ее членах.

- Несмотря на это, ты решил, правильно или неправильно, что этот тайный
механизм потребует, чтобы ты выполнял его указания, и тогда ты сбежал,
оставив всех в полном замешательстве.

- Это было омерзительно, противоречило всем принципам любого открытого
политического процесса, который я когда-либо поддерживал.

- Вот тебе и фанатическая независимость! - добавил Иаков Мандель. - А
затем наступил вакуум власти, возник политический хаос, разброд в партии. На
сцене появились оппортунисты, они-то и захватили власть, а потом последовали
шесть лет с драконовскими законами и коррупцией в органах государственной
власти от верхнего до нижнего течения Гудзона.

- И во все этих бедах ты обвиняешь меня?

- Эти события взаимосвязаны, Самуил. Высокочтимый Цезарь отказался от
короны, и все полетело к чертям.

- Хочешь сказать, что Кендрик может отказаться от предлагаемой ему
должности?

- Но ведь ты отказался! Ушел, хлопнув в ярости дверью.

- Я сделал это потому, что неизвестные мне люди потратили огромные
деньги для того, чтобы поставить меня на эту должность. Я не знал, почему
они это делали. Если они действительно были заинтересованы в формировании
действенного правительства, а не руководствовались личными интересами, то
почему они не пришли и открыто не сказали об этом?

- А почему мы не делаем этого?

Уинтерс посмотрел на Манделя. В глазах появилась грусть.

- Потому что мы как бы исполняем роль богов. Мы обязаны это делать,
потому что знаем то, что неведомо другим. Мы знаем, что произойдет, если мы
откажемся делать это. У нашего народа вместо президента появится король, во
главе всех штатов встанет император. Но скрывающиеся в тени жалкие шакалы не
понимают, что означает власть короля. Именно их, жаждущих такой замены,
следует уничтожить в первую очередь, ибо иного пути нет.

- Понимаю тебя. Опасаясь, я проявляю осторожность.

- Значит, мы должны быть предельно острожными и уверенными в том, что
Эван Кендрик никогда о нас не узнает. Все очень просто.

- Ничего простого не бывает, - возразил Мандель. - Кендрик не глупец.
Он задумается над тем, почему ему вдруг стали уделять столько внимания.
Вараку необходимо чрезвычайно тщательно продумывать сцены и действия своего
сценария, каждый следующий эпизод логически должен вытекать из предыдущего.

- Удивительно! - заметил Уинтерс, вновь взглянув на портрет покойной
жены. - Дженни часто говорила мне: "Не слишком ли все просто, Самуил? Другие
лезут из кожи вон ради пары строчек в газетах, а тебе посвящают целые
редакционные статьи, восхваляющие тебя за деяния, которые ты, возможно, и не
совершал". Вот почему я начал задавать себе вопросы и таким образом узнал,
что произошло.

- И тогда ты исчез.

- Конечно.

- Но почему ты именно так поступил, каковы истинные мотивы?

? Ты, Иаков, сам ответил на этот вопрос. Я был возмущен.

- И ты так поступил, несмотря на то, как много ты мог бы сделать?

- Ну разумеется.

- Можно утверждать, Самуил, что ты не горел желанием занять этот пост.

- И здесь ты прав. Хочешь - удивляйся, хочешь - нет, но я никогда и ни
в чем не стремился стать победителем. Хорошо это или плохо, но мне никогда
не доводилось ломать голову, как прокормить свою семью.

- Одно могу сказать, Самуил: у Кендрика должно появиться страстное
стремление к победе.

- Огонь в груди - мощный стимул. Мы должны были подумать об этом в
первую очередь. Решили, что он просто ухватится за предоставленную ему
возможность. Какие же мы глупцы!

- Я все-таки вспоминаю твою историю и твою фанатичную независимость. Из
яркой, обладающей огромными возможностями личности, с которой связывали
большие надежды, ты превратился в слабака, прошу прощения. Ушел и освободил