ле; хотя мне и говорили о ней много хорошего, но ее итальянское произно-
шение гораздо хуже вашего. Однако госпожа Корилла замужем и имеет ребен-
ка, а это создает ей условия, более заслуживающие моего одобрения, чем
те, в которых вы упорно желаете оставаться.
ла потрясена тем, какую добродетельную особу добродетельнейшая и прони-
цательнейшая императрица предпочла ей.
голосе Консуэло сомнение насчет ее избранницы. - Она недавно произвела
на свет ребенка, которого препоручила почетному и ревностному служителю
церкви, господину канонику, дабы он воспитал дитя в христианском духе.
И, без всякого сомнения, это достойное лицо не взяло бы на себя такой
тяжелой обязанности, не заслуживай мать ребенка его полного уважения.
шалась хоть тем, что каноник заслужил одобрение, а не порицание за усы-
новление ребенка, к которому она сама его понудила.
себе, когда императрица с величественным видом вышла из гостиной, слегка
кивнув ей головой на прощанье. - Что ж, - утешала она себя, - даже в са-
мом плохом есть что-то хорошее, а заблуждения людей подчас дают хорошие
результаты. У каноника не отнимут его прекрасной приории, не лишат Анд-
желу ее доброго каноника, Корилла исправится, раз за это дело берется
императрица, - а я все-таки не стала на колени перед женщиной, которая
вовсе не лучше меня!"
рее, дрожа от холода и в волнении нервно потирая руки. - Надеюсь, мы по-
бедили?
ла Консуэло.
Когда переступим порог последней двери дворца, я все расскажу вам.
Кауница, выйдя от маркграфини?
дил?
рица австрийская и королева венгерская - такая же сплетница.
распространяясь о причинах, навлекших на нашу героиню немилость Ма-
рии-Терезии. Остальное огорчило бы маэстро, обеспокоило бы и, пожалуй,
вооружило бы против Гайдна, ничего при этом не исправив. Не хотела Кон-
суэло также говорить и своему юному другу о том, о чем умолчала перед
Порпорой. Она не без основания пренебрегла теми неопределенными обвине-
ниями, которые, видимо, были переданы императрице двумя-тремя недоброже-
лателями и не получили в обществе никакого отклика. Корнеру же Консуэло
нашла нужным все рассказать. Он посмотрел на дело так же, как она, и,
чтобы злоба не могла взрастить эти семена клеветы, принял очень разумные
и великодушные меры: посланник уговорил Порпору переехать вместе с Кон-
суэло в его дворец, а Гайдн поступил на службу в посольство в качестве
одного из секретарей. Таким образом старый маэстро избавлялся от нужды,
Иосиф продолжал оказывать ему кое-какие личные услуги, что давало ему
возможность часто видеться с учителем и брать у него уроки, а Консуэло
была ограждена от злобных обвинений.
шена на императорскую сцену. Консуэло не сумела понравиться Марии-Тере-
зии. Великая королева, забавляясь закулисными интригами, о которых ей
рассказывали Кауниц и Метастазио, изощряясь в изящном остроумии, желала
играть роль олицетворенного венценосного провидения для своих актеров, а
те разыгрывали перед нею кающихся грешников и демонов, обращенных на
путь истинный. Само собой разумеется, что в числе этих лицемеров, полу-
чавших за свое мнимое благочестие маленькие пенсии и мелкие подачки, не
было ни Кафариэлло, ни Фаринелли, ни Тези, ни г-жи Гассе, короче говоря
- никого из великих виртуозов, которыми поочередно наслаждалась Вена:
этим многое прощалось за их талант и известность. Второстепенных же мест
в театрах обыкновенно добивались люди, старавшиеся подладиться под хан-
жеские и назидательные прихоти императрицы. И ее величество, вносившая
во все дух политической интриги, поднимала дипломатическую суетню по по-
воду брака и обращения кого-либо из них. Из "Мемуаров" Фавара (интерес-
нейшего романа, действительно разыгравшегося за кулисами) видно, нас-
колько трудно было посылать в Вену певцов и оперных актрис, поставка ко-
торых была поручена автору. Их хотели заполучить по дешевой цене и тре-
бовали к тому же, чтобы они были целомудренны, как весталки. Мне кажет-
ся, этому привилегированному остроумному поставщику Марии-Терезии после
усердных поисков так-таки и не удалось найти в Париже ни одной подходя-
щей кандидатки; правда, это делает больше чести искренности, чем добро-
детели наших "оперных девиц", как их тогда называли.
поучительный характер, достойный ее добродетельного величия. Монархи
всегда играют комедию, а великие монархи, быть может, больше чем другие.
Порпора это беспрестанно утверждал, и он не ошибался. Великая императри-
ца, ярая католичка, примерная мать, без всякого отвращения разговаривала
с проституткой, наставляла ее, вызывала на необычайные признания, и все
это ради того, чтобы привести кающуюся Магдалину к стопам Спасителя.
Личная шкатулка ее величества - посредница между грехом и раскаянием -
была в руках императрицы верным и чудодейственным средством для спасения
многих заблудших душ. И Корилла, плачущая и поверженная к ее ногам, если
не фактически (я сомневаюсь, чтобы она могла переломить свою необуздан-
ную натуру для такой комедии), то в докладах императрице г-на Кауница,
ручавшегося за эту новоиспеченную добродетель, должна была неминуемо
взять верх над такой решительной, гордой и мужественной девушкой, как
непорочная Консуэло. Мария-Терезия ценила в своих театральных любимцах
лишь ту добродетель, творцом которой считала одну себя. Добродетель же,
развивавшаяся или сохранившаяся сама по себе, мало ее интересовала. Им-
ператрица не верила в нее, хотя ее собственная добродетель и должна была
пробуждать в ней такую веру. Наконец, манера Консуэло держать себя заде-
ла ее: императрица сочла ее вольнодумкой и резонеркой. Zingarella проя-
вила слишком много самонадеянности и заносчивости, претендуя на уважение
и признание ее нравственности без вмешательства императрицы. Когда Кау-
ниц, притворявшийся беспристрастным, но в то же время вредивший Консуэло
в пользу Кориллы, спросил ее величество, соблаговолила ли она принять
просьбу "этой девочки", Мария-Терезия ответила: "Мне не понравились ее
убеждения. Больше не говорите мне о ней". И этим все было сказано. Го-
лос, лицо, само имя Порпорины были совершенно забыты.
впал. Консуэло была вынуждена ему сказать, что императрица считает не-
возможным ее поступление на императорскую сцену из-за того, что она не-
замужняя.
Разве императрица уже успела выдать ее замуж?
рилла слывет здесь вдовой.
нул Порпора с горьким смехом. - Но что скажут, когда узнают правду и бу-
дут свидетелями новых бесчисленных случаев ее вдовства? А ребенок, кото-
рого, как я слышал, она оставила под Веной у одного каноника? Она хотела
приписать младенца графу Дзустиньяни, а тот посоветовал ей препоручить
его отеческим ласкам Андзолето! Ну и потешится она с товарищами, расска-
зывая им об этом с присущим ей цинизмом, и нахохочется в тиши своей
спальни над тем, как ловко провела императрицу!
рые служат как бы преддверием к их собственным ушам. Многое не доходит
до императорского слуха, в их святилище проникает лишь то, что эти стра-
жи пожелают пропустить. К тому же, - добавил Порпора, - у нее всегда ос-
танется в запасе покаяние, а господину Кауницу будет поручено следить за
выполнением наложенной на нее эпитимии.
глубоко опечален. Он терял надежду на постановку своей новой оперы, тем
более что либретто к ней писал не Метастазио, этот присяжный пиит прид-
ворной поэзии. Порпора, видно, догадывался, что Консуэло не проявила
достаточной ловкости, не сумела заслужить милости императрицы, и выска-
зал ей по этому поводу свое неудовольствие. К довершению несчастья, за-
метив однажды, как восторгается и гордится Порпора быстрыми успехами,
достигнутыми под его руководством Иосифом Гайдном, венецианский послан-
ник имел неосторожность открыть маэстро правду относительно юноши и по-
казать первые прелестные опыты музыкального творчества его ученика, на-
чинавшие ходить по рукам и обратившие уже на себя внимание любителей му-
зыки. Тут маэстро раскричался, что его обманули, и пришел в неистовую
ярость. К счастью, он не обвинил Консуэло в соучастии в этой хитрости, а
г-н Корнер, видя, какую вызвал бурю, поспешил искусной ложью пресечь в
старике всякое подозрение на этот счет. Но он не мог помешать изгнанию
Иосифа на несколько дней из комнаты учителя, и понадобилось все влияние
Корнера, обусловленное его покровительством старику и оказанными им ус-